– Я люблю тебя, – сказала она. – А Дэнни любит тебя еще сильнее, если это вообще возможно. Ты бы разбил ему сердце, Джек. Он будет очень несчастлив, если ты отошлешь нас отсюда. – Не надо так ставить вопрос. – Если врач найдет какую-то серьезную проблему, я попробую подыскать себе работу в Сайдуайндере, – сказала она. – А если не получится, мы с Дэнни вернемся в Боулдер. Я не могу поселиться у матери, Джек. Только не в подобной ситуации. И не спрашивай меня… Я просто не могу, и все. – Мне бы следовало догадаться об этом. Но не печалься заранее. Может быть, все обойдется. – Может быть. – Прием назначен на два? – Да. – Давай оставим дверь его спальни открытой, Уэнди. – Я думала об этом, однако мне кажется, что теперь он спокойно проспит до утра. Но она ошибалась. * * * Бум… бум… бум бумБУМБУМ… Он убегал от этих громоподобных, сокрушительных, отдающихся повсюду звуков по бесконечному петляющему лабиринту коридоров, а его босые ступни шелестели по высокому ворсу сине-черных джунглей. Каждый раз, когда он слышал, как молоток для игры в роке с грохотом врезается в стену где-то позади, ему хотелось кричать в голос. Но он не должен. Ни в коем случае не должен. Криком он выдаст себя, и тогда (тогда РОМ) (Выходи и получи, что заслужил, ты, хренов плакса!) О, он отчетливо слышал, как обладатель этого голоса идет, идет за ним по пятам, ведет охоту в этом коридоре, как тигр в сине-черных джунглях. Пожиратель людей. (Выходи, ты, маленький сучонок!) Если бы только ему удалось добраться до лестницы, ведущей вниз, он бы спустился с четвертого этажа, и все могло закончиться благополучно. Даже лифт бы сейчас пригодился. Ему бы только вспомнить то, что он позабыл. Но в темноте, охваченный ужасом, он окончательно потерялся. Свернул в один коридор, потом в другой, сердце чуть не выпрыгивало изо рта, похожее на горячий кусок льда, и с каждым поворотом страх, что он вот-вот столкнется лицом к лицу с этим тигром в человеческом обличье, все возрастал. Бухающие звуки теперь раздавались совсем близко, как и жуткие, хриплые крики. Головка молотка со свистом разрезала воздух, (роке… удар… роке… удар… РОМ) прежде чем обрушиться на стену. Чуть слышный шелест ног по ковру-джунглям. Паника, заполнявшая рот горькой на вкус жидкостью. (Ты вспомнишь все, что позабыл… Но сможет ли он? Что именно он должен вспомнить?) Он повернул за угол и, пораженный неимоверным ужасом, увидел, что оказался в тупике. С трех сторон на него мрачно смотрели наглухо запертые двери. Западное крыло. Он попал в западное крыло и мог слышать, как снаружи стонала и завывала буря, порой задыхаясь и захлебываясь, когда ее собственную черную глотку плотно забивал снег. Он прижался к стене, хныча от страха, а его сердце колотилось, как у кролика, угодившего в силок. Когда же он оперся спиной о светло-синий шелк обоев с объемным узором в виде волнистых линий, у него подкосились ноги и он упал на ковер, вытянув руки над вышитыми пальмами и лианами, и при каждом вдохе и выдохе из его гортани вырывался свист. Громче. Громче. Тигр шел по коридору, и ему оставалось пройти лишь до следующего поворота. При этом он продолжал кричать то визгливым, то хриплым капризным голосом, исполненным злобы, размахивая молотком, потому что этот тигр передвигался на двух ногах, и это был… Он проснулся, буквально подавившись воздухом, и резким движением сел на кровати, широко открытыми глазами всматриваясь в темноту, держа ладони скрещенными на уровне лица. На одной из рук что-то было. И оно ползало. Оса! Нет, сразу три осы. Они ужалили его одновременно, и в этот момент все воображаемые образы распались на части, обрушившись на него черным потоком, а он истошно кричал в темноте, пока осы жалили его снова и снова. Вспыхнула люстра, и папа оказался рядом. У него за спиной стояла мама, заспанная и перепуганная. – Уберите их с меня! – визжал Дэнни. – О Боже! – воскликнул отец. Он увидел. – Джек, что с ним опять такое? Что случилось? Джек не ответил, а подскочил к постели, схватил подушку Дэнни и стал с силой бить по трясущейся левой руке мальчика. Снова и снова. И Уэнди теперь тоже увидела неуклюжих