– Лучше, чем Нюхач, – ответил Норман. Рыжий с безумной прической ухмыльнулся: – Это ни хрена не значит. – Да, но нам нужен кто-то, иначе мы не сможем играть в «Грэйндж» в субботу вечером. – Он вытащил пачку сигарет и протянул мне: – Куришь? – Нет, – ответил я и добавил, не в силах удержаться, хотя и понимал, как глупо это звучит: – Извини. Норман не обратил на это внимания и прикурил от «Зиппо», на которой была выгравирована змея с надписью «НЕ НАСТУПИ НА МЕНЯ». – Это Кенни Лофлин. Играет на басе. А рыжий – Пол Бушард, ударные. А этот шкет – брат Конни Мортона. – Джейми, – представился я. Мне ужасно хотелось понравиться этим парням, чтобы они приняли меня в свой круг, но я не желал, чтобы они с самого начала воспринимали меня всего лишь как младшего брата мистера Футбола. – Меня зовут Джейми, – повторил я, протягивая руку. Их рукопожатия оказались такими же вялыми, как у Нормана. После этого прослушивания в школьном музыкальном классе я выступал с тысячами гитаристов, и почти все жали руку, как зомби. Словно берегли силы для работы. – Так что скажешь? – повернулся ко мне Норман. – Хочешь играть в группе? Хочу ли я? Да если бы он велел мне съесть свои шнурки в качестве обряда посвящения, я бы немедленно их вытащил и начал жевать. – Конечно, но только мне нельзя играть там, где продают спиртное. Мне четырнадцать лет. Они удивленно переглянулись и рассмеялись. – О выступлениях в «Холли» и «Дьюс-фор» начнем беспокоиться, когда прославимся, – сказал Норман, выпуская дым из ноздрей. – Сейчас мы просто играем на танцах для молодежи. Вроде тех, что устраивают в «Юрика-грэйндж». Ты же оттуда, верно? Из Харлоу? – Из Хари, как мы говорим, – хохотнул Кенни Лофлин. – Слушай, ты хочешь играть или нет? – оборвал его Норм. Он заначил бычок, аккуратно затушив сигарету о подошву своего разбитого битловского сапога. – Твой брат говорит, что ты играешь на его «Гибсоне», у которого нет звукоснимателя, но ты можешь взять «Кей». – А начальство школы не будет против? – Начальство ничего не узнает. Приходи в «Грэйндж» в четверг вечером. Я привезу «Кей». Только постарайся не сломать эту долбаную фонящую суку. Устроим репетицию. Захвати тетрадь, чтобы записать аккорды. Прозвенел звонок. Школьники потушили сигареты и потянулись обратно к школе. Одна из проходивших мимо девушек поцеловала Нормана в щеку и шлепнула сзади по мешковатым джинсам. Он не обратил на нее никакого внимания, что показалось мне невероятно крутым. Мое уважение к нему выросло еще больше. Мои новые товарищи по группе никак не отреагировали на звонок, и я направился в школу один. Но тут мне в голову пришла мысль, заставившая обернуться. – А как называется группа? – Раньше мы назывались «Gunslingers», но народу это казалось слишком милитаристским. Так что теперь мы «Chrome Roses»[8]. Название придумал Кенни, когда мы под кайфом смотрели по ящику дома у отца передачу про садоводство. Круто, верно? В следующие двадцать пять лет я играл в «J-Tones», «Robin and the Jays» и «Hay-Jays» (каждую из которых возглавлял харизматичный гитарист по имени Джей Педерсон). Я играл с «Heaters», «Stiffs», «Undertakers», «Last Call» и «Andersonville Rockers». В годы расцвета панка я играл с «Patsy Cline’s Lipstick», «Test Tube Babies», «Afterbirth» и «The World Is Full of Bricks». Я даже играл кантри-рок в группе под названием «Duzz Duzz Call the Fuzz». Но, на мой взгляд, название «Chrome Roses» было лучшим на все времена. * * * – Ну, не знаю, – сказала мама. Она не рассердилась, но выглядела так, словно у нее разболелась голова. – Тебе всего четырнадцать лет, Джейми. Конрад говорит, что эти мальчики гораздо старше. – Мы сидели за обеденным столом, который без Клэр и Энди казался намного больше. – Они курят? – Нет, – заверил я. Мама повернулась к Кону: – Они курят? Кон, передававший Терри кукурузу со сливками, не подвел: – Нет. Я был готов его расцеловать. Как и все братья, мы с ним не всегда ладили, пока росли, но в решающий момент братья готовы подставить друг другу плечо. – Это не в барах или чем-то таком, мам, – сказал я, интуитивно чувствуя, что бары обязательно будут и скорее всего намного раньше, чем самому юному члену «Chrome Roses» исполнится двадцать один год. – Всего лишь в «Грэйндж». В четверг у нас репетиция. – Тебе их понадобится много, – съязвил Терри. – А дайте мне еще свиную котлету. – Скажи «пожалуйста», – машинально произнесла мама. – Пожалуйста, дайте мне еще одну котлету. Папа передал блюдо с котлетами. Он не проронил ни слова. Это могло быть как хорошим, так и плохим признаком. – А как ты будешь добираться до места репетиции? А заодно и этих… выступлений? – У Норма есть микроавтобус «фольксваген». Вообще-то он его отца, но тот разрешил Норму написать на боку название группы. – Этому Норму вряд ли больше восемнадцати, – сказала мама, перестав есть. – Откуда нам знать, что ездить с ним за рулем безопасно? – Мам, я им нужен! Их ритм-гитарист переехал в Массачусетс. А без ритм-гитары они не смогут выступить в субботу вечером! – Меня вдруг пронзила мысль, что на этих танцах может появиться Астрид Содерберг. – А это важно! И даже очень! – Мне это не нравится, – заключила мама, потирая виски. Наконец в разговор вступил отец: – Пусть съездит, Лора. Я понимаю, что ты переживаешь, но играть он умеет. – Что ж, пускай, – вздохнув, согласилась мама. – Спасибо, мам! Спасибо, пап! Мама взяла вилку, затем положила опять. – Обещай мне, что не будешь курить ни сигареты, ни марихуану и что не будешь пить. – Обещаю, – сказал я и не нарушал обещания два года. Или около того. Из воспоминаний о том первом концерте в «Юрика-грэйндж» сильнее всего мне врезался в память запах собственного пота, которым я обливался, когда мы вчетвером поднимались на эстраду. В способности потеть четырнадцатилетние подростки просто не имеют себе равных. Перед своим первым выступлением я двадцать минут стоял под душем, пока не кончилась горячая вода, но когда наклонился, чтобы взять свою позаимствованную гитару, от меня опять разило по́том. Я перекинул ремень через плечо, и мне показалось, что «Кей» весила не меньше двухсот фунтов. Для страха у меня имелись все основания. Даже учитывая присущую рок-н-роллу простоту, выучить за полтора дня до субботы тридцать песен, которыми меня озадачил Норм Ирвинг, было просто невозможно, и я честно в этом признался. Он пожал плечами и дал мне самый ценный совет, какой только можно дать музыканту: сомневаешься – молчи. – И потом, – ухмыльнулся он, показав гнилые зубы, – я буду играть так громко, что тебя все равно никто не услышит. Пол выдал короткую дробь на барабанах, чтобы привлечь внимание публики, и завершил ее ударом по тарелке. Раздались жидкие приветственные аплодисменты, и на маленькую сцену, где мы стояли под лучами прожекторов, устремились взгляды миллионов, как мне показалось, глаз. Помню, как невероятно глупо я чувствовал себя в жилете, расшитом стразами (жилеты остались в наследство от того короткого периода, когда «Chrome Roses» были «Gunslingers»), и боялся, что меня вот-вот вырвет. Потом я сообразил, что это вряд ли возможно, поскольку к обеду я едва притронулся, а за ужином вообще был не в состоянии проглотить хоть что-то. Тем не менее меня тошнило. А потом я подумал: Нет, меня не вырвет. Я просто вырублюсь. Вот и все. Это было вполне реально, но тут Норм произнес: – Мы – «Chrome Roses», ясно? А вы поднимайтесь и танцуйте. – После чего повернулся к нам: – Раз… два… три… начали. Пол Бушард отбил на барабане вступление, с которого начинается песня, и мы начали. Все песни пел Норм, за исключением пары композиций, когда его сменял Кенни. Мы с Полом были на подпевке. Сначала я очень стеснялся, но это чувство прошло, стоило мне услышать, как сильно аппаратура меняла мой голос, делая его похожим на взрослый. Позже я узнал, что на бэк-вокалистов все равно никто не обращает никакого внимания… хотя их отсутствие сразу становится заметным. Я видел, как пары потянулись на танцплощадку и занялись тем, ради чего явились, но в глубине души никак не мог поверить, что они станут танцевать под музыку, частью которой был я. Когда стало ясно, что нас не собираются освистать и прогнать со сцены, я ощутил необычайную эйфорию, почти экстаз. С тех пор я принял столько наркотиков, что хватило бы пустить ко дну целый линкор, но даже самые лучшие из них не могли вызвать того упоения, которое я тогда испытал. Мы играли. Они танцевали. Мы играли с семи до половины одиннадцатого с двадцатиминутным перерывом около девяти, когда Норм и Кенни сняли гитары, выключили усилители и рванули на улицу покурить. Для меня эти часы прошли как в тумане, поэтому я даже не удивился, когда во время одной из медленных композиций – кажется, «Who’ll Stop the Rain» – заметил танцующих родителей. Мама склонила голову на плечо отца. Глаза ее были закрыты, а на губах застыла мечтательная улыбка. Отец же глаз не закрывал и даже подмигнул мне, когда они оказались рядом с эстрадой. Их присутствия я ничуть не стеснялся. Танцы для старшеклассников на катке для роликовых коньков «Льюистон» устраивались исключительно для молодежи, но когда мы играли в «Юрика-грэйндж» или «Элкс энд амветс» в Гейтс-Фоллз, там всегда было много взрослых. Единственным минусом этого первого концерта явилось то, что на него не пришла Астрид, хотя некоторые ее подружки присутствовали. Мои родители уехали рано, и Норм отвез меня домой в стареньком микроавтобусе. Мы были возбуждены успехом, смеялись, вспоминали выступление, и, когда Норм протянул мне десять долларов, я не понял, что это. – Твоя доля, – пояснил он. – Нам за выступление заплатили пятьдесят. Двадцать получаю я, потому что автобус мой и я играю соло. И по десятке на каждого из вас, ребята. Я взял купюру, все еще чувствуя себя как во сне, и открыл боковую дверцу болевшей левой рукой. – Репетиция в следующий четверг, – напомнил Норм. – На этот раз в музыкальном классе школы. Правда, я не смогу отвезти тебя домой. Отец просил помочь покрасить дом в Касл-Роке. Я заверил, что все в порядке. Если меня не сможет подбросить Кон, я поймаю попутку. Большинство людей, ездивших по шоссе между Гейтс-Фоллз и Харлоу, знали меня и наверняка не откажутся подвезти. – Тебе надо поработать над «Brown-Eyed Girl». Ты здорово отставал. Я сказал, что поработаю. – И знаешь что, Джейми? Я посмотрел на него. – В остальном ты молодец. – Лучше, чем Нюхач, – признал Пол. – Намного лучше того придурка, – добавил Кенни.