— Не-а. — Он опять сжал кулак и «выдавил» нижний доллар из стопки. Эта операция требовала особого мастерства… но Алану его было не занимать. Серебряный доллар выскользнул у него из кулака и скрылся в рукаве. Там он тихонько звякнул о первую монету — на реальном представлении этот звук был бы скрыт всякой магической болтовней. Теперь на раскрытой ладони лежали всего две монеты. — Может, поделишься соображениями? — раздраженно спросил Генри. — Последние два дня я очень много об этом думал, — сказал Алан. На самом деле все было гораздо хуже: с того момента в воскресенье, когда он увидел, что одна из убитых женщин — Нетти Кобб, он постоянно думал об убийстве. Оно не давало ему покоя даже во сне, и ощущение, что не все так просто, как кажется, постепенно перешло в уверенность. Поэтому звонок Генри Алан воспринял не как неприятность, а как облегчение, поскольку этот звонок избавил его от необходимости звонить самому. Он сжал руку с монетами. Звяк. Открыл ладонь. Один доллар. — И что тебя озадачило? — спросил Генри. — Все, — просто ответил Алан. — Начиная с того, что все это вообще произошло. Больше всего меня раздражает, как работают временные рамки преступления… или, вернее сказать, не работают. Я все пытаюсь представить себе, как Нетти Кобб приходит домой, находит свою собаку убитой, а потом сидит и пишет эти записки. И знаешь что? У меня никак не получается. И с каждой неудачной попыткой я все больше задумываюсь, сколько еще упустил из виду. Алан еще раз сжал кулак, потом разжал, и его ладонь оказалась пуста. — Ага. Тогда, может быть, мои плохие новости, наоборот, тебя обрадуют. Я не знаю, кто убил собаку миссис Кобб, но почти точно это была не Вильма Ержик. Алан сдернул ноги со стола. Монеты вылетели из рукава и просыпались на стол редким серебряным дождем. Одна из них докатилась до края и начала падать. Алан стремительно выбросил руку и подхватил ее на лету. — Генри, давай выкладывай все, что есть. — Ладно. Начнем с собаки. Ее обследовал Джон Палин, ветеринарный врач из Южного Портленда. Он у нас вроде Генри Райана, только для животных. Так вот, он утверждает, что, поскольку штопор попал точно в сердце и пес умер практически мгновенно, можно примерно установить время смерти. — Это мне нравится, — сказал Алан. Он подумал о романах Агаты Кристи, которые пачками читала Энни. Судя по этим романам, любой дышащий на ладан деревенский доктор мог с легкостью определить, что смерть наступила между половиной пятого и пятнадцатью минутами шестого. Проработав в правоохранительных органах более двадцати лет, Алан знал более реальный ответ на вопрос о времени смерти: «Где-то на прошлой неделе. Или на позапрошлой…» — Да неужели? В общем, доктор Палин утверждает, что собака умерла между десятью и двенадцатью. А Питер Ержик говорит, что, когда он вошел в спальню, чтобы переодеться для церкви — в самом начале одиннадцатого, — его жена принимала душ. — Да, но мы и так знали, что времени у нее маловато, — сказал Алан. Он был немного разочарован. — Ведь этот парень, Палин, он допускает какую-то погрешность, если только не считает себя Господом Богом. Чтобы Вильма идеально смотрелась, всего-то и нужно пятнадцать минут. — Да? И как она тебе, Алан? Смотрится? Пангборн подумал, потом тяжело вздохнул: — Сказать по правде, старик, не смотрится она. Никак не смотрится. — Алан помолчал и заставил себя добавить: — Но все равно глупо было бы пересматривать дело на основании отчета какого-то собачьего доктора и временной вилки в пятнадцать минут. — Ладно, перейдем к записке под