Рози медленно прошла мимо каждого из четырех входов в лабиринт, внимательно прислушиваясь. Плач ребенка звучал чуть громче возле третьего прохода. Это могло быть и игрой ее воображения, но по крайней мере с этого можно было начать. Она пошла по проходу, шлепая босыми ногами по каменному полу, а потом остановилась, склонив голову набок и кусая нижнюю губу. Кажется, ее детский боевой клич подстегнул не только младенца. Где-то здесь — из-за эха невозможно было определить, насколько близко или далеко, — раздавался стук копыт по камню. Животное двигалось ленивой трусцой, казалось, приближаясь, а потом слегка удаляясь, потом снова приближаясь, а потом (почему-то это пугало еще больше) звуки вообще затихли. Она услыхала тихое влажное фырканье. За ним последовало еще более тихое ворчанье. И наконец, остались лишь вновь стихающие крики ребенка. Рози поймала себя на мысли, что может явственно нарисовать в своем воображении быка — огромное животное с жесткой шкурой, покрытой шерстью, могучей черной грудью и хребтом, мрачным бугром, возвышающимся над опущенной головой. В носу, разумеется, должно быть золотое кольцо, как у Минотавра в ее детских сборниках мифов, а зеленый свет, струящийся со стен, будет отражаться от этого кольца зелено-золотыми искорками. Эриний сейчас тихо стоит впереди в одном из проходов, выставив вперед рога. Прислушивается к ней. Ожидает ее. Она шла по тускло мерцавшему коридору, придерживаясь одной рукой за стену и стараясь уловить звуки ребенка и быка. Еще она высматривала, нет ли тут других куч нечистот, но не увидела ни одной. Во всяком случае, пока. Минуты через три проход, по которому она шла, уперся в Т-образную развилку. Звук детского плача слева казался чуть громче («Или я левша не только на руки, но и на уши», — подумала она), поэтому Рози свернула туда. Сделав всего два шага, она замерла: вдруг она ясно поняла, зачем нужны семена. Она была словно Гретель в подземелье, без братишки, с которым можно было бы разделить страх. Она вернулась обратно к Т-образной развилке, встала на колени и развязала свой сверток с одной стороны. Положила одно семечко на пол острым концом в ту сторону, откуда пришла. По крайней мере, отметила она, тут нет птиц, которые могут склевать подобие ее путеводной нити. Рози поднялась с колен и снова пошла вперед. Через пять шагов она очутилась в другом коридоре. Вгляделась в него и увидела, что чуть дальше он разветвляется на три прохода. Она выбрала центральный, отметив его гранатовым семечком. Через тридцать шагов и после двух поворотов этот проход закончился глухой стеной, на которой были вырублены шесть черных слов: «Хочешь, трахнемся с тобой как собачки?» Рози вернулась к тройной развилке, подняла семечко и положила в начале соседнего прохода. 8 Она понятия не имела, сколько у нее ушло времени на то, чтобы отыскать путь к центру лабиринта, так как время скоро утратило для нее значение. Она знала, что это могло тянуться ужасно долго, потому что ребенок продолжал кричать, хотя к тому времени когда Рози начала постепенно приближаться к ним, его крики стали прерываться. Дважды она слышала, как копыта быка глухо стучали по каменному полу: сначала вдалеке, а потом так близко, что она тут же замерла в страхе, прижав ладони к груди. Если ей приходилось возвращаться, она каждый раз подбирала последнее семечко, чтобы не заблудиться на обратном пути. В самом начале у нее было почти пятьдесят семян. Когда же она наконец свернула за угол и увидела намного более яркий зеленый свет прямо перед собой, у нее оставалось всего три. Рози дошла до конца прохода, встала в его горловине и заглянула в квадратную комнату с каменным полом. Она подняла взгляд кверху, ища крышу, но увидела лишь пещерную тьму, от которой подкатывала дурнота. Она снова посмотрела вниз, заметила еще