— Что же это такое? Интуиция? — Больше. Похоже на телепатию. Он называет это «ловить рыбку на блесну». Билл покачал головой. — Мы действительно говорим про чудовище, да? Это вызвало у нее нервный смешок. — О Господи, ты только сейчас это понял! Словом, все женщины в «Д и С» видели его фотографию и будут чрезвычайно осторожны, особенно на пикнике в субботу. Некоторые возьмут с собой деревянные молотки, так сказала Анна. Я начала успокаиваться, но потом она сказала: «Не волнуйся, Рози, нам случалось бывать в таких переделках и раньше», и это поставило все на свои места. Потому что когда убивают человека — хорошего человека, вроде того, который спас меня в той кошмарной ситуации на автовокзале, — это не просто какая-то переделка. Ее голос зазвенел, она снова заговорила быстрее. Он взял ее за руку и стиснул ладонь. — Я понимаю, Рози, — сказал он, надеясь, что это звучит успокаивающе. — Я понимаю. — Анна полагает, что знает, как следует поступить. Ей и раньше приходилось вызывать полицейских, чтобы те справились с каким-нибудь пьяницей, швырнувшим кирпич в окно или затеявшим драку у пивного киоска. Но она никогда не сталкивалась ни с кем, подобным Норману. Она не понимает, с кем имеет дело, вот что пугает меня. — Она замолчала, стараясь взять себя в руки, и улыбнулась Биллу. — Как бы там ни было, она говорит, что мне не нужно встревать во все это, по крайней мере пока. — Я полагаю, тут она права. Они находились уже перед зданием студии. — Ты ничего не сказал про мои волосы, — она подняла голову и бросила на него быстрый, но смущенный взгляд. — Это потому, что ты не заметил или тебе не понравилось? Он взглянул на ее прическу и счастливо улыбнулся. — Я заметил, Рози, и мне очень понравилось, но сегодня я услышал от тебя столько ужасного, что у меня просто не было возможности сказать тебе об этом. — Мне очень жаль, что ты так расстроился. Это была правда, но в то же время она была и рада, что он так расстроился и что ему очень понравились ее волосы. Испытывала ли она чувство, хоть отдаленно напоминавшее то, когда за ней ухаживал Норман? Она не могла вспомнить. Ясно помнила лишь, как он тискал ее однажды ночью, когда они отправились на автомобильные гонки, но все остальное из первых его ухаживаний растворилось как в тумане. — Тебе пришло в голову покрасить волосы из-за той женщины на картине, верно? Которую ты купила в тот день, когда я встретил тебя? — Может быть, — осторожно ответила она. Не считает ли он это странным? И поэтому ничего и не сказал о ее прическе? Но он снова удивил ее, на этот раз даже больше, чем когда спросил про Уэнди Ярроу. — Большинство женщин красят свои волосы, чтобы выглядеть лишь как женщины, которые приобрели несвойственный им цвет волос, — сказал он. — Почти всегда мужчины делают вид, что не понимают этого, а на самом деле они это прекрасно понимают. Но ты… Когда ты приходила в магазин, волосы у тебя были словно крашеные, а сейчас — настоящего, родного цвета. Наверное, это звучит грубой лестью, но это правда… А блондинки обычно выглядят наименее натуральными. Правда, тебе стоит еще и уложить их так, как у женщины на той картине. Ты станешь похожа на принцессу викингов. Чертовски сексуальную. «Он не видел меня вчера», — подумала Рози. Но его последние слова будто зажгли красную лампу внутри нее, разом включив ощущения, которые были одновременно и очень притягательными и пугающими. «Я не люблю секс, — подумала она. — Я никогда не любила секс, но…» Рода и Кэрт шли им навстречу с противоположной стороны. Вчетвером они встретились перед вращающимися дверями здания студии. Глаза Роды исследовали Билла с живым интересом. — Билл, с этими людьми я работаю, — произнесла Рози. Жар, вместо того чтобы пройти, продолжал распаляться на ее щеках. — Рода Саймонс и Кэртис Гамильтон. Рода, Кэрт, это… — От волнения на одну короткую и жуткую секунду она забыла имя этого человека, уже столь много значившего для нее. К счастью, оно тут же вспыхнуло в памяти. — Билл Стэйнер, — закончила она. — Рад познакомиться, — скороговоркой произнес Кэрт, потряс руку Билла и глянул на здание студии с явным стремлением поскорее вновь сунуть голову между наушниками. — Друг Рози, как говорится, и наш тоже, — сказала Рода и протянула руку. Узкие браслеты на ее запястье глухо звякнули. — Рад встрече, — сказал Билл и снова повернулся к