– А ты не думал, что этот вирус может быть разумным? Теперь замолчал Скотт. Он молчал долго, а потом сказал: – Да. – Надо заметить, ты отлично справляешься. – Пока справляюсь, – ответил Скотт, но через три дня убедился, что ему предстоит еще много с чем справиться, прежде чем наступит конец. Ты уверен, что все под контролем, уверен, что подготовлен к любым неожиданностям… а потом идешь забирать почту из ящика. Январская оттепель началась в западном Мэне буквально с первого дня нового года. Температура упорно держалась в районе пятидесяти градусов, а через два дня после звонка доктора Боба поднялась до шестидесяти[2]. Дети отправились в школу в легких демисезонных куртках. Но в ту ночь резко похолодало, и пошел мокрый снег. Впрочем, Скотт этого не заметил. Он весь вечер просидел за компьютером – заказывал всякие штуки в Интернете. Он мог бы купить все необходимое и в Касл-Роке (инвалидную коляску и грудную обвязку – в салоне медицинского оборудования при аптеке в торговом центре, где он покупал конфеты на Хеллоуин; скобы и пандус – в хозяйственном магазине «Парди»), но ему не хотелось, чтобы по городу пошли слухи. Жители маленьких городков вообще любят сплетничать, им до всего есть дело. Снегопад прекратился около полуночи, и на следующий день в городе было морозно и ясно. Свежевыпавший снег, схваченный корочкой наста, искрился на солнце так ярко, что на него было больно смотреть. Казалось, будто за ночь лужайка у дома покрылась слоем прозрачного пластика. Скотт надел куртку и пошел забирать почту из ящика. В последнее время он взял в привычку спрыгивать с верхней ступеньки крыльца прямо на подъездную дорожку. Мышцы ног, явно не соответствовавшие его новому весу, словно истосковались по нормальным нагрузкам. Вот и сегодня он спрыгнул с крыльца, но, приземлившись на льдистый наст, не устоял на ногах и плюхнулся на пятую точку. Сначала он рассмеялся, однако потом начал скользить, и ему стало уже не до смеха. Он катился, лежа на спине, вниз по склону холма, будто шар в боулинге, и набирал скорость, приближаясь к проезжей части. Скотт попытался схватиться за куст у дорожки, но ветки обледенели, и рука соскользнула. Тогда он перевернулся на живот и раскинул ноги, надеясь, что так быстрее получится затормозить. Не получилось. Его лишь занесло вбок. Наст твердый, но не настолько, подумал Скотт. Если бы мой вес соответствовал внешности, я бы уже давно проломил корку льда и остановился. Но он не соответствует. Сейчас меня вынесет прямо на улицу, и если там окажется машина, водитель вряд ли успеет вовремя затормозить. И можно будет не волноваться, когда там наступит День ноль. До улицы он не доехал. Он врезался в столб, на котором был установлен почтовый ящик, причем врезался так, что из него чуть не вышибло дух. Отдышавшись, Скотт попробовал встать. Но поскользнулся на снежном насте и снова упал. Скотт уперся ногами в столб и оттолкнулся. Это тоже не помогло. Он проехал вверх футов пять, а потом сполз обратно к столбу. Он попытался вскарабкаться наверх, но пальцы скользили по ледяной корке. Перчатки он забыл дома, и руки уже начали неметь. Мне нужна помощь, сказал себе Скотт, и первой, о ком он подумал, была Дейдре. Он полез в карман куртки за телефоном, но телефон в кои-то веки остался дома. На рабочем столе в кабинете. Скотт прикинул, что можно спуститься на улицу и попытаться поймать машину. Кто-то наверняка остановится и поможет, но у этого «кого-то» уж точно возникнут вопросы, на которые Скотт не готов был отвечать. Его подъездная дорожка выглядела еще безнадежней: она превратилась в каток. Ну я и влип, подумал он. Как черепаха, упавшая на спину. Руки окоченели, а скоро окоченеют и ноги. Он вытянул шею, глядя на голые зимние деревья, чьи ветви тихонько покачивались на фоне безоблачного голубого неба. Потом посмотрел на почтовый ящик и увидел возможный выход из своей трагикомической ситуации. Он сел, обняв столб ногами, и схватился за металлический флажок, прикрепленный к боковой стенке ящика. Флажок держался на честном слове, и Скотт отломал его почти сразу. Используя острый угол флажка как