9 Мора медленно катила свою тележку по Крылу B, не желая, чтобы кто-то догадался, что у нее была какая-то конкретная цель. — Книги? — Она интересовалась у каждой занятой камеры — по крайней мере, у тех, где постоялицы не были покрыты белым дерьмом. — Желаете почитать что-нибудь страшное? У меня есть девять различных вариантов Бугимена.[202] Желающих было не много. Большинство из них смотрели новости, что само по себе было страшилкой. Офицер Веттермор остановил ее возле Крыла В, чтобы посмотреть на названия книг, размещенных на ее тележке. Мора не была удивлена, увидев его сегодня здесь, потому что офицер Веттермор был геем — призером первой ночи Марди Гра в Новом Орлеане.[203] Если у него дома бывали женщины, она бы очень удивилась. — Как по мне это похоже на кучу мусора, — сказал он. — Давай, вали отсюда, Мора. — Хорошо, офицер. Прямо сейчас иду в Крыло А. Там находится пара дам, которых Доктор Норкросс принял в Прозак-отряд, но они не утратили любви к чтению. — Хорошо, но держись подальше от Фицрой и камеры в конце коридора, ладно? Мора одарила его своей самой искренней улыбкой. — Конечно, офицер Веттермор. И спасибо! Большое спасибо! Кроме новенькой — ведьмы — в Крыле А находились только две бодрствующие женщины, плюс спящая колода, которая раньше была Китти Макдэвид. — Нет, — сказала женщина из А-2. — Не могу читать, не могу читать. Лекарства Норкросса испортили мне зрение. Не могу читать, нет. Здесь кричат. Я не люблю крики. Другой женщиной, в А-8, была Энджела. Она посмотрела на Мору заплывшими от Мэйса глазами с выражением типа, «какого хрена ты на меня смотришь». — Катись дальше, Мо-Мо, — предупредила она, когда Мора, несмотря на предупреждение офицера Веттермора, предложила ей пару книг. Все шло по плану. Мора дошла почти до конца коридора. Она взглянула через плечо и увидела Веттермора, стоящего к ней спиной, и ведущего задушевную беседу с офицером Мерфи, тем, которого девушки называли Тигрой,[204] как в рассказах о Пухе. — Мора… Всего лишь шепот, но очень проникновенный. Какой-то резонирующий. Это была новенькая. Эви. Ева. Та, из Библии, которая вкусила от Древа познания и была изгнана вместе с мужем в этот мир боли и несчастий. Мора знала об изгнании, знала очень хорошо. Она была изгнана в Дулинг за изгнание ее мужа и двух ее детей (не говоря уже о Слаггере) в вечность. Эви стояла у запертой двери последней камеры и глядела на Мору. И улыбалась. Мора никогда в своей жизни не видела такой прекрасной улыбки. Может быть, она и ведьма, но великолепная. Ведьма протянула руку через решетку и поманила Мору длинным и элегантным пальцем. Мора двинула свою тележку вперед. — Ни шагу дальше, заключенная! — Это уже офицер Тиг Мерфи. — Остановись! Мора продолжала идти. — Держите ее, остановите её! — Мерфи закричал, и она услышала резкие стуки его тяжелой обуви по плитке. Мора повернула тележку в сторону и уронила ее, создав временный барьер. Потрепанные книги в мягкой обложке разлетелись в разные стороны. — Остановись, заключенная, остановись! Мора поспешила к камере, потянулась за спину и достала зубную щетку. Женщина-ведьма продолжала её манить. Она не понимает, что я для неё приготовила, подумала Мора. Она протянула руку вниз, вдоль бедра, а затем выбросила ее вперед, в район талии женщины-ведьмы. В ее печень. Только эти темные глаза сначала замедлили ее, затем вовсе остановили. Не злость увидела в них Мора, а холодный интерес. — Ты хочешь быть с ней, не так ли? — Спросила Эви быстрым