несколько куч навоза, а потом переключила внимание на середину комнаты. Там на груде одеял лежала пухленькая, крохотная светловолосая девчушка. Ее глазки покраснели, а щеки были мокрыми от слез, но сейчас она была спокойна. Ножки ее болтались в воздухе, и она изучала свои пальчики. Время от времени она издавала тихие всхлипывающие вздохи. Эти звуки отозвались в сердце Рози намного сильнее, чем прежние громкие крики ребенка; казалось, будто девчушка каким-то образом знала, что ее бросили. Принеси мне моего ребенка. Чьего ребенка? Что это за ребенок? И кто занес его сюда? Она решила, что ей нет дела до ответов на эти вопросы, во всяком случае, сейчас. Достаточно того, что девчушка лежала здесь, посередине лабиринта, — такая хорошенькая и совсем одинокая, пытаясь успокоить себя своими пальчиками в этом холодном зеленом мерцании. Темнота, сырость и этот свет наверняка вредны для нее, рассеянно подумала Рози, торопливо идя к середине комнаты. Должно быть, свет этот что-то вроде радиации. Девчушка повернула головку, увидела Рози и протянула к ней свои ручонки. Сердце Рози словно упало в эти ручонки. Она плотно завернула девчушку в верхнее одеяло из стопки и взяла ее на руки. На вид младенцу было месяца три. Девчушка обняла Рози за шею, а потом уронила свою головку ей на плечо и стала посапывать. — Все будет хорошо, — сказала Рози, тихонько погладив по крошечной спинке, завернутой в одеяльце. Она чувствовала запах кожи младенца, который был нежнее и слаще любых духов. — Все хорошо, Кэролайн, все чудненько, мы выберемся из этого поганого старого… Она услыхала приближающийся к ней сзади топот копыт и прикрыла рот рукой, моля Бога, чтобы бык не услышал ее голос, чтобы Эриний избрал какой-нибудь другой проход в лабиринте. На сей раз так не случилось. Топтанье копыт приближалось, становилось все громче и резче по мере того, как бык продвигался по проходу. Потом стук копыт смолк, но она слышала, как что-то огромное поблизости тяжело дышит, словно грузный мужчина, только что одолевший лестничный пролет. Медленно, переполненная отчаянием, Рози повернулась с младенцем на руках на звуки бычьего сопения. Сейчас Эриний почует меня и прибежит. Как сказала ей женщина в красном одеянии: придет он за мной, но убьет нас обеих. Почуял ли ее Эриний? Почуял, хотя луна для нее еще не взошла? Рози верила, что нет. Она полагала, что стеречь ребенка в центре лабиринта было обязанностью быка, и его привлек плач ребенка точно так же, как он привлек Рози. Неясно, обнаружил ли Эриний пропажу ребенка или еще только ищет центр лабиринта. Бык стоял в горловине прохода, по которому только что прибежал. Он был несколько размытой формы, словно Рози смотрела на него сквозь струю чистой, быстро текущей воды. Однако сам бык стоял, по крайней мере в данный момент, совершенно неподвижно. Голова его была опущена; одно громадное копыто так глубоко расколото, что походило на клешню гигантского рака, неустанно царапающую каменный пол. Его плечи возвышались над пятью футами и шестью дюймами роста Рози по меньшей мере на четыре дюйма. Она догадывалась, что весит он как минимум тонну. Макушка его опущенной головы была гладкой, как наковальня, и блестящей, как шелк. Рога короткие, не больше фута длиной, но толстые и острые. Рози без труда представила себе, как легко они вонзятся в ее обнаженный живот… или в спину, если она попытается от него бежать. Тем не менее она не могла вообразить, каково будет ощутить такую смерть. Даже после всех лет жизни с Норманом она не могла себе это представить. Бык слегка поднял голову, и она увидела, что у него действительно один глаз — огромный, тускло-голубоватый и страшный, прямо над серединой морды. Когда он опять опустил голову и принялся бить своим расщепленным копытом по каменному полу, она поняла и еще кое-что: он