лопатку, он выкопал в насте две ямки. В одну ямку поставил колено, в другую – стопу. Потом встал, держась свободной рукой за столб. Так он и добирался до дома: шаг вверх, наклон, чтобы выкопать новую ямку в снегу, еще шаг, снова наклон. Мимо проехали две машины, кто-то посигналил. Не оборачиваясь, Скотт поднял руку и помахал. Доковыляв до крыльца, он уже не чувствовал рук, одна из которых кровоточила в двух местах. Спина разрывалась от боли. Он пошел вверх по ступенькам, поскользнулся и еле успел ухватиться за обледеневшие металлические перила, чтобы не съехать обратно к почтовому ящику. Скотт сомневался, что ему хватит сил снова подняться к дому, хотя в снегу уже были готовые ямки. Он был совершенно измучен и весь взмок под курткой. Он вошел в дом и лег на пол в прихожей. Билл явился – но не стал подходить слишком близко – и встревоженно мяукнул. – Со мной все в порядке, – сказал ему Скотт. – Не волнуйся, зверюга. Тебя покормят. Да, со мной все в порядке, подумал он. Просто прокатился по снежному насту. И вот тут-то и началась по-настоящему жуткая хрень. Единственное утешение: эта жуткая хрень будет длиться недолго. Но мне нужно как можно скорее установить пандус и скобы. Времени остается всего ничего. Вечером в понедельник в середине января клуб «гостей доктора Эллиса» собрался на последний совместный ужин. Скотт не виделся с ними целую неделю, ссылаясь на необходимость забиться в нору и закончить проект для сети универмагов. Который на самом деле был завершен – в общем и целом – еще до Рождества. А доводить его до ума, видимо, будет кто-то другой. Приглашая гостей, Скотт сразу предупредил, что еду им придется принести с собой. Ему стало трудно готовить. Если честно, то все стало трудно. Разве что подниматься по лестнице было просто: три прыжка без всяких усилий, и ты наверху. А вот спускаться было сложнее. Он боялся, что может упасть и сломать ногу, а потому спускался, держась за перила, осторожно переступая с одной ступеньки на другую, словно дряхлый старик с подагрой и больными суставами. Также в последнее время он постоянно натыкался на стены, потому что ему стало трудно соизмерять и контролировать силу собственных движений. Майра поинтересовалась насчет пандуса, теперь закрывавшего ступеньки крыльца. Доктора Боба и Мисси больше встревожила инвалидная коляска, стоявшая в углу гостиной, и переброшенная через ее спинку грудная обвязка – приспособление для людей, не способных самостоятельно сидеть прямо. Дейдре не спрашивала ни о чем, а только смотрела на Скотта печальными мудрыми глазами. Ужин вышел отменным: вегетарианская запеканка (Мисси), печеный картофель под сырным соусом (Майра) и комковатый, но вкусный бисквитный торт, лишь немного подгоревший снизу (доктор Боб). Вино было хорошим, а разговоры и смех – еще лучше. Скотт наслаждался чудесным вечером. После ужина он сказал: – Пора признаться. Я вас обманывал. Все идет быстрее, чем я говорил. – Скотт, нет! – воскликнула Мисси. Доктор Боб кивнул, кажется, совершенно не удивившись. – Насколько быстрее? – Три фунта в день. – И сколько ты весишь сейчас? – Я не знаю. Перестал взвешиваться. Давайте проверим. Скотт попытался встать. Задел бедром стол и чуть не упал, но все же успел выставить руки вперед, опрокинув в процессе два бокала с вином. Дейдре быстро накрыла пролитое вино салфеткой. – Прошу прощения, – сказал Скотт. – Я уже не рассчитываю свои силы. Он осторожно развернулся, будто человек, впервые вставший на ролики, и направился в глубь дома. Как бы аккуратно он ни пытался идти, его шаги превратились в прыжки. Оставшийся вес еще притягивал его к Земле, а мышцы толкали ввысь. Скотт потерял равновесие и не грохнулся лишь потому, что схватился за скобу, установленную у двери в коридор. – О боже, – сказала Дейдре. – Как будто заново учишься ходить. Ты бы видела, как я в последний раз пытался забрать почту, подумал Скотт. Это и вправду было поучительно. По крайней мере никто из них больше не заикался о том, что ему надо в больницу. Скотта это не удивляло. Стоило увидеть, как он передвигается – неуклюже, нелепо и вместе с тем на