шепотом. — Да, — сказала Мора. — Боже мой, конечно же. — Ты можешь. Но для начала ты должна заснуть. — Я не могу. Бессонница. Веттермор и Мерфи приближались. Оставались секунды, чтобы убить женщину-ведьму и покончить с этой чумой. Только Мора этого не сделала. Темные глаза незнакомки удерживали ее, и она обнаружила, что не хочет против этого бороться. Это были не глаза, в обычном представлении Моры, а разрывы, выводящие в новую тьму. Ведьма-женщина прижала лицо к решетке, ее взгляд по-прежнему был прикован к Море. — Быстро поцелуй меня. Пока еще есть время. Мора не раздумывала. Она бросила заточенную зубную щетку и прижала лицо к решетке. Их губы встретились. Теплое дыхание Евы проникло в рот Море и проскользнуло в её горло. Мора почувствовала, что забывается счастливым сном, поднимающимся со дна ее мозга, как это было, когда она была ребенком, и лежала в кровати с медвежонком Фредди Тедди в одной руке и плюшевым дракончиком Гусей в другой; слушая порывы ледяного ветра снаружи и зная, что находится в тепле и безопасности, уплывая в страну грез. Когда Билли Веттермор и Тиг Мерфи до нее добрались, Мора уже лежала на спине у камеры Эви, и первые волокна вылезали из ее волос, изо рта и из-под закрытых век ее спящих глаз. Глава 18 1 Фрэнк ожидал, что Элейн выложит еще не одну кучу дерьма, когда он вернется домой, но оказалось, что он напрасно волновался. Как ничто другое в этот день — или, если уж на то пошло, в ближайшие дни — его проблемы решились самым легким способом. Так почему же он не чувствовал в душе ликования? Его доведённая до отчаяния жена лежала в постели дочери, правой рукой обняв плечо Наны. Кокон вокруг ее лица был тонкий, не плотнее однослойного папье-маше, но, тем не менее, полностью покрывал все лицо. Записка на прикроватной тумбочке гласила: Я молилась за тебя, Фрэнк. Надеюсь, ты будешь молиться за нас. — Э. Фрэнк скомкал записку и бросил ее в мусорную корзину, стоящую рядом с кроватью. Тиана, черная Диснеевская принцесса,[205] водила хоровод вокруг корзины в своем сверкающем зеленом платье, а вместе с ней — целый парад волшебных животных. — Нет адекватных слов. — Гарт Фликингер пошел за ним наверх и теперь стоял за Фрэнком в дверях комнаты Наны. — Да, — сказал Фрэнк. — Думаю, так и есть. На прикроватной тумбочке стояло обрамленное в рамку фото Наны и ее родителей. Нана держала в руках приз за разнос газет. Доктор взял фотографию и стал рассматривать. — У нее ваши скулы, мистер Джиари. Счастливая девушка. Фрэнк не знал, что на это ответить, поэтому не сказал ничего. Доктор, не огорченный тишиной, поставил фотографию назад. — Ну. Начнем? Они оставили Элейн в кровати, и во второй раз за этот день, Фрэнк взял свою дочь на руки и понес вниз по лестнице. Ее грудь поднималась и опадала, она была жива. Но у пациентов в коме тоже билось сердце. Вполне возможно, что их последняя встреча, которую Фрэнк будет помнить до собственной смерти — когда бы она ни настала — состоялась сегодня утром, когда он наорал на неё на подъездной дорожке. Напугав до смерти. На Фрэнка напала меланхолия, её ядовитый туман пожирал его, начав с ботинок. У него не было причин ожидать, что этот доктор-наркоша сможет чем-нибудь помочь. Фликингер, тем временем, расправил полотенца по полу гостиной и попросил Фрэнка положить на них Нану. — Почему не на диван? — Потому что я хочу, чтобы свет был прямо над её головой, мистер Джиари. — А. Хорошо. Гарт Фликингер присел на корточки рядом с Наной и открыл свою