– …абсолютно бесплатным. Он усадил ее в кресло, продолжая болтать, но теперь казался слегка неуверенным, как будто потерял нить. Пока помощник завязывал девушке глаза белым шелковым платком, Джейкобс несколько раз смотрел на меня. Если его мысли и занимало что-то другое, зрители ничего не заметили: маленькая красивая девушка собиралась сфотографироваться у ног гигантской красивой девушки – причем не как-нибудь, а с завязанными глазами, – что вызывало немалый интерес. Как и то, что живая девушка демонстрировала всю прелесть своих ножек, а та, что на фотографии, – своей груди. – А кому… – начала девушка, и Джейкобс тут же поднес микрофон к ее губам, чтобы вопрос могли слышать все присутствующие, – нужна моя фотка с повязкой на глазах? – У тебя не все прикрыто повязкой, дорогуша! – крикнул кто-то из толпы, что вызвало одобрительный смех. Девушка на стуле крепко сжала коленки, но тоже слабо улыбнулась. Так улыбаются люди, которым ничего другого не остается. – Дорогая, я думаю, что вас ждет удивительный сюрприз, – пообещал Джейкобс и повернулся к толпе. – Электричество! Хотя мы все воспринимаем его как нечто само собой разумеющееся, оно является самым большим чудом природы. По сравнению с ним пирамида Хеопса – просто муравейник! Электричество – основа нашей современной цивилизации! Кое-кто считает, что понимает его суть, но позвольте вас заверить, леди и джентльмены, что никто не может постичь тайны электричества, той силы, что связывает саму Вселенную в единое гармоническое целое. Понимаю ли его я? Нет. Во всяком случае, не до конца. Но зато мне известна его сила разрушения, исцеления и создания волшебной красоты! Как вас зовут, мисс? – Кэти Морс. – Кэти, есть старинное изречение: красота – в глазах смотрящего. Сегодня вечером мы и все присутствующие убедимся в его справедливости, а когда вы отсюда уйдете, у вас будет портрет, который вы сможете показать своим внукам. А они – своим! И если эти пока еще нерожденные потомки не станут им восхищаться, мое имя – не Дэн Джейкобс. А оно действительно другое, подумал я. Меня уже шатало из стороны в сторону, как будто в такт доносившейся с каруселей музыке и звону в ушах. Я пытался остановиться, но понял, что не могу. Меня не покидало странное ощущение, будто из ног вытягивали по одной все косточки, превращая их в бесполезные куски плоти. Ты – Чарлз, а не Дэн. Неужели ты думаешь, что я не знаю человека, который вернул моему брату голос? – А теперь, леди и джентльмены, я попрошу вас на мгновение закрыть глаза! Помощник театрально закрыл ладонью свои. Джейкобс крутанулся на месте, приподнял черную ткань на задней панели камеры и набросил себе на голову. – Закройте глаза, Кэти! – скомандовал он. – Электрический импульс настолько мощный, что может на время даже ослепить! Считаю до трех! Один… два… и три! Я снова ощутил, как воздух вдруг стал удивительно плотным, и окружающие, похоже, тоже это заметили, потому что толпа отшатнулась назад. Затем послышался громкий треск, будто кто-то щелкнул пальцами возле моего правого уха. Все озарилось яркой синей вспышкой. – О-о-о… – охнули зрители. А когда все увидели, что стало с фотографией на большом полотне, над толпой пронесся крик изумления: – А-А-А-А-А! Вечернее платье осталось прежним – очень открытое, усыпанное серебряными блестками. Кокетливое очертание чашечек и сложная прическа не изменились. Однако грудь стала меньше, а волосы – светлыми. Перемены коснулись и лица. Теперь на полу танцевального зала стояла Кэти Морс. Я моргнул, и юная оклахомка исчезла, а на ее месте оказалась Астрид. Точно такая, как в шестнадцать лет, когда я изнывал от любви к ней днем и от похоти – в конце концов утоленной – ночью. Ошеломленная толпа выдохнула, и мне пришла в голову дикая мысль, которая тем не менее казалась верной: все присутствующие видели кого-то из своей прожитой жизни – навсегда канувшего в Лету или измененного живым течением времени. А потом на фотографию снова вернулась Кэти Морс, но это было не менее изумительным. Кэти Морс ростом двадцать футов, в