– Жжет? – спросила она. – Нет. Так стало лучше. – А теперь прими это. Разжуй их, прежде чем проглотить. – И она протянула ему пять таблеток детского аспирина с апельсиновым вкусом. Дэнни одну за другой отправил их в рот. – Не слишком много аспирина? – спросил Джек. – Нет. Зато слишком много укусов, – огрызнулась Уэнди. – Ты сейчас пойдешь и избавишься от этого гнезда, Джек Торранс. Немедленно! – Дай мне одну минуту. Он подошел к гардеробу и достал из верхнего ящика фотоаппарат. Порывшись еще немного, нашел несколько одноразовых вспышек-кубиков. – Джек, что ты делаешь? – спросила Уэнди с надрывом в голосе. – Папа несколько раз сфотографирует мою руку, – с серьезным видом объяснил Дэнни. – А потом мы вытряхнем кое из кого всю душу. Верно, пап? – Верно, – отозвался Джек с мрачной решимостью. Он отыскал крепление для вспышки и присоединил его к фотоаппарату. – Вытяни руку, сынок. Я предполагаю, что каждый укус обойдется им тысяч в пять долларов. – Что за чушь ты несешь? – почти закричала Уэнди. – Скажу просто, чтобы до тебя дошло, – ответил он. – Я в точности следовал инструкции на упаковке шашки. Теперь мы подадим на них в суд. Эта чертова штука имела какой-то дефект. Должна была иметь. Как иначе объяснить то, что произошло? – Да уж, – сказала она совсем тихо. Джек сделал четыре снимка, передавая каждый Уэнди, чтобы она записала точное время съемки по часикам в виде кулона, которые носила на шее. Дэнни настолько поразила мысль, что каждая ранка на его руке может стоить тысячи долларов, что он постепенно начал забывать о страхах и активно интересовался съемкой. Хотя рука у него пульсировала тупой болью и немного разболелась голова. Когда Джек убрал камеру на место, а снимки разложил для просушки, Уэнди спросила: – Разве нам не надо показать Дэнни врачу сегодня же? – Только если разовьется сильная боль, – ответил Джек. – Если у человека аллергия на осиный яд, реакция наступает уже через тридцать секунд. – Реакция? О чем ты… – Он впадает в кому. Или же начинаются конвульсии. – О Боже! – Она обхватила себя руками, бледная и изнуренная. – Как ты себя чувствуешь, сынок? Как думаешь, сможешь заснуть? Дэнни смотрел на них, часто моргая. Образы недавнего кошмара потускнели и расплылись в его памяти, но он все еще был напуган. – Если только я могу лечь вместе с вами. – Конечно же, можешь! – воскликнула Уэнди. – О, мое солнышко! Прости нас, пожалуйста! – Все в порядке, мама. Она снова ударилась в слезы, и Джеку пришлось положить ладони ей на плечи. – Клянусь тебе, Уэнди, я абсолютно точно следовал инструкции. – Но ты избавишься от гнезда прямо с утра, хорошо? – Само собой, я это сделаю. Втроем они улеглись в постель, и Джек уже собирался выключить свет, когда вдруг о чем-то задумался и снова откинул одеяло. – Нужно сфотографировать и само гнездо. – Но только сразу же возвращайся. – Разумеется. Он подошел к шкафу, взял фотоаппарат и последнюю вспышку, а потом послал Дэнни салют, соединив в кольцо кончики большого и указательного пальцев. Дэнни улыбнулся и показал ему такой же ответный жест. Ну и парень у нас растет, думал Джек, переходя в маленькую спальню. Даст любому сто очков вперед. В комнате все еще горел верхний свет. Джек подошел к изголовью кровати, посмотрел на тумбочку и моментально покрылся гусиной кожей. У него в буквальном смысле волосы встали дыбом. Сквозь прозрачную салатницу он почти не видел гнезда. Всю внутреннюю поверхность стекла покрывали копошившиеся осы. Их невозможно было сосчитать. Штук пятьдесят, если не сто. С сильно колотящимся сердцем Джек сделал снимки, а потом отложил камеру, чтобы дождаться проявки. Машинально вытер губы ладонью. В голове стучала одна и та же мысль, наводившая почти (Ты потерял контроль над собой. Ты потерял контроль над собой. Ты потерял контроль над собой.) суеверный ужас. Они вернулись. Он убил ос, но они вернулись. И он опять услышал свой истошный крик, обращенный прямо в испуганное и залитое слезами лицо сына: Прекрати заикаться! И