штопором. Помнишь ее? — «Я никому не позволю закидывать грязью мои чистые простыни. Я же тебе говорила, что достану тебя!» — Слово в слово. Эксперт-графолог в Августе все еще с ней колупается, но Питер Ержик дал нам образец почерка жены. Ксерокопии записки и образца почерка сейчас передо мной. Они не совпадают. Вообще никак! — Чушь какая-то! — А вот и не чушь. Я думал, что ты-то как раз и не удивишься. — Я знал, что здесь что-то не так, но меня больше всего смущали эти камни с записками. По времени все очень тесно, конечно, и это тоже меня беспокоило, но не так сильно, как эти проклятые камни. Просто это похоже на Вильму. Ты уверен, что она не изменила почерк? — Он сам не верил тому, что сказал — идея анонимности совершенно не вписывалась в Вильмин стиль. Но следовало учесть и такую возможность. — Я? Я уверен. Но я не эксперт и в суде свидетельствовать не буду. Поэтому записка сейчас у графолога. — И когда он составит отчет? — А кто знает? Пока попробуй поверить мне на слово, Алан. Это две большие разницы. Ничего общего. — Хорошо, если это не Вильма, значит, это был кто-то, кто хотел, чтобы Нетти поверила, будто это она. Но кто? И зачем? Зачем, ради всего святого? — Вот этого я тебе не скажу, дорогой. Но у меня есть еще кое-что. — Давай добивай. — Алан ссыпал доллары обратно в ящик и изобразил на стене высокого, тощего мужчину в цилиндре. Тот проковылял в сторону двери, а на обратном пути цилиндр превратился в трость. — Кто бы ни убил эту собаку, он оставил кровавые отпечатки пальцев на внутренней ручке входной двери дома Кобб. Вот такие дела. — Тысяча чертей! — Полсотни — самое большее, на что можно рассчитывать. Они смазаны, отпечатки. Видимо, подозреваемый их оставил, когда уже выходил из дома. — Совсем не годятся? — Мы сняли несколько фрагментов, которые могут сгодиться, хотя опять же не факт, что суд их примет. Мы послали их в дактилоскопическую лабораторию ФБР в Виргинии. Они такое там вытворяют с частичными отпечатками… но они страшные тормоза. Результатов придется ждать дней десять, не меньше. Я сам сравнил эти отпечатки с отпечатками, снятыми нашим вечно задумчивым судмедэкспертом. — Не сходятся? — Это как с почерком, Алан. Сравнить части с целым. И если я с чем-то подобным попробую выйти в суд, защита мне голову отгрызет. Но раз уж мы, так сказать, сидим в куче дерьма, то я скажу прямо: они не имеют вообще ничего общего. Размер, например. У Вильмы Ержик руки были маленькие. А отпечатки оставлены человеком с большими руками. Даже делая скидку на то, что все смазано, руки просто гигантские. — Мужские? — Я уверен. Но еще раз повторяю: я не пойду с этим в суд. — Это не важно. — На стене появился маяк из тени, который тут же превратился в пирамиду. Пирамида раскрылась, как цветок, и стала гусем, летящим на фоне солнца. Алан попытался представить себе лицо мужчины — не Вильмы Ержик, а мужчины, — забравшегося в дом Нетти воскресным утром. Мужчины, убившего штопором Неттиного Бандита и подставившего Вильму. Ничего, кроме расплывчатых теней. — Генри, кому такое могло прийти в голову, если не Вильме? — Понятия не имею. Зато у нас может быть свидетель инцидента с камнями. — Что?! Кто?! — Я сказал может быть, помнишь? — Я слышал, что ты сказал. Не зли меня, кто это? — Ребенок. Одна дама, живущая по соседству с Ержиками, услышала шум и вышла на крыльцо посмотреть, что происходит. Она говорит, что подумала, может быть, «эта сука» — ее слова — окончательно взбесилась и выкинула мужа в окно. Она увидела, как какой-то мальчик испуганно улепетывает на