готовится к нападению. Девчушка заверещала почти в ухо Рози, заставив ее вздрогнуть. — Тише, — сказала она, покачивая ее вверх и вниз на руках. — Тише, детка, не бойся, все будет хорошо… Сама она уже устала бояться. Бык, стоявший там, в узкой щели прохода, намеревался выпустить ей кишки. В проходе не было ничего, за чем можно было бы укрыться, — ни развилки, ни колонны. Если она побежит к коридору, из которого вышла, слепой бык услышит шлепанье ее ступней по камню и отрежет путь. Не успеет она одолеть и половины, как он ударит ее рогами, отшвырнет к стене, а потом затопчет насмерть. Ребенка — тоже, но пусть уж малышка погибнет у нее на руках. У Эриния один глаз, да и тот слеп, но с обонянием у него все в порядке. Рози стояла, следя за ним широко раскрытыми глазами, загипнотизированная тем, как он бьет по полу передним копытом. Наконец удары прекратились… Она взглянула вниз, на сырой и смятый комок ночной сорочки в своей руке. Комок сорочки с завернутым камнем. С обонянием у него все в порядке. Она опустилась на одно колено, не отрывая глаз от быка и прижимая ребенка к плечу правой рукой. Левой она развернула сорочку. Лоскут, в который она завернула камень, раньше был розмариновым от голубого цвета материала и крови Уэнди Ярроу, но ливень смыл большую часть крови, и ткань стала теперь бледно-розовой. Один из концов лоскута — там, где она связывала его узлом вокруг камня, — был ярче и оставался розмариновым. Рози зажала камень в левой руке, ощущая его тяжесть. Как раз в тот момент, когда ноги быка напряглись для броска, она отвела руку назад и швырнула камень низом, покатив его по полу мимо быка. Голова зверя медленно повернулась в этом направлении, его ноздри раздулись, и он ринулся за камнем. Мгновенно Рози снова очутилась на ногах. Она бросила остатки своей ночной сорочки рядом с грудой одеял ребенка. Маленький узелок с тремя последними гранатовыми зернышками все еще оставался у нее в руке, но Рози не отдавала себе в этом отчета. Она сознавала лишь, что мчится через комнату к тому проходу, который ей нужен, пока за ее спиной Эриний бросился на камень, пнул его на лету копытом, снова поймал, боднул наковальней своей башки, отшвырнул в один из боковых проходов и ринулся вслед за ним, издавая грозный рык. Рози бежала, но бежать нужно было далеко, и теперь все опять показалось сном, поскольку в кошмарных снах злодей всегда в двух шагах за тобой и от него не удается убежать. Она ринулась в узкий коридор, как только услыхала, что топот копыт снова стал приближаться. Он нагонял ее, и когда они почти поравнялись, Рози закричала, прижала испуганную девчушку к груди и побежала с такой скоростью, на какую только была способна. Однако Эриний оказался быстрее. Когда не было сомнения, что сейчас он затопчет ее и Рози закрыла глаза, бык… пронесся мимо за стеной, справа от нее. Эриний успел бы догнать ее, но ошибся на один проход. Рози неслась дальше, задыхаясь, с пересохшим ртом, чувствуя лихорадочные удары крови в висках, горле, глазах. Она понятия не имела, ни где находится, ни в какую сторону бежать дальше. Теперь все зависело от зернышек граната. Если она забыла положить хотя бы одно семечко, она может бродить здесь многие часы, пока бык в конце концов не отыщет ее и не затопчет. Она добралась до пятисторонней развилки, огляделась и не нашла никакого семечка. Однако она увидела мерцавшую, издававшую резкий запах лужицу бычьей мочи, и это навело ее на жутко правдоподобную мысль. Предположим, здесь было семечко… Она не могла вспомнить, положила ли его на этой развилке, поэтому отсутствие семечка ничего не значило, если предположить, что бык смел его, когда промчался здесь. Тебе нельзя думать об этом, Рози, — у тебя нет выбора. Ты должна искать выход, иначе бык в конце концов убьет вас обеих. Она ринулась через