еще раз вытер губы. Затем, подойдя к столу Дэнни, он порылся в ящиках и нашел большую коробку с пазлом. Поднес ее вплотную к краю тумбочки и с величайшей осторожностью передвинул на картон накрытое салатницей гнездо. Осы злобно жужжали в своей тюрьме. Потом, крепко прижав салатницу рукой, чтобы она не съехала, Джек вышел в коридор. – Ты идешь спать? – спросила Уэнди. – Идешь спать, папочка? – Мне нужно на минутку спуститься вниз, – нарочито небрежно ответил он. Как такое могло случиться? Как, во имя всего святого? Ведь дымовая шашка сработала по всем правилам. Он дернул за кольцо и увидел, как из нее повалил густой столб белого дыма. А когда вернулся через два часа, ему оставалось только высыпать мертвые тельца насекомых через отверстие в верхней части гнезда. Так каким же образом? Путем спонтанной регенерации? Нет, это безумие. Чепуха, в которую не верили уже в семнадцатом веке. Насекомые не способны регенерировать. И даже если учесть, что из отложенного осиного яйца через двенадцать часов выходило взрослое насекомое, матки не откладывали яиц с наступлением холодов. Для этого у них есть сезон, начинающийся в апреле или мае. Осенью для ос наступала пора смерти. Однако живое опровержение исходило под стеклом яростным жужжанием. Он спустился со своей ношей вниз и прошел через кухню. В самом ее дальнем углу располагался черный ход. Колючий холодный ветер сразу же атаковал его почти обнаженное тело, а ноги мгновенно онемели от промерзшего бетона площадки, на которую он встал. В разгар сезона здесь разгружали бутылки со свежим молоком. Джек аккуратно опустил картонку с салатницей на бетон, а потом распрямился и посмотрел на термометр, прибитый рядом с дверью. Кончик ртутного столбика застыл на двадцати пяти градусах[11]. К утру стужа убьет их всех. Джек вернулся в дом и плотно закрыл за собой дверь. На секунду задумался, а потом решил на всякий случай еще и запереть ее на засов. Пройдя через кухню, он выключил в ней свет. Какое-то время стоял в полной темноте, размышляя и ощущая томительное желание выпить. И внезапно он услышал, что отель наполнен множеством едва уловимых звуков: скрипами и стонами, завыванием ветра под скатом крыши, где, словно отравленные плоды, могли висеть другие осиные гнезда. С осами, которые могли ожить. И внезапно Джек осознал, что ему уже не нравится «Оверлук», как нравился прежде, словно не осы ужалили его сына – осы, невероятным образом пережившие химическую атаку, – а сам отель. Его последняя мысль перед возвращением наверх к жене и сыну (отныне ты не позволишь себе потерять контроль над собой. Что Бы Ни Случилось.) была решительной, обдуманной и выстраданной. Но, идя по коридору, он тыльной стороной ладони вытер губы. Глава 17 На приеме у доктора Раздетый до трусиков и лежавший на смотровом столе Дэнни Торранс казался очень маленьким. Он смотрел на доктора («Зови меня Билл») Эдмондса, который подкатил к нему большой и непонятный черный агрегат. Дэнни скосил глаза, чтобы лучше разглядеть его. – Не надо пугаться, парень, – сказал Билл Эдмондс. – Это всего лишь электроэнцефалограф. Больно не будет. – Электро… – Сокращенно мы называем его ЭЭГ. Я подцеплю кучу разных проводов к твоей голове… Нет, нет, не воткну, а только прикреплю, а потом самописцы в этом приборе сделают запись активности твоего мозга. – Как в «Человеке за шесть миллионов долларов»? – Да, примерно так. Ты бы хотел стать похожим на Стива Остина, когда вырастешь? – Ни за что! – ответил Дэнни, а медсестра между тем прикрепляла электроды к крошечным выбритым участкам кожи на голове мальчика. – Папа говорит, что однажды у него в башке случится короткое замыкание… и он окажется в… Короче, в полной заднице. – Понимаю, что ты имеешь в виду, – дружелюбно сказал доктор Эдмондс. – Там уже побывали многие, включая и твоего покорного слугу. Однако ЭЭГ крайне важна, потому что может поведать нам об очень многих вещах. – О каких, например? – Например, страдаешь ли ты эпилепсией. Это такое заболевание…