– Бродяги. – Уперев руки в бедра, Уильямс щурился, глядя на Гарденера, словно ему слепило глаза. – Отказались назвать Фэрчайлду свои настоящие имена. Этот, большой, – он ткнул пальцем в Волка, – практически не говорит. Мне пришлось стукнуть его по голове, чтобы усадить в машину. Гарденер сочувственно покачал головой. – Почему бы вам не привести их сюда, чтобы они могли представиться, а уж потом мы займемся необходимыми формальностями. Есть ли причина, по которой эти двое должны выглядеть такими… э-э-э… скажем, одурманенными? – Я только врезал здоровяку промеж ушей, ничего больше. – Мм. – Гарденер отступил на шаг, сложил руки домиком перед грудью. Когда подростки в сопровождении Уильямса поднялись на длинное крыльцо, преподобный склонил голову набок, оглядывая вновь прибывших. Джек и Волк, миновав последнюю ступеньку, прошли чуть дальше, Фрэнки Уильямс вытер лоб и остался позади. Гарденер рассеянно улыбался, но его глаза бегали от одного подростка к другому. И через мгновение после того, как что-то жесткое, холодное и знакомое прыгнуло из его глаз к Джеку, преподобный вновь достал солнцезащитные очки и надел их. Улыбка осталась легкой и рассеянной, иллюзорное чувство безопасности никуда не делось, но Джек, пусть глаза Гарденера и скрыло стекло, застыл под их взглядом… потому что уже с ним сталкивался. Преподобный Гарденер сдвинул очки ближе к кончику носа и игриво посмотрел поверх них. – Имена? Имена? Можем ли мы узнать от этих двух джентльменов, как их зовут? – Я Джек, – ответил Джек и замолчал… не хотел без необходимости произносить ни единого слова. Реальность вдруг деформировалась: он почувствовал, что его рывком выбросило в Долины, но теперь Долины стали злобными и угрожающими, вокруг поднимался зловонный дым, колыхались языки пламени, слышались крики истязаемых людей. Крепкие пальцы сомкнулись на его локте и поддержали. Вместо вони и дыма Джека окатило густым ароматом щедрой порции цветочного одеколона. Меланхоличные серые глаза смотрели в упор. – Ты был плохим мальчиком, Джек? Ты был очень плохим мальчиком? – Нет, мы просто ехали на попутках и… – Я думаю, ты чуток обкурился, – прервал его преподобный Гарденер. – Нам придется уделить тебе особое внимание, верно? – Его пальцы выпустили локоть Джека, Гарденер отступил на шаг, опять водрузил на нос солнцезащитные очки. – Фамилия, как я понимаю, у тебя есть. – Паркер, – ответил Джек. – Да-с-с-с. – Гарденер сдернул очки, легко, словно в танце, повернулся к Волку, уставился на него. Ничем не показывая, поверил он Джеку или нет. – Вот это да! Здоровья тебе не занимать, верно? Настоящий крепыш. Здесь, слава Богу, мы определенно найдем занятие для такого сильного парня, как ты. Могу я попросить тебя взять пример с нашего мистера Джека Паркера и назвать мне свое имя? Джек в тревоге взглянул на Волка. Тот стоял, опустив голову, тяжело дыша. Сверкающий ручеек слюны стекал из уголка рта на подбородок. Черное пятно – грязь, смешанная с жиром, – красовалось на украденном свитере. Волк покачал головой, но движение это, похоже, ничего не значило: он словно стряхивал с лица муху. – Имя, сынок? Имя? Тебя зовут Билл? Пол? Арт? Сэмми? Нет… наверняка что-нибудь более мужественное, я уверен. Может, Джордж? – Волк, – ответил он. – Ах, это мило. – Гарденер широко улыбнулся им обоим. – Мистер Паркер и мистер Волк. Вас не затруднит проводить их в дом, патрульный Уильямс? И какое счастье, что у нас уже есть мистер Баст. Присутствие мистера Гектора Баста – он, между прочим, один из наших помощников – означает, что мы, вероятно, сможем одеть мистера Волка. – Он посмотрел на подростков поверх очков. – Здесь, в «Библейском доме», мы верим, что солдаты Господа маршируют лучше, если маршируют в униформе. И Гек Баст – почти такой же здоровяк, как твой друг Волк, юный Джек Паркер. Поэтому как по части одежды, так и по части дисциплины вас обслужат в лучшем виде. Это приятно, да? – Джек? – прошептал Волк. – Что? – У меня болит голова, Джек. Сильно болит. – Твоя маленькая голова донимает тебя болью, Волк? Лучезарный Гарденер танцующим шагом приблизился к