перекресток, придерживая одной рукой тельце, а другой — головку девчушки, чтобы та не моталась из стороны в сторону. Двадцать ярдов проход шел прямо, потом свернул вправо и еще через двадцать ярдов уперся в Т-образный перекресток. Она побежала туда, уговаривая себя не терять голову, если не отыщет там семечка. В этом случае она просто вернется по своим следам к пятисторонней развилке и испробует другой проход. Это проще простого, даже вспотеть не успеет, если… не потеряет головы, конечно. И пока она успокаивала себя этими мыслями, чужой испуганный голос стонал в ее сознании: заблудилась, вот что ты получила за то, что бросила мужа, вот как оно все обернулось, заблудилась в лабиринте, играешь в прятки с быком в подземелье, оказывая любезности сумасшедшей бабе… Вот что бывает с плохими женами — с женами, которые лезут выше своего места в заведенном порядке вещей. Заблудилась в темноте… Она увидела зернышко, острым концом ясно указывающее в правое ответвление развилки, и всхлипнула с облегчением. Чмокнула щечку девочки — та снова заснула. 9 Рози свернула направо и пошла с Кэролайн (она была теперь уверена, что это ее неродившаяся дочка), свернувшейся у нее на руках. Она так до конца и не избавилась от страха перед тем, что рано или поздно подойдет к развилке, которую забыла отметить зернышком, но на каждом перекрестке находила зернышко. Однако Эриний тоже оказывался там, и топот его копыт по камню, порой далекий и приглушенный, а порой близкий и очень громкий, напоминал ей о том времени, когда ей было всего пять или шесть лет и она с родителями отправилась в Нью-Йорк. Из этой поездки лучше всего она запомнила две вещи: «Рокетсы», отплясывавшие на сцене мюзик-холла «Радио-сити», абсолютно синхронно двигая ногами, и напугавшие ее суету и суматоху Центрального вокзала с его эхом, громадными светящимися вывесками и людскими потоками. Массы людей на Центральном поразили ее не меньше, чем «Рокетсы» (и в основном по тем же причинам, хотя эта мысль пришла ей в голову много позже), а грохот поездов напугал, потому что невозможно было понять, откуда приезжает и куда отправляется вся эта масса поездов и людей. Шум, грохот и скрежет нарастали и стихали, стихали и нарастали. То здесь, то там дрожали стекла, пол под ногами ходил ходуном. Топот быка Эриния, слепо носившегося по лабиринту, всколыхнул те воспоминания с удивительной четкостью. Рози понимала, что она, никогда не потратившая ни одного доллара на государственную лотерею и ни разу не сыгравшая в «Бинго» на индейку или дешевый сервизик, теперь затеяла опаснейшую игру со случаем, где призом была ее жизнь, а проигрышем — смерть… И смерть младенца тоже. Она вспомнила мужчину в «Портсайде» с красивой, плутоватой физиономией и разложенную на крышке его чемодана игру из трех карт. Теперь она была тузом пик. Но понимала, что быку необязательно нужны слух или обоняние, чтобы отыскать ее, он мог напороться на них с Кэролайн по чистой случайности. Но этого не случилось. Завернув за последний угол, Рози увидела впереди ступеньки. Задыхаясь, одновременно плача и смеясь, она выскочила из прохода и побежала к ним. Она взобралась на пять-шесть ступенек, а потом оглянулась назад. Отсюда ей было видно, как лабиринт извивается и убегает в темноту — беспорядочная паутина правых и левых поворотов, развилок и тупиков. Где-то далеко справа она слышала, как мчится Эриний. Но мчится в глубину лабиринта. Они были наконец в безопасности. Рози бессильно опустила плечи и заплакала. В голове ее зазвучал голос Уэнди: «Теперь ты можешь возвращаться сюда — с ребенком. Основные трудности позади, но ты еще не справилась до конца». Да, наверняка она еще не справилась до конца. Ей нужно было одолеть две сотни ступенек, на этот раз с ребенком на руках, а она уже выбилась из сил. «Осторожно, шаг