дорогом платье, которого у нее никогда не будет в реальной жизни. Бриллиантовые серьги никуда не делись, и хотя помада на губах сидевшей на стуле девушки была розовой, на огромной фотографии она стала ярко-алой. Никаких следов повязки на глазах. Все тот же преподобный Джейкобс, подумал я, хотя за это время он и освоил куда более впечатляющие трюки, чем электрический Иисус, идущий по воде Мирного озера, или лента из ткани с игрушечным моторчиком внутри. Он отбросил черную ткань и вытащил пластинку из своей камеры. Показал ее зрителям, и по толпе снова прокатился изумленный гул. Затем Джейкобс поклонился и повернулся к Кэти, явно не понимавшей, что происходит. Он протянул ей пластинку со свовами: – Снимите повязку с глаз, Кэти. Теперь уже можно. Она стянула повязку и увидела снимок: провинциальная девчушка превратилась в блистательную французскую куртизанку. Она прикрыла руками рот, но Джейкобс успел поднести микрофон прямо к ее губам, и все услышали, как она простонала: – Боже ты мой! – А теперь повернитесь! – скомандовал Джейкобс. Девушка поднялась, обернулась, посмотрела и отшатнулась от своего портрета, на котором она была высокой, невероятно ухоженной и в потрясающем наряде. Джейкобс обнял ее за талию, чтобы поддержать. Он снова сжал руку, в которой держал микрофон – наверняка в ней было спрятано какое-то устройство дистанционного управления, – и на этот раз толпа не просто охнула, а разразилась криками восхищенного изумления. Гигантская Кэти Морс стала нарочито медленно поворачиваться, демонстрируя спинку платья, гораздо более откровенную. Она посмотрела через плечо… и подмигнула. Джейкобс не забыл о микрофоне – было видно, что он уже набил на этом руку, – и по толпе разнеслось так же отчетливо, как и в первый раз: – Охренеть можно! Все засмеялись и захлопали. Щеки Кэти залил малиновый румянец, и смех только усилился. А портрет над ней и Джейкобсом стал меняться. Светлые полосы начали темнеть, а черты лица расплываться, и только алая помада оставалась ярким пятном, как улыбка Чеширского кота в «Алисе в Стране чудес». На полотне снова появилась первоначальная девушка. Образ Кэти Морс исчез без следа. – Но это изображение никогда не исчезнет, – заверил Джейкобс, поднимая старомодную пластинку. – Мой помощник напечатает его и вставит в рамку, и вы сможете забрать его сегодня вечером, когда отправитесь домой. – Эй, парень, гляди! – крикнул кто-то из первого ряда. – Она сейчас упадет! Но ничего подобного не случилось – она лишь покачнулась. А вот я действительно потерял сознание. Когда я открыл глаза, то обнаружил, что лежу на двуспальной кровати под одеялом, натянутым до самого подбородка. Я повернул голову вправо и увидел стену, обшитую панелями под дерево. Слева располагался хорошо оборудованный кухонный уголок с холодильником, раковиной и микроволновкой. Дальше стоял диван, обеденный стол с четырьмя стульями и даже мягкое кресло перед встроенным телевизором. Я не мог вытянуть шею и увидеть водительское место, но как гастролирующий музыкант, проехавший десятки тысяч миль в кемперах (хотя и не таких навороченных), точно знал, где нахожусь. В большом жилом автофургоне, не исключено, что в «баундере». Чьем-то доме вдали от дома. У меня был жар, я весь горел. Во рту пересохло, а горло драло так, будто его терли наждаком. И к тому же подкрадывалась ломка. Я сбросил одеяло, и меня мгновенно пробрала дрожь. Заметив тень, я повернул голову и увидел Джейкобса. В руках он держал нечто чудесное – высокий стакан с апельсиновым соком и торчащей из него соломинкой. Лучше мог быть только заряженный шприц, но всему свое время. Я протянул руку за стаканом. Джейкобс накинул на меня одеяло и опустился возле кровати на колено. – Потихоньку, Джейми. Боюсь, тебя здорово прихватило. Я сделал глоток – изумительное ощущение. Попытался взять стакан и осушить его залпом, но Джейкобс мне не позволил: – Сказал же, потихоньку. Я опустил руку, и он дал мне еще один глоток. Этот прошел хорошо, но от третьего живот скрутило спазмом, и дрожь вернулась. Причиной