– Если честно, я тоже не ожидал, что приду. Но это дело, оно как зомби, который не желает лежать в могиле. – А что твоя бывшая думает по этому поводу? – спросил Ральф и быстро добавил, увидев, как нахмурилась Дженни: – Извини, если я лезу не в свое дело. – Мы с ней все обсудили, – сказал Сэмюэлс. – Вернее, она обсуждала, а я слушал. Она считает, что Мейтленда убили и по моей вине тоже, и отчасти она права. – Он попробовал улыбнуться, но попытка не удалась. – Но откуда нам было знать, Ральф? Скажи мне. Все улики указывали на него, разве нет? Уже теперь, задним числом… зная, как все обернулось… скажи мне честно, разве ты поступил бы иначе? – Да, – сказал Ральф. – Я бы не стал арестовывать Мейтленда на глазах у всего города, и я настоял бы на том, чтобы его провели в здание суда с черного хода. Ладно, пойдемте. А то опоздаем. «Мейсис» и «Гимбелс» делятся тайнами 25 июля 1 Холли все-таки не полетела бизнес-классом, хотя и могла бы, если бы взяла билет на прямой рейс «Дельты» с отправлением в 10:15 и прибытием в Кэп-Сити в 12:30. Но ей хотелось проверить еще кое-что в Огайо, и потому пришлось выстроить сложный трехэтапный маршрут с двумя стыковочными пересадками на крошечных самолетах местных авиалиний, которые наверняка будет трясти на протяжении всего полета. Впрочем, это было терпимо. Гораздо больше ее беспокоило, что в Кэп-Сити она прилетит в 18:00, при условии, что нигде не задержат рейсы. Встреча в офисе адвоката Голда была назначена на 19:00. Холли терпеть не могла опаздывать, особенно – на важные встречи. Это не лучшее начало знакомства. Она собрала вещи, выписалась из отеля, села в машину и поехала в Реджис, городок в тридцати милях от Дейтона. Первым делом она направилась к дому матери Хита Холмса, где тот провел свой последний отпуск. Дом пустовал. Окна были заколочены досками, видимо, потому, что вандалы били стекла камнями. На лужайке, которую давно надо было подстричь, стояла табличка: «ПРОДАЕТСЯ. ОБРАЩАТЬСЯ В ПЕРВЫЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ БАНК ДЕЙТОНА». Холли смотрела на дом, доподлинно зная, что скоро местные ребятишки станут шептаться (если уже не шепчутся), что здесь водятся привидения, и размышляла о природе трагедии. Она тоже заразна, как корь, свинка или краснуха. Но в отличие от этих болезней против нее нет вакцины. Смерть Фрэнка Питерсона во Флинт-Сити заразила всю его злосчастную семью и распространилась по городу. Возможно, здесь, в Реджисе, дело обстояло иначе и пострадала только семья Холмсов, но, как бы то ни было, их больше нет, и все, что после них осталось, – это пустой дом. Она колебалась, стоит ли фотографировать дом с заколоченными окнами и табличкой «ПРОДАЕТСЯ» на переднем плане – пронзительная иллюстрация утраты и скорби, – и решила, что лучше не надо. Возможно, кто-то из тех, с кем она встретится сегодня вечером, сможет понять и прочувствовать, но большинство наверняка ничего не поймет. Для них это будет просто картинка. От дома Холмсов она поехала на кладбище, располагавшееся на окраине городка. Здесь семья Холмсов воссоединилась: отец, мать и единственный сын. Цветов на могилах не было. Надгробная плита, обозначавшая место последнего упокоения Хита Холмса, была опрокинута. Холли подумала, что наверняка что-то подобное произошло и с надгробием Терри Мейтленда. Горе заразно; и ярость тоже. Плита была маленькой, скромной: только имя, даты жизни и какое-то засохшее пятно – возможно, след от брошенного яйца. Приложив некоторые усилия, Холли подняла опрокинутую плиту и поставила ее на место. Она не питала иллюзий, очень скоро надгробие снова повалят, но человек делает то, что может. – Вы никого не убивали, да, мистер Холмс? Просто вам не повезло оказаться в неудачное время в неудачном месте. – Она подняла несколько цветов с ближайшей могилы и переложила на могилу Хита. Сорванные цветы – не самые подходящие знаки памяти. Они уже умерли. Но это все-таки лучше, чем ничего. – Но все так и будут считать вас убийцей. Здесь никто не поверит в правду. И люди, с которыми я встречаюсь сегодня, наверное, тоже в нее не поверят. Но она все равно постарается их убедить. Человек делает то, что может: поднимает опрокинутые надгробные плиты или пытается убедить людей двадцать первого века, что по земле ходят чудовища, чье главнейшее преимущество заключается в том, что разумные люди не верят в их существование. Холли огляделась по сторонам и заметила каменный склеп на вершине ближайшего невысокого холма (в этой части Огайо все холмы невысокие). Она поднялась к склепу, прочла имя, выбитое