за шагом, дорогая, — сказала Послушная-Разумная. — Вот так мы должны идти. Потихоньку». Рози двинулась вверх (потихоньку, шаг за шагом), время от времени оглядываясь через плечо и стараясь не вспоминать (могут быки взбираться по лестницам?) о жутких вещах там, внизу, где остался лабиринт. Девчушка в ее руках становилась все тяжелее и тяжелее, словно здесь вступал в силу какой-то странный закон механики: чем ближе к поверхности, тем тяжелее малышка. Рози увидела слабое пятнышко дневного света далеко в вышине и уже не отрывала от него глаз. Пока пятнышко, словно издевалось над ней, вовсе не приближаясь, а она уже задыхалась, капли пота текли по лбу, и кровь стучала в висках. Впервые за последние полмесяца ее почки снова начали болеть и дергаться в такт лихорадочному сердцебиению. Она старалась не обращать на все это внимания и по-прежнему не отрывала глаз от пятнышка света наверху. Наконец оно начало увеличиваться, светлеть и принимать форму лестничного проема. За пять ступенек до выхода парализующая судорога впилась дикой болью в мышцу правого бедра. Она нагнулась, чтобы помассировать ногу, но поначалу это выглядело попыткой месить камень. С тихим стоном, дрожа от боли, она стала растирать мышцу (ей много раз приходилось заниматься таким массажем за годы своего брака), пока она наконец не начала расслабляться. Рози осторожно согнула ногу в колене, чтобы проверить, не сведет ли ее судорога снова. Но этого не произошло, и она одолела последние несколько ступенек, стараясь не налегать на правую ногу. Наверху она выпрямилась во весь рост и огляделась вокруг замутненным взглядом альпиниста, который вопреки всем ожиданиям уцелел после страшного обвала. Пока она была под землей, тучи поредели и день наполнился туманным летним светом. Воздух был тяжелым и влажным, но Рози подумала, что за всю свою жизнь не вдыхала в себя воздуха благоуханнее. Она благодарно подняла мокрое от пота и слез лицо к тускло-голубым просветам между пока еще не разогнанными тучами. Где-то вдалеке продолжал глухо ворчать гром, как побитый пес, издающий никчемные угрозы. Это навело ее на мысль об Эринии, бегающем внизу в темноте и все еще ищущем женщину, которая вторглась в его владения и унесла его добычу. «Chercher la femme, ищите женщину, — подумала Рози с усталой улыбкой. — Можешь chercher сколько влезет, крутой малый; la femme и ее дочурку ты уже больше не найдешь». 10 Рози медленно пошла прочь от лестницы. В начале тропинки, ведущей в рощу с мертвыми деревьями, она присела, держа ребенка на коленях. Она хотела лишь немного перевести дух, но пробивавшееся сквозь туман солнце пригрело ей спину, и когда она вновь подняла голову, ее тень заметно сдвинулась. Это навело на мысль, что она, должно быть, успела немного вздремнуть. Поднявшись на ноги и поморщившись от боли, вновь вспыхнувшей в мышцах правого бедра, она услыхала резкие сварливые крики множества птиц — словно большая недружная семья вступила в разноголосый спор за воскресным обедом. Девчушка у нее на руках зачмокала, когда Рози устроила ее поудобнее, выпустила пузырек слюны из надутых губок и снова замолкла. Рози и восхищалась, и завидовала ее сонной безмятежности. Она пошла вниз по тропинке, потом остановилась и оглянулась на единственное живое дерево возле зловещего входа в подземелье с его яркими зелеными листьями, изобилием волшебных, пурпурно-красных плодов. С полминуты она смотрела как зачарованная на открывшуюся картину, впитывая глазами и разумом ее очертания, игру цвета, света и тени. «Они настоящие, — подумала она. — Как могут предметы, которые я вижу так явственно, быть чем-то иным, кроме реальности? И я дремала тут — я знаю, что дремала. Как можно заснуть во сне?» «Забудь об этом, — сказала Послушная-Разумная. — Это самое лучшее, что ты можешь сделать, по крайней