Тьма, – и больше ничего
Часть 25 из 49 Информация о книге
– Да помолчи уже, – сказала Тесс. Фритци послушался.
32
Тесс легла в четыре часа, опасаясь, что глаз не сможет сомкнуть, однако выздоравливающий организм диктовал свои условия. Она уснула почти мгновенно и проснулась только от настойчивого звона будильника. Порывистый ветер швырял во двор охапки разноцветных листьев. Свет приобрел то странное и бездонное золотое сияние, которое кажется исключительным свойством осенних вечеров в Новой Англии.
Нос болел уже не так сильно, но горло еще саднило. Тесс пошла – точнее, поковыляла – в ванную, встала под душ и стояла под горячей водой, пока вокруг не сгустился туман, как на английском болоте в повести про Шерлока Холмса. Душ помог, а пара таблеток тайленола из аптечки помогут еще больше.
Высушив волосы, Тесс протерла зеркало полотенцем. Глаза женщины по ту сторону стекла горели холодной яростью. Зеркало вскоре опять запотело, но Тесс уже убедилась, что готова осуществить задуманное, невзирая на последствия.
Она надела черный свитер с воротом и просторные брюки с карманами, собрала волосы в пучок и натянула черную бейсболку. Пучок немного выпирал под кепкой, зато возможный свидетель не скажет: Лица я не разглядел, но у нее были длинные светлые волосы, стянутые резинкой, – знаете, такие продаются в «Джей-Си-Пенни».
Тесс спустилась в подвал, где хранился каяк, отрезала садовыми ножницами полтора метра желтой веревки и убрала смотанный кусок в карман брюк. Вернувшись на кухню, нашла швейцарский нож и засунула в тот же карман – левый. Правый предназначался для «соковыжималки» и еще одного предмета из ящика рядом с плитой. После этого Тесс выложила в миску двойную порцию корма для Фритци, но прежде чем тот приступил к еде, обняла его и поцеловала в макушку. Пожилой кот прижал уши (скорее от неожиданности, чем от неудовольствия: Тесс не часто расщедривалась на поцелуи) и, едва оказавшись на свободе, немедленно потрусил к миске.
– Не ешь все сразу, – напутствовала его Тесс. – Если я не вернусь, Пэтси рано или поздно тебя навестит, но может пройти пара дней. – И добавила с улыбкой: – Люблю тебя, мохнатое недоразумение.
– Ага, – отозвался Фритци и набросился на еду.
Тесс еще раз заглянула в шпаргалку с заголовком «НЕ ДАТЬ СЕБЯ ПОЙМАТЬ», мысленно проверила, все ли на месте, и пробежалась по списку действий, которые ей предстоит совершить, когда она окажется на Лейсмейкер-лейн. Нельзя забывать: события часто развиваются не по плану. В самый ответственный момент обязательно что-нибудь случается. Например, Рамоны может не оказаться дома. Или к ней в гости заявится сынок-извращенец – они устроятся на диване в гостиной и будут смотреть что-нибудь веселенькое из «Блокбастера». Например, «Пилу». Возможно, даже в компании с младшим братом – наверняка в Коулвиче его прозвали Маленьким Водилой. Не исключено, что Рамона устроит вечеринку «Таппервер» [37][Мероприятие, проводимое агентами по продажам посуды «Таппервер»: они приглашают гостей к себе домой, где демонстрируют продукцию и угощают приготовленной в ней пищей.] или собрание книжного клуба. Главное – не растеряться, если обстоятельства изменятся. Если не получится сымпровизировать, тогда эта поездка может стать для Тесс последней.
Она сожгла заметки «НЕ ДАТЬ СЕБЯ ПОЙМАТЬ» в камине, перемешала пепел кочергой, затем надела кожаный пиджак и тонкие кожаные перчатки. В пиджаке был глубокий внутренний карман. Тесс положила туда кухонный нож – на всякий случай. Только бы не забыть о нем. Еще не хватало отрезать себе грудь.
Прежде чем выйти из дома, Тесс включила сигнализацию.
Ветер тут же принялся трепать ее одежду. Над землей кружились листья. В темнеющем небе над уютным пригородом Коннектикута по бледному лику растущей луны проплывали облака. Подходящий вечер для фильма ужасов.