насекомых, которые с жужжанием взвились в воздух. – Возьми любой журнал! – кричал ей Джек через плечо. – Убивай этих тварей! – Это осы? – спросила она и на секунду застыла, полностью парализованная очевидной абсурдностью увиденного, наблюдая за всем словно со стороны. Затем ощущения соединились с пониманием. – Осы? Господи, Джек, но ты же сказал… – Заткни свою пасть и убивай их! – взревел он. – Да делай же то, о чем тебя просят! Одно из насекомых опустилось на письменный стол Дэнни. Схватив книжку для раскрашивания, Уэнди с силой обрушила ее сверху. От раздавленной осы осталось только отвратительное грязно-коричневое пятно. – Там еще одна. На шторе, – сообщил Джек, проскакивая мимо нее с Дэнни на руках. Он отнес сына в их спальню и уложил на ту часть импровизированной двуспальной кровати, где обычно спала Уэнди. – Тихо лежи здесь, Дэнни. И не вставай, пока я не разрешу. Понял? С лицом, опухшим от слез, Дэнни кивнул. – Вот и славно, мой храбрый мальчик. Затем Джек добежал по коридору до лестницы. Позади доносились сначала шлепки книжки, а потом крик боли, который вырвался у его жены. Но он не остановился, а стремительно спустился, перепрыгивая через несколько ступеней, в темный вестибюль. Пробежал через кабинет Уллмана в кухню, сильно ударившись бедром об угол уллмановского дубового стола, но едва ли это заметив. Взмахом руки включил в кухне свет и метнулся к раковине. Вымытая после ужина посуда громоздилась на сушке, куда ее поставила Уэнди. Джек схватил с самого верха большую салатницу, уронив при этом на пол тарелку, которая разлетелась вдребезги. Не обратив на нее ни малейшего внимания, он развернулся и бегом проделал обратный путь. Тяжело дыша, Уэнди стояла рядом с дверью комнаты Дэнни. Ее лицо было бледнее самой белой скатерти. Глаза горели сумасшедшим огнем, потные пряди волос прилипли к шее. – Я перебила всех, – сообщила она, – но одна успела меня укусить. Джек, ты же говорил, что они все погибли. И Уэнди заплакала. Не говоря ни слова, он проскользнул мимо нее и поднес салатницу к гнезду, по-прежнему стоявшему рядом с кроватью Дэнни. Никакой жизни там больше не наблюдалось. По крайней мере на поверхности. Но он все равно молниеносным движением накрыл гнездо салатницей. – Вот так, – сказал он. – А теперь пойдем. Они вернулись в свою спальню. – Куда тебя ужалили? – спросил он. – В запястье. – Дай взглянуть. Она показала ему руку. Чуть выше «браслета» из морщинок между запястьем и ладонью был виден укус. Кожа вокруг него покраснела. – У тебя есть аллергия на укусы насекомых? – спросил он. – Подумай хорошенько! Потому что если есть, то Дэнни мог ее унаследовать. А эти треклятые твари впились в него раз пять или шесть. – Нет, – ответила она уже заметно спокойнее. – Просто я… Просто я их ненавижу, вот и все. Ненавижу! Дэнни сидел в изножье кровати, держа на весу левую руку, и смотрел на них. В его глазах на побледневшем от испуга лице читался упрек. – Папа! Ты же сказал, что убил их всех до одной. Моя рука… Очень больно. – Давай посмотрим, док. Нет, трогать я не буду. Так станет только больнее. Просто протяни руку ближе ко мне. Дэнни подчинился, а Уэнди запричитала: – О, Дэнни… О, бедненькая твоя ручка! Позже доктор насчитает у Дэнни одиннадцать укусов. Но сейчас они могли видеть только россыпь точек, словно ладонь и пальцы их сына посыпали молотым красным перцем. Рука сильно распухла и стала напоминать рисунки из комиксов про кролика Багза или утенка Даффи, когда эти смешные персонажи случайно попадали себе по пальцам молотком. – Уэнди, принеси спрей из ванной. Когда она вышла из комнаты, Джек сел рядом с Дэнни и обнял его за плечи. – Как только мы подлечим твою руку, я сделаю несколько снимков «Полароидом», док. А спать ты сегодня будешь вместе с нами, идет? – Конечно, – сказал Дэнни. – Только зачем тебе фотографии? – Чтобы попробовать в суде вытряхнуть кое из кого всю душу. Уэнди вернулась с баллончиком, по форме напоминавшим химический огнетушитель. – Это не больно, милый, – сказала она, снимая крышку. Дэнни снова вытянул руку, и мама опрыскала ее с обеих сторон, покрыв блестящим слоем лекарства.