Деннис уже чуть не плакал: – Я говорю о Фле… – Тише! – оборвал его Пейна. – Я знаю, о ком ты говоришь, и лучше не произноси его имя вслух. Расскажи толком, что случилось. – Да. Да, конечно. Деннис помедлил, собираясь с мыслями. Пейна терпеливо ждал, хотя его волнение нарастало. – Видите ли, – начал наконец Деннис, – три ночи назад Томас приказал мне остаться на ночь у него, как он часто это делает. И вот около полуночи… 84 Деннис рассказал все, что вы уже знаете, и, к его чести, не умолчал и о собственном страхе. Пока он говорил, ветер выл за окном, не умолкая, а пламя в очаге разгоралось все ярче. Все оказалось еще хуже, чем думал Пейна. Питер не только отравил короля; Томас видел, как это произошло. Неудивительно, что молодой король так мрачен. Быть может, слухи о том, что он сходит с ума, не так уж беспочвенны, как казалось Пейне. Но пока Деннис наливал себе еще чаю, Пейна подумал: что-то здесь не так. Если короля отравил Питер, то почему Деннис здесь? И почему он так боится Флегга? – Ты слышал еще что-то? – Да, господин, – сказал Деннис, отхлебывая из чашки: – Томас… он вдруг начал кричать. Мы были вдвоем в этом темном коридоре. Он замолчал, не зная, как передать ужас того момента, когда рядом с ним кричал Томас, а внизу глухо лаяли собаки. Как рассказать про запах этого места – запах старых, жутких тайн, кислый, как запах испорченного молока. Как сказать о страхе, охватившем его, когда он услышал, что кричит Томас. Он снова и снова повторял имя чародея и умолял короля не пить из кубка. Потом: Что ты уставился на меня?! И после: Я принес вам бокал вина, чтобы доказать, что я тоже люблю вас. И наконец слова, которые Питер тотчас бы признал; слова четырехсотлетней давности: Это Флегг! Флегг! Это Флегг! Деннис выронил из рук чашку. Все трое молча смотрели на осколки. – А потом? – спросил Пейна очень тихо. – Потом он долго молчал. Мои глаза привыкли к темноте, и я смог его разглядеть. Он спал… спал возле этих двух дырочек, уронив голову на грудь. – Долго это продолжалось? – Не знаю, господин. Собаки затихли, и я, быть может… я… – Тоже заснул? Очень может быть. – Потом он, похоже, проснулся. Во всяком случае, глаза у него открылись. Он закрыл панели, и опять стало темно. Он пошел к выходу, я прижался к стене, и его ночная рубашка… она задела мое лицо. Он поморщился, вспомнив это ощущение, похожее на прикосновение липкой паутины. – Он вышел, и я за ним. Дверь закрылась, и осталась ровная стена. Потом мы вернулись в его покои. – Вас кто-нибудь видел? – Никто, господин главный судья. – Это хорошо. – Пейна чуть расслабился. – Что-нибудь еще случилось той ночью? – Нет, господин. Он лег в постель и заснул как мертвый. – Деннис опять замолчал, потом добавил: – Но я не сомкнул глаз и после тоже не мог заснуть. – И утром он… – Ничего не помнил. Пейна сцепил пальцы и смотрел сквозь этот домик на угасающий огонь. – Скажи, возвращался ли ты на то место? – спросил он. – А вы бы вернулись, господин? – Да. Но я спрашиваю тебя. – Вернулся. – Разумеется! Тебя там не видели? – Нет. Мимо прошла служанка; похоже, из прачечной, потому что от нее пахло мылом и мокрым бельем. Когда она ушла, я отсчитал четыре камня от пола и надавил. – Ну и что ты увидел там, внутри? – Мой господин, когда я открыл панели, то увидел комнату короля Роланда. С этими головами на стенах. И мне казалось… мне казалось, все эти головы смотрят на меня. – Но одной головы ты не видел. – Нет, господин. Я видел их… – Деннис замолчал, расширив глаза. – Нинер! – воскликнул он. – Нинер! Эти дырки… Снова наступило молчание. Только ветер без устали выл за окном. И далеко от них, в своей камере, Питер, законный король Делейна, склонившись над маленьким станком, ткал веревку, почти невидимую глазу. Наконец Пейна глубоко вздохнул. Деннис со своего стула смотрел на него умоляюще-вопросительно. Пейна медленно встал и положил руку ему на плечо. – Ты правильно сделал, что пришел сюда, Деннис, сын Брендона. И причину своего отсутствия придумал правильную. Сегодня ты будешь спать здесь, на чердаке. Там холодно, но, думаю, это лучше, чем возвращаться туда, откуда ты пришел. Деннис кивнул. По щеке его медленно сползла слеза. – Твоя мать не знает, почему тебе пришлось уйти? – Нет. – Тогда ее никто не тронет. Арлен отведет тебя наверх. Одеяла тебе придется ему отдать, но там много соломы, и она чистая. – Мне хватит и одного одеяла, мой господин, – заметил Арлен. – Нет, Арлен. Молодая кровь горяча и во сне. А тебе нужно одеяло, чтобы согреться… и чтобы спрятаться от троллей, если они явятся к тебе во сне. Арлен вежливо улыбнулся. – Утром мы поговорим о том, что нам делать. Надеюсь, Деннис, ты понимаешь: дороги назад для тебя нет. – Понимаю, господин. Но ведь теперь и вы тоже в опасности? Пейна усмехнулся: – Я стар, и Арлен тоже. У стариков слабое здоровье, и иногда это делает их более осторожными… но иногда придает смелости. – Особенно, подумал он, когда им нужно искупить свою вину. – Поговорим обо всем утром. Посвети ему, Арлен. – Да, мой господин. – И возвращайся сюда. – Да, мой господин. Арлен увел Денниса из комнаты, оставив Пейну глядеть на умирающий огонь. 85 Когда Арлен вернулся, Пейна сказал ему: – Нам нужно разработать план, Арлен, но сперва налей мне глоток вина. Хочу подождать, пока он заснет. – Он уснул мгновенно, мой господин. – Все равно налей глоток вина. – У нас и остался глоток, не больше. – Вот и хорошо, завтра головы у нас должны быть свежими. – Почему, мой господин? – Потому что завтра мы, все трое, уезжаем на север. Деннис сказал, что в Делейне грипп, и это действительно так. Мы уезжаем за здоровьем. Арлен медленно кивнул.