удивление грациозно, – и сразу становилось ясно, что никакая больница ему не поможет. Теперь это было личное дело Скотта. Они понимали. Он был им благодарен. Они столпились в ванной, и Скотт встал на весы. – Господи, – прошептала Мисси. – Ох, Скотт. Весы показали 30,2 фунта. Они вернулись в столовую. Скотт шел впереди и старался ступать осторожно, как человек, переходящий ручей по камням, но все равно врезался в стол. Мисси инстинктивно рванулась к нему, чтобы поддержать, но он вскинул руку, не давая к себе прикоснуться. Когда все расселись, Скотт сказал: – Я чувствую себя хорошо. Даже прекрасно. Честное слово. Майра была очень бледной. – Как такое возможно? – Я не знаю, но это правда. Однако это последняя наша встреча. Больше мы не увидимся. Только с Дейдре. В конце мне понадобится чья-то помощь. Ты поможешь? – Конечно. – Она ответила не раздумывая, только обняла жену, которая заплакала. – Я просто хотел сказать… – Скотт откашлялся. – Я хотел сказать, жаль, что у нас было так мало времени. Вы замечательные друзья. – Это самый искренний комплимент из всех возможных, – заметил доктор Боб, вытирая глаза салфеткой. – Это несправедливо! – выпалила Мисси. – Ужасно несправедливо! – Да, – кивнул Скотт. – Это несправедливо. Но у меня нет детей, моя бывшая жена вполне счастлива без меня, и это все-таки лучше, чем рак, или Альцгеймер, или ожоги всего тела. Думаю, мое имя войдет в историю, если кто-то проговорится. – Но мы будем молчать, – сказал доктор Боб. – Да, – подтвердила Дейдре. – Мы будем молчать. Ты скажешь, какая тебе понадобится помощь, Скотт? Скотт рассказал, умолчав лишь о вещице в бумажном пакете, спрятанном в шкафу в прихожей. Они слушали молча, и никто не возразил ни единым словом. Когда он закончил, Майра робко спросила: – На что это похоже, Скотт? Что ты чувствуешь? Скотт вспомнил свои ощущения на спуске с Охотничьего холма, когда у него открылось второе дыхание и мир предстал перед ним во всем великолепии простых, повседневных вещей, которых обычно не замечаешь: низкое свинцовое небо, флаги на городских зданиях, каждый камушек на дороге, каждый окурок, каждая пивная банка на обочине. Его тело работало на полную мощность, все клетки переполнились кислородом. – Я чувствую себя на подъеме, – наконец сказал он. Он взглянул на Дейдре Маккомб, увидел ее сияющие глаза и понял, что она знает, почему он выбрал ее. * * * Майра заманила Билла в кошачью переноску. Доктор Боб отнес переноску в машину и поставил на заднее сиденье. Потом все четверо встали на крыльце, их дыхание плыло белыми облачками в морозном ночном воздухе. Скотт остался у порога, крепко сжимая одну из скоб. – Можно, я кое-что скажу, прежде чем мы уйдем? – спросила Майра. – Конечно, – ответил Скотт, хотя предпочел бы, чтобы она промолчала. Чтобы они просто ушли. Ему казалось, он понял одну простую, но очень важную истину (истину, без которой вполне мог обойтись): прощаться с собой, медленно, фунт за фунтом, тяжело, но еще тяжелее прощаться с друзьями. – Я была глупой старухой. Мне очень жаль, что все так получилось с тобой, Скотт, но я рада, что у меня открылись глаза. Иначе я бы осталась слепа к некоторым прекрасным вещам и прекрасным людям. Я бы осталась недалекой глупой старухой. Тебя я обнять не могу, так что придется ограничиться этим. Она раскинула руки, привлекла к себе Дейдре и Мисси и крепко их обняла. Они обняли ее в ответ. – Я уважаю твое решение, Скотт, – сказал доктор Боб, – но если что… если я тебе буду нужен, звони, и я сразу примчусь. – Он рассмеялся. – Ну, как примчусь? Скорее приковыляю. Но ты понял, о чем я. – Да, – ответил Скотт. – Спасибо. – Ну что ж. До свидания, дружище. Смотри, куда ставишь ноги. И как. Скотт наблюдал, как они идут к машине доктора Боба. Наблюдал, как садятся в нее. Он помахал им, держась за скобу. Потом закрыл дверь и пошел в кухню, передвигаясь плавными прыжками и чувствуя себя каким-то мультяшным персонажем. Собственно, именно по этой причине ему было важно хранить свое состояние в тайне. Он понимал, что выглядит абсурдно. Это и был полный абсурд… но только для стороннего наблюдателя.