Тесс села в машину и закрыла дверь. На лобовое стекло упал лист и тут же улетел.
– Я сошла с ума, – убежденно проговорила она. – Лишилась рассудка, пока лежала в трубе или бродила по магазину. Не могу найти другого объяснения.
Она завела мотор. Загорелся экран Тома.
– Привет, Тесс. Похоже, мы собираемся в путешествие.
– Так и есть, дружище. – Тесс ввела в механический мозг Тома адрес: Лейсмейкер-лейн, дом семьдесят пять.
33
Перед выездом Тесс посмотрела на «гугл-картах» фотографии района, где живет Рамона. Добравшись до места, она убедилась, что в реальности все выглядит точно так же. Что ж, хорошо. Брюстер оказался небольшим городком, Лейсмейкер-лейн находилась на окраине, дома располагались далеко друг от друга. Тесс неторопливо проехала мимо дома номер семьдесят пять; в окнах горел свет, во дворе стояла одна-единственная машина – «субару» последней модели, самое то для библиотекаря. Поблизости не было видно ни «Питербилта», ни любого другого грузовика, ни старого пикапа, залепленного шпатлевкой.
Улица заканчивалась разворотным кругом. Поехав назад, Тесс решительно свернула на дорожку, ведущую к дому Рамоны, приглушила фары и мотор и глубоко вздохнула.
– Не задерживайся там, Тесс, – сказал ей Том. – Возвращайся скорее, и поедем дальше.
– Постараюсь. – Она взяла блокнот (пустой, без записей), вышла из машины и, держа его перед собой, направилась к двери Рамоны Норвилл. За ней следовала лунная тень – все, что осталось от прежней Тесс.
34
Вставки из толстого граненого стекла в двери Рамоны Норвилл изрядно искажали видимость, тем не менее Тесс смогла различить красивые обои и паркет в прихожей. На консоли у стены лежала пара журналов или каталогов. В конце коридора виднелась просторная комната. Оттуда доносился звук телевизора, точнее – пение, а еще точнее – ария «В гору – к вершине». Стало быть, Рамона смотрит не «Пилу», а «Звуки музыки».
Тесс позвонила в дверь. Изнутри донеслись первые аккорды мелодии, смахивающей на вступление к «Дикси» [38][«Дикси» – один из неофициальных гимнов южных штатов США.]– необычный выбор для Новой Англии, однако Рамону Норвилл обычной не назовешь.
Услышав за дверью тяжелые шаги, Тесс повернулась вполоборота, чтобы свет, льющийся сквозь граненое стекло, выхватывал лишь часть лица. Она слегка ссутулилась, раскрыла блокнот и сделала вид, будто пишет: ни дать ни взять – утомленная сотрудница агентства маркетинговых исследований, желающая узнать у Рамоны ее любимую марку зубной пасты (или еще какую-нибудь бессмысленную ерунду) и поскорее уйти домой.
Открывай, Рамона, не бойся. Ты же видишь – я совершенно не опасна, и мухи не обижу.
За граненым стеклом, словно из-под воды, показалось искаженное лицо. Последовала невыносимо долгая пауза. Наконец Рамона Норвилл открыла дверь.
– Чем могу по…
Тесс повернулась. Свет из коридора упал ей на лицо. Шокированная, Рамона в буквальном смысле раскрыла рот от изумления. В глазах женщины отразился неподдельный ужас, выдавший ее с головой.
– Вы? Что вы тут де…
Тесс достала из правого кармана «соковыжималку». По пути из Сток-Виллидж она мысленно прокручивала эту ситуацию и с мучительной ясностью представляла, как револьвер застревает в складках одежды, однако наяву все прошло неожиданно легко.
– Отойди от двери. Попробуешь закрыть – пристрелю.
– Вы этого не сделаете. – Норвилл не шевельнулась, но и не попыталась захлопнуть дверь. – Вы с ума сошли?
– Живо внутрь.
Внушительный бюст Рамоны под просторным синим халатом начал угрожающе вздыматься. Тесс подняла револьвер.
– Только пикни – и ты труп. Даже не пытайся, стерва. Я не шучу.
Рамона выдохнула, оскалилась. Ее взгляд забегал по сторонам. Теперь она походила не на добродушную веселую библиотекаршу, а на загнанную в угол крысу.