Рози. — Наш уговор на субботу в силе? Она на секунду задержалась с ответом и кивнула. — Я заеду за тобой в половине девятого. Не забудь одеться потеплее. — Хорошо, — теперь она чувствовала, как смущение разливается по всему ее телу, делая твердыми соски и вызывая покалывание в пальцах. То, как он смотрел на нее, вновь погрузило ее в волну тепла, но на этот раз не было страшно, а, наоборот, приятно. Неожиданно ее охватило желание — детское, смешное, но почти неодолимое — обнять его руками… и ногами… ну просто влезть на него, как на дерево. — Ладно, тогда до встречи, — сказал Билл. Нагнулся и коснулся губами ее щеки. — Рода, Кэртис, рад был познакомиться с вами. Он повернулся и пошел прочь, насвистывая. — Скажу честно, Рози, у тебя прекрасный вкус, — заметила Рода. — Эти глаза! — Мы просто друзья, — смутилась Рози. — Я встретила его… — Она запнулась. Объяснить, как она встретила его, было бы довольно сложно для короткого сообщения, чтобы не сказать — затруднительно. Она пожала плечами и смущенно улыбнулась. — Ну, ты понимаешь. — Понимаю, — сказала Рода, провожая взглядом уходящего Билла. Потом она повернулась к Рози и весело рассмеялась. — Я понимаю. В этой старой развалине бьется сердце подлинного романтика. Я надеюсь, что ты и мистер Стэйнер станете хорошими друзьями… Ну как, ты готова снова взяться за работу? — Да, — сказала Рози. — И по сравнению с сегодняшним утром мы увидим теперь прогресс, раз ты привела свои… другие дела в относительный порядок? — Я уверена, прогресс не заставит себя ждать, — пообещала Рози. И не ошиблась. Храм Быка 1 Перед тем как лечь спать вечером в четверг, Рози вновь включила свой новый телефон и позвонила Анне. Она спросила, нет ли у нее чего-то нового и не видел ли кто-нибудь Нормана в городе. На оба вопроса Анна ответила твердым «нет». Сообщила, что все тихо, и напомнила старую поговорку: «Нет новостей — хорошие новости». У Рози имелись свои соображения по этому поводу, но она оставила их при себе и выразила Анне робкие соболезнования по поводу гибели ее бывшего мужа, прикидывая, каковы у миссис Хорошие Манеры правила поведения в таких ситуациях. — Спасибо, Рози, — сказала Анна. — Питер был странным и трудным человеком. Он любил людей, но самого его любить было трудновато. — Он показался по отношению ко мне таким отзывчивым. — Именно таким он и был. Для посторонних — Добрым Самаритянином. Для своей же семьи и друзей — я побывала в обоих станах, так что знаю, — он скорее походил на Левита[6], не жалующего домашний очаг. Однажды, во время обеда в День Благодарения, он схватил индейку и запустил ею в своего брата Хэла. Не помню точно, о чем был спор, но, наверное, по поводу ООП или Фиделя Кастро. Что-то одно из двух. Анна вздохнула. — Днем в субботу состоятся поминки — мы все усядемся на раскладные стулья, как на собрании анонимных алкоголиков, и будем по очереди говорить о нем. По крайней мере я думаю, что именно этим мы и займемся. — Звучит очень трогательно. — Ты так полагаешь? — спросила Анна. Рози представила себе, как она при этом приподняла брови в своей бессознательно надменной манере и стала еще больше похожа на Мод. — Я думаю, это звучит скорее глупо, но, может, ты и права. Как бы там ни было, я уйду с пикника, чтобы принять участие в этом, но и вернусь без особых сожалений. Хотя обиженные женщины в этом городе потеряли настоящего друга — тут нет никаких сомнений. — Если это сделал Норман… — Я так и знала, что ты сюда свернешь, — сказала Анна. — Я много лет работала с женщинами, которых унижали, ломали и калечили, и мне известно, какая у них развивается страсть к мазохизму. Это такая же составная часть синдрома угнетенных женщин, как замкнутость и депрессия. Ты помнишь тот день, когда взорвался космический челнок «Челленджер»? — Да… — Рози слегка сбил с толку этот вопрос, но она хорошо помнила тот случай. — В конце того дня ко мне пришла одна женщина — вся зареванная. Щеки и руки у нее были в красных отметинах. Она щипала и била себя. Заявила, что это по ее вине погибли те храбрые мужчины и милая женщина — учительница. Когда я спросила ее, почему она так решила, она объяснила, что написала не одно, а целых два письма в поддержку участия людей в программе освоения космоса: одно — в «Чикаго трибюн», а другое — представителю Федерального правительства США в ее округе. Обиженные женщины