Волку и похлопал того по руке. Волк отпрянул, на его лице отразилось отвращение. Джек знал, что причина в одеколоне – тяжелый облепляющий запах действовал на чувствительные ноздри Волка как нашатырь. – Не важно, сынок. – Гарденера такая реакция ничуть не смутила. – Мистер Баст и мистер Сингер, другой наш помощник, позаботятся о тебе. Фрэнк, вроде бы я попросил тебя отвести их в «Дом». Патрульному Уильямсу будто вонзили в зад иголку. Его лицо побагровело еще сильнее, тоненькие ножки понесли массивное тело к парадной двери. Лучезарный Гарденер вновь весело посмотрел на Джека, и мальчик вдруг понял, что его наряд – способ поразвлечься: внутри этот мужчина в белом холоден как лед и безумен. Тяжелая золотая цепь со звоном выскользнула из рукава Гарденера и устроилась у основания большого пальца. Джек услышал свист кнута, рассекающего воздух, и наконец узнал эти темно-серые глаза. Гарденер был двойником Осмонда. – В дом, молодые люди. – Гарденер шутливо поклонился и указал на открытую дверь. 2 – Между прочим, мистер Паркер, – заговорил Гарденер, едва они переступили порог, – возможно ли, что мы встречались раньше? Должна же быть веская причина, по которой ваше лицо так мне знакомо, правда? – Я не знаю, – ответил Джек, внимательно оглядывая странный интерьер «Библейского дома». Длинные диваны, обитые темно-синей материей, стояли вдоль стены на ковре травянисто-зеленого цвета. У противоположной стены возвышались два массивных стола, покрытых кожей. Сидевший за одним прыщавый подросток взглянул на них безо всякого интереса, а потом вновь повернулся к телеэкрану, на котором проповедник яростно поносил рок-н-ролл. Подросток за соседним столом выпрямился и агрессивно уставился на Джека. Сухощавый, черноволосый, с узким лицом, на котором читались ум и вспыльчивость. К карману его белого свитера с высоким облегающим воротником крепилась прямоугольная именная табличка вроде тех, какие носят солдаты: «СИНГЕР». – Но я действительно думаю, что мы где-то встречались, так, мой мальчик? Заверяю тебя, не могли не встречаться… я не забываю, в прямом смысле не способен забыть лицо мальчика, которого когда-то видел. Раньше тебе приходилось иметь дело с полицией, Джек? – Я никогда вас не видел, – ответил тот. У противоположной стены здоровенный парень уже поднялся с одного из синих диванов и стоял, вытянувшись во весь рост. Тоже в белой водолазке и с солдатской именной табличкой. Его руки нервно бродили по ремню, залезали в карманы джинсов, падали вдоль боков. На щеках и лбу горели угри. Конечно же, это был Баст. – Ладно, возможно, вспомню позже, – кивнул Лучезарный Гарденер. – Гек. Подойди сюда и помоги нашим новеньким у стола, хорошо? Баст, хмурясь, сдвинулся с места. Он пер прямо на Волка и лишь в последний момент качнулся в сторону, нахмурившись пуще прежнего. Если бы Волк открыл глаза – а он их не открывал, – то увидел бы лишь прыщавый лоб Баста и маленькие злобные медвежьи глазки, таращившиеся из-под жестких бровей. Баст сместил взгляд на Джека, пробормотал: «Пошли» – и махнул рукой в сторону стола. – Зарегистрируй их, потом отведи в прачечную за одеждой, – бесстрастным голосом распорядился Гарденер. Ослепительно улыбнулся Джеку. – Джек Паркер, – промурлыкал он. – Интересно, кто ты на самом деле, Джек Паркер. Баст, убедись, что он ничего не оставит в карманах. Баст ухмыльнулся. Лучезарный Гарденер направился через комнату к Фрэнки Уильямсу, который, похоже, уже начал терять терпение, и неспешно достал из кармана длинный кожаный бумажник. Джек увидел, как он отсчитывает купюры. – Смотри сюда, сучонок, – прошипел подросток, сидевший за письменным столом, и Джек повернулся к нему. Подросток вертел в руке карандаш, усмешка на лице не скрывала злость – неистощимые запасы бурлящей внутри ярости. – Он умеет писать? – Я так не думаю. – Тогда тебе придется расписаться за него. – Сингер пододвинул к Джеку два бланка. – Печатные буквы поверху, подпись внизу. Где кресты. – Он откинулся на спинку стула, поднял карандаш к губам, ловко засосал уголком рта. Джек предположил, что этому фокусу он научился у преподобного