мере сейчас». Да, пожалуй, с этим можно согласиться. Рози двинулась дальше и добралась до упавшего дерева, перегораживавшего тропинку. Подосадовала, когда увидела, что ее нелегкое путешествие вокруг сплетения корней было совершенно необязательным: поблизости от верхушки дерева виднелась более легкая тропка. Во всяком случае, сейчас она есть, подумала Рози, идя по ней. Но где уверенность, что она была раньше? Журчание черного ручья среди камней достигло ее ушей, и когда она добралась до него, то увидела, что вода начала спадать и камни уже не выглядят такими опасно маленькими и скользкими в бурном потоке. Теперь они похожи были на плитки тротуара, а запах воды утратил свою зловещую притягательность. Теперь вода пахла как застоявшаяся в бочке. — Ты виноват! Нет, не я! Нет, ты! — снова поднялся сварливый гомон, и ее взору открылись двадцать или тридцать птиц, самых больших, каких она только видела в жизни. Они сидели в ряд на гребне крыши храма. Эти птицы были слишком велики для ворон. Немного подумав, Рози решила, что это орлы-могильники или коршуны. Но откуда они прилетели? И зачем они здесь? Глядя на птиц, Рози прижимала ребенка все крепче к груди, не сознавая, что делает, пока младенец протестующе не пискнул во сне. Птицы все разом взлетели, и крылья их захлопали, как простыни на бельевой веревке под сильным порывом ветра. Похоже, они увидели, что Рози смотрит на них, и это им не понравилось. Большинство птиц полетели в рощу с мертвыми деревьями, но несколько осталось в облачном небе, кружа над ее головой как дурные знамения. Откуда они прилетели? Что им надо? Снова вопросы, на которые у Рози не было ответов. Она отмахнулась от них и перешла ручей по камням. Подойдя к храму, она заметила едва различимую тропинку, ведущую вокруг его основания. Ни секунды не колеблясь, пошла по ней, невзирая на то, что она не одета, а по обе стороны тропинки тянулись заросли колючего кустарника. Она шла осторожно, поворачиваясь то одним боком, то другим, чтобы не поцарапаться, подняв девчушку над собой, подальше от колючек. Несмотря на все предосторожности, Рози пару раз оцарапалась, но лишь одна из царапин — поперек больного правого бедра — оказалась довольно глубокой, и из нее выступила кровь. Рози завернула за угол храма и взглянула на его фасад. Ей показалось, что строение как-то изменилось и перемена настолько всеобъемлюща, что она не в состоянии до конца ухватить ее суть. Эта мысль отступила на второй план, когда она увидела Уэнди, по-прежнему стоявшую возле рухнувшей колонны. Рози почувствовала облегчение и радость и направилась к ней, но, сделав полдюжины шагов по направлению к женщине в красном одеянии, она остановилась и снова оглянулась на строение. На сей раз она тут же обнаружила перемену, и у нее вырвался возглас изумления. Храм Быка теперь выглядел плоской картинкой. Он напомнил Рози строчку из стихотворения, которое она когда-то учила в старших классах, — что-то про нарисованный кораблик в нарисованном океане. Странное впечатление, что храм объемен, но нарушены законы перспективы, исчезло, и ощущение угрозы, исходящей от здания, ушло вместе с объемностью. Теперь его очертания выглядели прямыми и плоскими; не было никаких выступов, углублений и теней, вызывающих беспокойство. Здание напоминало, по сути дела, посредственную картину бездарного художника, пытавшегося ложной романтикой сюжета компенсировать недостаток таланта, — картина вроде тех, что в конечном счете вечно собирают пыль в углу подвала или на чердаке, рядом со старыми номерами «Нэйшнл джиогрэфик» и головоломками из кубиков с давно затерявшимися деталями. Или, наконец, в редко навещаемом третьем проходе какого-нибудь комиссионного магазина. — Женщина! Эй, женщина! Рози круто повернулась к Уэнди и увидела, что та нетерпеливо машет рукой.