обычно принимают чужую вину на себя. И не только за какие-то конкретные несчастья, а вообще за все. Рози подумала о Билле, который провожал ее в «Корн Билдинг», обнимая рукой за талию. «Не говори о вине, сказал он ей, — не ты сделала таким Нормана». — Я долго не понимала эту составную часть синдрома, — сказала Анна, — но теперь, мне кажется, я понимаю. Кто-то должен быть виноватым, а если этого нет, то вся боль, депрессия, одиночество просто необъяснимы, и человек может сойти с ума. Лучше быть виновной, чем сумасшедшей. Только для тебя настало время проигнорировать этот выбор, Рози. — Я не понимаю. — Скоро поймешь, — спокойно произнесла Анна, и они перешли на другие темы. 2 Через двадцать минут после того как она попрощалась с Анной, Рози все еще лежала в постели с открытыми глазами и сцепленными под головой пальцами, глядя в темноту. В ее затуманенном воображении проплывали лица, как отвязанные воздушные шарики. Роб Леффертс, похожий на жмота с желтой карточки Комитета общественных пожертвований, предлагал ей карточку, на которой написано: «Выход из тюрьмы на свободу». Рода Саймонс с торчащим в волосах карандашом говорила Рози, что нейлоновыми бывают чулки, а не кулаки. Джерт Киншоу, планета Юпитер в человечьем обличье, в тренировочных штанах и мужской нижней майке с вырезом — то и другое громадных размеров. Синтия Как-Ее-Там (Рози все еще никак не могла запомнить ее фамилию), жизнерадостная панк-рокерша с двухцветной прической, вспоминала, что когда-то она просиживала часами перед картиной, на которой река казалась движущейся. И, конечно, Билл. Она видела его карие глаза с зеленоватыми искорками. Видела, как он отбрасывает назад свои длинные темные волосы, чтобы не мешали. Разглядела даже крошечный круглый шрамик на мочке левого уха, которое он проколол когда-то для серьги (наверное, в колледже — ради баловства), а потом дал снова зарасти. Она чувствовала прикосновение его руки к своей талии, его теплую ладонь, сильные пальцы и размышляла, испытывает ли он волнение, дотрагиваясь до нее. Теперь она могла признаться себе, что эти прикосновения волновали ее. Он настолько отличался от Нормана, что для нее это было равносильно встрече с пришельцем из другой Галактики. Она закрыла глаза и глубже погрузилась в дремоту. Из темноты выплыло еще одно лицо. Лицо Нормана. Норман улыбался, но его серые глаза были холодны как ледышки. «Я ловлю тебя на блесну, крошка, — сказал Норман. — Лежу в постели, совсем неподалеку, и ловлю тебя на блесну. Довольно скоро у меня будет разговор с тобой. Разговор по душам. Беседа получится очень короткой. И когда она закончится… — Он поднял руку. В ней был зажат карандаш. И грифель карандаша был остро заточен. — На этот раз я не стану возиться с твоими руками и плечами. На этот раз я займусь твоими глазами. Или, может быть, языком. Каково это будет, крошка? Получить уколы карандашом в твой слюнявый, лживый яз…» Ее глаза раскрылись, и лицо Нормана исчезло. Она снова закрыла их и постаралась представить себе лицо Билла. Какое-то мгновение она была уверена, что Норман окончательно вытеснил Билла, но нет, Билл вернулся. «Мы поедем вместе в субботу, — подумала она. — Мы проведем вместе весь день. Если он захочет поцеловать меня, я позволю ему. Если он захочет обнимать меня, прикасаться ко мне, я позволю ему. Это просто безумие, как я хочу быть с ним». Она снова начала скользить в сон, и теперь ей почудилось, что ей снится пикник, на который они с Биллом собирались отправиться послезавтра. Кто-то еще расположился на пикник неподалеку от них, причем с ребенком. До нее доносился детский плач. Потом раздался раскат грома. «Как на моей картине, — подумала она. — Я расскажу ему о своей картине, пока мы будем закусывать. Сегодня я забыла ему сказать, потому что надо было поговорить о более важном, но…» Снова прокатился гром, на этот раз ближе и резче. Теперь этот звук вызвал у нее приступ отчаяния. Дождь испортит их пикник, дождь смоет праздник «Дочерей и Сестер» на набережной Эттинджерс, из-за дождя могут даже отменить концерт. Не волнуйся, Рози, гром грохочет только на картине, и все это — лишь сон. Но если это сон, то почему она все так же чувствует свои сплетенные пальцы под затылком на подушке? Почему она ощущает лежащее на ней легкое одеяло? Как она все еще может слышать шум уличного движения за окном?