медицинскую сумку. Его кроваво-красные глаза придавали ему вампирский вид. Его узкий нос и высокий, наклонный лоб, обрамленный рыжеватыми локонами, наводили на сходство со злобным эльфом. Тем не менее, даже несмотря на то, что Фрэнк знал, что Док был слегка не в себе, его тон был успокаивающим. Неудивительно, что он ездил на Мерседесе. — Итак, что мы знаем? — Мы знаем, что она уснула, — сказал Фрэнк, чувствуя себя на редкость глупо. — Да, но мы знаем и кое-что еще! То, что я почерпнул, в основном, из новостей: коконы представляют собой белый волокнистый материал, который, кажется, состоит из соплей, слюны, ушной серы и большого количества какого-то неизвестного белка. Как он вырабатывается? Откуда он берется? Мы не знаем, и это представляется невозможным, учитывая, что нормальных женских экструзий[206] всегда гораздо меньше — две столовые ложки крови при нормальном менструальном периоде, например, и не более чем чашка при ненормальном. Мы также знаем, что жизнедеятельность спящих, как представляется, поддерживается коконами. — И они становятся бешеными, когда коконы разрушаются, — сказал Фрэнк. — Да, и это. — Гарт выложил инструменты на журнальный столик: скальпель, ножницы и, маленький микроскоп, который он достал из черного футляра. — Давайте начнем с того, что померяем пульс вашей дочери, хорошо? Фрэнк сказал, что это было бы неплохо. Фликингер осторожно поднял запястье Наны и держал его в течение тридцати секунд. После чего он так же осторожно его опустил. — Пульс слегка приглушен из-за кокона, но он в пределах нормы для здоровой девушки ее возраста. Теперь, мистер Джиари… — Фрэнк. — Хорошо. Что мы не знаем, Фрэнк? Ответ был очевиден. — Почему это происходит. — Почему. — Фликингер хлопнул раз. — Вот главное. Все в природе имеет смысл. Каков смысл всего этого? Зачем появился этот кокон? — Он поднял ножницы, развел ножи и щелкнул. — Ну, давайте разберемся. 2 Когда ей не с кем было поговорить, Жанетт иногда разговаривала сама с собой — вернее, с воображаемым слушателем, который был ей симпатичен. Доктор Норкросс сказал ей, что это было совершенно нормально. Это развивает артикуляцию.[207] Слушателем, которого она воображала сегодня вечером, была Ри. Потому что офицер Лэмпли ее убила. Вскоре она попытается найти, куда ее положили, чтобы с ней проститься, но сейчас просто сидеть в их общей камере было достаточно. Сейчас это все, что ей было нужно. — Я расскажу тебе, что случилось, Ри. Дэмиан повредил колено, играя в бескетбол, вот что случилось. Просто играл в баскетбол с парнями в парке. Меня там не было. Дэмиан сказал мне, что никто даже не прикоснулся к нему — он просто оттолкнулся, наверное, собираясь бросить в кольцо через защитника, услышал щелчок и упал в траву, пришел домой хромая. Коленные связки или мениск, я всегда забываю, но знаешь, одно из них. Часть подушки между костями. Ри сказала: У-гу. — В то время у нас все было хорошо, за исключением того, что у нас не было медицинской страховки. Я проводила тридцать часов в неделю, работая в детском саду, и у Дэмиана тоже была постоянная работа, за которую неплохо платили. Типа, двадцатку в час. Наличкой! Он был походу своим парнем для мелких подрядчиков, которые поставляли мебель для богатых людей в городе Чарльстон — политиков, руководителей компаний и прочих. Больших Угольных парней. Дэмиан неплохо поднимал и все такое. Мы отлично устроились, особенно для пары ребят, имеющих за спиной только диплом средней школы. Я гордилась собой.