Лучезарного Гарденера. «ДЖЕК ПАРКЕР», – написал он печатными буквами, а внизу поставил какую-то закорючку. «ФИЛИП ДЖЕК ВОЛК». Еще одна закорючка, совсем уж не похожая на его почерк. – Теперь вы подопечные штата Индиана и будете таковыми в течение тридцати следующих дней, если не решите задержаться подольше. – Сингер забрал бланки. – Вы… – Решим? – переспросил Джек. – Что значит – решим? На щеках Сингера затеплились пятнышки румянца. Он дернул головой и вроде бы улыбнулся. – Конечно, ты не знаешь, что шестьдесят процентов парней находятся здесь добровольно. Такое возможно, да. Вы можете изъявить желание остаться. Джек пытался сохранить лицо бесстрастным. Рот Сингера яростно дернулся, словно подцепленный рыболовным крючком. – Место это очень хорошее, и я выбью из тебя все дерьмо, если услышу, что ты его ругаешь. Я уверен, это лучшее место, в котором ты когда-либо бывал. Скажу тебе еще – у тебя нет выбора. Ты должен уважать «Лучезарный дом». Понятно? Джек кивнул. – Как насчет него? Он понимает? Джек посмотрел на Волка, который медленно моргал и дышал через рот. – Думаю, да. – Хорошо. Вы двое будете жить в одной комнате. День начинается в пять утра, когда мы идем в часовню. Работа на полях до семи, потом завтрак в столовой. Возвращаемся на поле до полудня, когда у нас ленч и чтение Библии – читать могут попросить любого, и тебе лучше заранее подумать, что именно ты прочитаешь. Никакого секса из Песни песней, или узнаешь, почем здесь дисциплина. После ленча – опять работа. Он резко глянул на Джека. – Эй, не думай, что в «Лучезарном доме» работают бесплатно. Часть нашей договоренности со штатом. Каждый получает разумное почасовое жалованье, из которого удерживается стоимость содержания – одежда, еда, электричество, отопление, все такое. Вам будут платить пятьдесят центов в час. То есть пять долларов в день за отработанные часы, тридцать в неделю. Воскресенья мы проводим в Лучезарной часовне, за исключением того времени, когда слушаем «Час проповеди Лучезарного Гарденера». Красные пятна вновь вспыхнули на щеках Сингера, и Джек согласно кивнул, посчитав, что от него этого ждут. – Если ты ведешь себя как положено и можешь говорить как человеческое существо, что многим недоступно, тогда тебя могут привлечь в У-ка – уличную команду. У-ка состоит из двух групп. Одна работает на улицах. Продает листовки с гимнами, цветы и проповеди преподобного Гарденера. Вторая делает то же самое в аэропорту. В любом случае у нас есть тридцать дней, чтобы вернуть вас на путь истинный и показать, какой мерзкой, грязной и заразной была ваша жизнь до того, как вы пришли сюда, и начнем мы прямо сейчас. Сингер встал, его лицо обрело цвет пламенеющего осеннего листа, он уперся кончиками пальцев в стол. – Содержимое карманов на стол. Прямо сейчас. – Прямо здесь и сейчас, – пробормотал Волк, словно в ответ. – ВЫВЕРНУТЬ КАРМАНЫ! – взвизгнул Сингер. – Я ХОЧУ ВИДЕТЬ ВСЕ! Баст возник рядом с Волком. Преподобный Гарденер, отправив Фрэнки Уильямса к его автомобилю, подошел к Джеку. – Мы выяснили, что личные вещи слишком привязывают наших мальчиков к прошлому, – проворковал Гарденер Джеку. – Мешают перестраиваться. Мы обнаружили, что это очень эффективное средство. – СОДЕРЖИМОЕ КАРМАНОВ НА СТОЛ! – проревел Сингер, едва контролируя переполнявшую его ярость. Джек выложил из карманов все, что накопилось там за время его путешествия. Красный носовой платок жены Элберта Паламаунтина, который она дала ему, увидев, что он вытирает нос рукавом; несколько бумажных долларов и мелочь, шесть долларов сорок два цента, все оставшиеся у него деньги; ключ от номера 407 в «Альгамбре». Он сжал в кулаке три предмета, которые хотел сохранить. – Наверное, вы захотите забрать и мой рюкзак. – Будь уверен, жалкий маленький пердун, – рявкнул Сингер, – разумеется, мы захотим забрать твой вонючий рюкзак, но сначала мы захотим забрать то, что ты пытаешься спрятать от нас. Выкладывай… прямо сейчас. С неохотой Джек достал из кармана медиатор Спиди, большой стеклянный шарик и серебряный доллар и положил на носовой платок. – Они приносят удачу.