– Если выстрелишь – вся округа сбежится.
Тесс сомневалась, но спорить не стала.
– К тому времени тебе будет уже все равно. Заходи внутрь. Будешь хорошо себя вести и отвечать на мои вопросы – возможно, доживешь до утра.
Рамона попятилась. Тесс, не опуская револьвера, вошла в дом. Стоило ей прихлопнуть за собой дверь – пришлось сделать это ногой, – как Рамона замерла у столика с каталогами.
– Не вздумай швырнуть. – Судя по дернувшемуся уголку рта, именно это было на уме у хозяйки дома. – Я все твои мысли наперед знаю. Иначе как бы я здесь оказалась? Не оборачивайся, иди в гостиную. Обожаю семейство Трапп [39][История семьи фон Трапп положена в основу мюзикла «Звуки музыки».].
– Ты ненормальная, – пробормотала Рамона, но подчинилась. Даже дома, в халате, она носила здоровенные мужские ботинки. – Понятия не имею, что тебе тут надо, но…
– Зубы мне не заговаривай, мамаша. У тебя все на лице было написано, едва ты открыла дверь. Ты ведь думала, я умерла?
– Не знаю, о чем ты…
– Да ладно, здесь только ты да я – зачем притворяться?
Они вошли в гостиную. На стенах висели сентиментальные картинки – клоуны, большеглазые трогательные зверушки. На столах и полках громоздились многочисленные безделушки – стеклянные снежные шары, фарфоровые куколки, медвежата и даже керамический пряничный домик. Несмотря на то что Рамона Норвилл работала в библиотеке, книг не было видно. Перед телевизором стояло мягкое кресло с пуфом, рядом – приставной столик, на нем – пакет кукурузных хлопьев, большая бутылка диетической колы, пульт и телепрограмма. На телевизоре – фото в рамке: Рамона в обнимку с какой-то женщиной не то в парке развлечений, не то на ярмарке. Перед фотографией – сверкающая в свете люстры стеклянная конфетница.
– Как давно ты этим занимаешься?
– Не понимаю, о чем ты.
– Поставляешь жертв своему сыночку – насильнику и убийце.
Норвилл злобно зыркнула на Тесс, но промолчала. Кажется, ситуация зашла в тупик. Направляясь сюда, Тесс считала убийство Рамоны делом практически решенным и предполагала, что веревка, лежащая в левом кармане, вряд ли ей понадобится. Однако если Рамона не признает свою вину, непонятно, что делать дальше. Да, при появлении избитой, но живой Тесс по ее лицу все стало ясно, но этого недостаточно.
Не вполне достаточно.
– Когда это началось? Сколько ему было? Пятнадцать? Он сказал, что просто дурачился? Они всегда так говорят в свое оправдание.
– Не знаю, что ты имеешь в виду. Ты приехала ко мне в библиотеку, неплохо выступила – не блестяще и явно ради денег, зато заткнула дырку в расписании, – а теперь заявляешься ко мне домой с пистолетом и несешь всякую…
– Не юли, Рамона. Я видела его фотографию на сайте «Красного ястреба». Ту самую, с перстнем. Он изнасиловал меня и попытался убить. Едва не убил. Это ты отправила меня к нему.
На лице Рамоны отразилась отвратительная смесь ужаса, злобы и чувства вины.
– Врешь! Ни хрена ты не знаешь, тупая сучка! – Она шагнула вперед.
Тесс подняла револьвер.
– Не-а, даже не думай.
Норвилл остановилась, но Тесс понимала – это ненадолго. У Рамоны два выбора – либо бежать, либо драться. Бежать ей некуда. Значит, остается драка.
Члены семьи фон Трапп снова запели с экрана. Учитывая ситуацию, в которой Тесс оказалась – точнее, в которую она сама себя загнала, – их сладкозвучное блеяние действовало на нервы. По-прежнему держа Рамону на мушке, Тесс дотянулась до пульта, выключила звук и уже нагнулась, чтобы положить пульт на место, но вдруг застыла как вкопанная. На телевизоре стояло два предмета, но сначала ее внимание привлекла фотография Рамоны с подругой, а на конфетницу она едва взглянула.