тому был не грипп. – Мне нужна дурь, – признался я. Мне не хотелось возобновлять знакомство со священником, которого я знал в детстве, со своим первым взрослым другом, таким образом, но наркоманы лишены стыда. К тому же у него самого могло быть рыльце в пушку. А иначе зачем ему представляться Дэном Джейкобсом вместо Чарлза? – Да, – сказал он. – Я видел следы. И намерен поддерживать тебя, по крайней мере пока ты не справишься с болезнью. Иначе тебя будет рвать при каждом приеме пищи. А до нормального веса тебе надо набрать минимум фунтов пятьдесят. Он достал из кармана коричневый пузырек с маленькой ложечкой, прикрепленной к крышке. Я потянулся за ним. Он покачал головой и отвел руку: – Те же правила. Из моих рук. Он отвинтил крышку, вытряхнул на ложку крошечную порцию грязно-белого порошка и поднес мне к носу. Я втянул порошок правой ноздрей. Он насыпал новую порцию, и я втянул ее левой. Этого количества мне было явно недостаточно, однако дрожь потихоньку утихала, и вид холодного апельсинового сока уже не вызывал позывов к рвоте. – Теперь можешь подремать, – сказал Джейкобс. – Или покемарить, как у вас это зовется. Я собираюсь приготовить тебе куриный бульон. Не такой, конечно, как варила твоя мама, а «Кемпбеллз», но другого у меня нет. – Боюсь, что не смогу, и меня вырвет, – предупредил я, но, как выяснилось, смог. Выпив из его рук всю кружку, я попросил еще дури. Он дал мне вдохнуть пару крошечных доз. – Откуда у тебя это? – поинтересовался я, когда он засунул пузырек в передний карман джинсов, в которые успел переодеться. Он улыбнулся. Эта улыбка осветила его лицо, и я вновь увидел перед собой того двадцатипятилетнего мужчину, который любил свою жену и обожал маленького сына. – Джейми, – ответил он, – я работаю в парках развлечений и на карнавалах уже очень давно. И если бы я не мог найти наркотики, то был бы либо слепцом, либо идиотом. – Мне нужно больше. Я должен уколоться. – Нет, уколоться ты хочешь, и дозы для этого ты от меня не получишь. Я не стану помогать тебе ловить кайф. Я просто не хочу, чтобы ты корчился в судорогах и умер в моем доме. А теперь поспи. Уже почти полночь. Если завтра тебе станет полегче, мы о многом поговорим, в частности, о том, как тебе избавиться от зависимости. Если нет, я отвезу тебя в больницу Святого Франциска или в университетский медицинский центр. – Желаю удачи в попытке меня туда пристроить, – отозвался я. – Я на грани разорения, а вся моя медицинская страховка – тайленол в ночной аптеке. – Как говорила Скарлетт О’Хара, мы подумаем об этом завтра, поскольку завтра будет другой день. – Бред собачий! – прохрипел я. – Как скажешь. – Дай мне еще. – Две крошечные щепотки, на которые он расщедрился в прошлый раз, были мне как слону дробина, но все же лучше, чем ничего. Он подумал и дал еще две щепотки. Даже меньше предыдущих. – Давать героин человеку с тяжелым гриппом… – сказал он и усмехнулся. – Я, должно быть, совсем спятил. Ощупав себя под одеялом, я понял, что раздет до трусов. – Где моя одежда? – В шкафу. Боюсь, что положил ее отдельно от своей. Она с душком. – Мой бумажник в переднем кармане джинсов. Там квитанция на сумку и гитару. Одежда – чепуха, но гитара – нет. – Автовокзал или железнодорожный? – Авто. – Хотя дурь поступала в виде порошка и в микроскопических количествах, она была либо отличного качества, либо действовала на мой истощенный организм особенно сильно. От выпитого бульона по животу разливалось тепло, и веки налились свинцом. – Спи, Джейми, – сказал он и слегка сжал мне плечо. – Если хочешь выздороветь, надо спать. Я откинулся на подушку. Она оказалась намного мягче, чем в мотеле «Фэйрграундз инн». – А почему ты называешь себя Дэном? – Потому что так меня зовут. Чарлз Дэниел Джейкобс. А теперь спи. Я собирался последовать его совету, но была одна вещь, про которую я должен был спросить. Взрослые, понятно, меняются, но если их не уродует несчастный случай или изнурительная болезнь, обычно их можно узнать. Детей же, с другой стороны… – Ты узнал меня. Я видел это. Как?