велосипеде от дома Ержиков. Дама спросила у него, что там происходит. Парень ответил, что ему кажется, будто миссис и мистер Ержик скандалят. Поскольку соседка думала так же и шум к тому времени прекратился, она как-то об этом и позабыла. — Наверное, это Джиллиан Мислабурски, — сказал Алан. — Дом с другой от Ержиков стороны пустует, выставлен на продажу. — Точно. Джиллиан Мислахренски. У меня записано. — А что за мальчик? — Не знаю. Она его узнала, но не смогла вспомнить имя. Говорит, он живет по соседству, может быть, в том же квартале. Мы его найдем. — Сколько лет? — Говорит, между одиннадцатью и четырнадцатью. — Генри! Будь другом, дай мне его найти. Очень тебя прошу. — Давай, — мгновенно согласился Генри, и Алан расслабился. — Я вообще не понимаю, почему мы должны вести эти расследования, когда преступление случается прямо в столице округа. В Портленде и Бангоре этим занимаются самостоятельно, а почему в Касл-Роке нельзя? Бог ты мой, я даже не знал, как произносится фамилия этой женщины, пока ты не сказал! — В Роке много подводных камней, — рассеянно произнес Алан. Он оторвал розовый бланк предупреждения и записал на обратной стороне: Джилл Мислабурски и Мальчик, 11–14. — Если мои ребята найдут этого парня, он увидит три больших джипа полиции штата и так напугается, что забудет обо всем на свете, — сказал Генри. — А тебя он скорее всего знает. Ты же ходишь по школам и устраиваешь там беседы? — Да, по программе «Скажем „нет“ наркотикам» и в День закона и безопасности. Алан покопался в памяти, пытаясь припомнить мальчишек, живущих в том же квартале, что Ержики и Мислабурски. Если Джилл Мислабурски его узнала, но не знала имени, скорее всего это значит, что парень живет за углом или на Понд-стрит. Алан поспешно накорябал на листке бумаги три фамилии: Делуа, Раск, Беллингем. Были, наверное, и еще дети подходящего возраста, которых он с ходу не вспомнил, но для начала хватит и этих троих. Быстрый опрос наверняка выявит того, кого надо. — Джилл сказала, в котором часу она слышала шум и видела мальчика? — спросил Алан. — Она не уверена, но думает, что после одиннадцати. — Значит, это были не Ержики, потому что Ержики в это время были на мессе. — Правильно. — Тогда это был наш таинственный камнемет. — Снова в самую точку. — Вот кто действительно странный тип. — Три правильных ответа подряд. Еще один ответ, и ты выиграешь тостер. — А вдруг тот парнишка видел, кто это был? — Обычно в таких случаях я говорю: «Это слишком хорошо, чтобы быть правдой», но эта дама, Мислабурски, сказала, что он был напуган, так что это не исключено. Если он видел, кто там кидался камнями, то ставлю виски и пиво, что это была не Нетти Кобб. Я думаю, кто-то стравил их между собой. Просто так. Ради забавы. Но Алан, знавший свой город лучше, чем Генри, решил, что подобное невозможно. — А может быть, это сам паренек? — сказал он. — Может, поэтому он был напуган? Тогда у нас на руках обычный случай вандализма. — В мире, где есть Майкл Джексон и урод вроде Аксла Роуза, возможно все, — сказал Генри. — Но ты же знаешь, что вероятность обычного вандализма была бы намного выше, будь парнишке лет этак шестнадцать-семнадцать. — Да, — согласился Алан. — И зачем вообще строить предположения, если ты можешь найти мальчишку? Ты ведь можешь, да? — Я уверен. Но хочу дождаться конца уроков, если ты не против. Сам знаешь, пугать его — вовсе не лучший вариант. — Я согласен; наши две дамочки никуда не убегут, только в могилу. Тут, правда, полно репортеров, но это мелочь. Я их, как мух, отгоню.