Зато теперь Тесс увидела, что яркий блеск исходил вовсе не от стеклянных стенок. В конфетнице лежали серьги. Ее бриллиантовые серьги.
Норвилл схватила с полки керамический пряничный домик и швырнула. Бросок получился мощным. Тесс вовремя пригнулась; домик пролетел в дюйме от ее макушки, ударился о стену и разбился на куски. Она отступила, наткнулась на пуф и растянулась на полу.
Револьвер выпал. Обе бросились за ним. Рамона упала на колени и оттерла Тесс плечом, словно собиралась атаковать квотербека. Ей удалось схватить револьвер. Сунув руку во внутренний карман куртки, Тесс судорожно сжала рукоять кухонного ножа, умом понимая, что опоздала. Рамона слишком огромная… и материнский инстинкт в ней слишком силен. Да, именно так. Она годами выгораживала сына-извращенца и будет защищать его до последнего. Надо было пристрелить ее сразу, в коридоре.
Но я не могла, подумала Тесс. Даже в столь отчаянный момент правда принесла ей умиротворение. Она встала на колени, по-прежнему держа руку за пазухой, и взглянула на Рамону Норвилл.
– Пишешь ты хреново, и даже выступить как следует не можешь, – с улыбкой проговорила Рамона и продолжила гнусавой скороговоркой: – Разговариваешь шаблонами, совсем как персонажи из твоих дурацких книжек. Ты отлично для него подходила, тем более что ему уже был кто-то нужен… я знаю признаки. Да, это я отправила тебя по той дороге, и все прошло по плану. Я рада, что он тебя отымел. Не понимаю, на что ты рассчитывала, явившись сюда, но тебе досталось по заслугам.
Рамона нажала на спусковой крючок. Раздался сухой щелчок. После покупки револьвера Тесс ходила на курсы и хорошо усвоила главный урок – не вставлять патрон в первое гнездо. Защита от случайного выстрела.
На лице Рамоны Норвилл, уставившейся на револьвер, отразилось почти комическое удивление. В этот момент Тесс выхватила из внутреннего кармана кухонный нож, подалась вперед и вонзила его Рамоне в живот по самую рукоять.
Та издала безжизненное «О-о-о» – видимо, хотела крикнуть, но не получилось, – выронила револьвер и попятилась к стене, не сводя глаз с ножа. Неловкий взмах рукой – и статуэтки попадали с полки на пол. «О-о-о», – снова простонала Рамона. Халат на груди остался чистым, зато из-под подола на грубые ботинки упали первые капли крови. Она схватилась за ручку ножа, попыталась выдернуть его из живота и в третий раз издала этот жуткий звук.
Рамона удивленно посмотрела на Тесс. Тесс изумленно глазела на Рамону. Ей вспомнилось, как в десять лет отец подарил ей на день рождения рогатку и она решила пострелять. В пяти-шести кварталах от дома ей встретился облезлый пес, копающийся в мусорном баке. Она выстрелила в него мелким камушком, чтобы напугать (по крайней мере, так она себя убеждала). Камень попал ему прямо в зад. Жалобно взвизгнув, пес убежал, но сперва так укоризненно взглянул на Тесс, что ей стало стыдно. Она отдала бы все на свете, лишь бы этого выстрела из рогатки никогда не было, и с тех пор по живым мишеням не стреляла. Тесс понимала, что в природе убийства происходят постоянно – она без сожалений прихлопывала комаров, ставила мышеловки, когда замечала в погребе мышиный помет, и, нимало не смущаясь, поглощала гамбургеры, – но в то же время свято верила, что не сможет без угрызений совести причинить вред живому существу. Тем не менее, здесь, в гостиной на Лейсмейкер-лейн, она не испытывала душевных терзаний. Может, потому что на самом деле это была самозащита. А может, совсем по другой причине.
– Рамона, – сказала она. – Я сейчас ощущаю некоторое душевное родство с Ричардом Уидмарком. Вот как мы поступаем с нытиками, дорогуша.
Норвилл стояла в луже собственной крови. На ткани халата наконец начали проступать алые пятна. На мертвенно-бледном лице темнели остекленевшие от ужаса глаза. Она медленно провела языком по нижней губе.
– А теперь у тебя будет время как следует помучиться.