над входной аркой – МОГИЛЬ, как это уместно, – спустилась по трем ступенькам, заглянула внутрь и увидела каменные скамьи, где можно было присесть и подумать о некогда живших Могилях, теперь похороненных здесь. Не тут ли скрывался чужак, покончив со своим грязным делом? Скорее всего нет. Потому что любой, кто приходит на кладбище – те же вандалы, повалившие надгробие Хита Холмса, – мог подняться сюда и заглянуть в склеп. К тому же после полудня солнце наверняка светит внутрь, целый час или два согревая холодные камни. Если чужак был тем, чем думала Холли, он предпочитает темноту. Не всегда, нет. Только в определенные периоды времени. Принципиально важные периоды. Холли еще не закончила собирать информацию, но в этом она была почти уверена. И еще кое в чем: убийства нужны ему для жизни, но питается он печалью. Печалью и гневом. Нет, в склепе он не скрывался. Но он побывал здесь, на кладбище, возможно, еще до того, как не стало Мэвис Холмс и ее сына. Холли казалось, она чувствует запах его присутствия. Да, она понимала, что это игра ее воображения, но от Брейди Хартсфилда исходил тот же запах: неприятный душок противоестественного. Билл его чувствовал. Его чувствовала медсестра, которая ухаживала за Хартсфилдом в больнице, и это при том, что он вроде бы был в коме. Она вернулась на маленькую стоянку у кладбищенских ворот, где на июльской жаре дожидался ее одинокий «приус». Но Холли не стала садиться в машину, а прошла мимо, остановилась у самой дороги и медленно повернулась на месте, рассматривая окружающие пейзажи. Где-то неподалеку начинались фермерские угодья – она чувствовала запах удобрений, – но здесь был заброшенный промышленный пригород, пустынный и мрачный. Такие районы не фотографируют для рекламных брошюр Торговой палаты (если в Реджисе вообще имелась Торговая палата). Здесь нет ничего интересного. Ничего, что привлекло бы взгляд; здесь во всем чувствовалось отторжение, словно сама земля говорила: идите прочь, здесь для вас ничего нет, до свидания, уходите и больше не возвращайтесь. Да, здесь было кладбище, но с наступлением зимы сюда будут приходить считаные единицы, и студеный северный ветер быстро прогонит тех немногих, кто все же явится отдать дань уважения мертвым. Чуть дальше к северу тянулись железнодорожные пути, но рельсы давно проржавели, а между шпалами разрослись сорняки. Была там и заброшенная станция: маленькое одноэтажное здание с окнами, заколоченными досками, как в доме Холмсов. В тупичке на задах здания стояли два одиноких товарных вагона с колесами, утонувшими в стеблях. Похоже, они пребывали здесь еще со времен войны во Вьетнаме. Рядом с пустынной станцией располагались заброшенные склады и ремонтные ангары. За ними высилось полуразрушенное фабричное здание в окружении кустов и подсолнухов. На бледно-розовых крошащихся кирпичах, когда-то бывших красными, виднелась свастика. У шоссе в направлении города стоял покосившийся рекламный щит с надписью: «АБОРТ – ЭТО УБИЙСТВО! ВЫБИРАЙ ЖИЗНЬ!» На другой стороне располагалось длинное низкое здание с вывеской «А ТОМАТ ЧЕСКАЯ АВТОМОЙКА». На совершенно пустой стоянке красовалась табличка с объявлением о продаже. Сегодня Холли такую уже видела: «ПРОДАЕТСЯ. ОБРАЩАТЬСЯ В ПЕРВЫЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ БАНК ДЕЙТОНА». Да, мне кажется, ты здесь побывал. Не в самом склепе, но где-то поблизости. Где-то, где ты чуял слезы, когда ветер дул в правильном направлении. Где тебе было слышно, как смеются мальчишки или взрослые мужчины, которые повалили надгробный камень Хита Холмса, а потом, вероятно, нассали на его могилу. Несмотря на жару, Холли пробил озноб. Будь у нее больше времени, она бы обследовала эти заброшенные постройки. Опасности никакой нет; чужак давно покинул Огайо. И весьма вероятно, покинул Флинт-Сити. Она сделала четыре снимка: железнодорожная станция, брошенные вагоны, фабрика, автомойка. Быстро просмотрела получившиеся фотографии и решила, что их вполне хватит. А теперь ей пора ехать в аэропорт, чтобы не опоздать на самолет. И чтобы встретиться с людьми, которых тебе предстоит убедить. Если получится, вот в чем дело. Прямо сейчас она чувствовала себя очень маленькой и одинокой. Было нетрудно представить, как над ней будут смеяться и украдкой крутить пальцем у виска. Ей будет очень непросто. Но она все равно попытается. Должна попытаться. Ради убитых детей – да, ради Фрэнка Питерсона, и сестер Ховард, и всех детишек, которые были до них, – но также ради Терри Мейтленда и Хита Холмса. Человек делает то, что может. Ей требовалось заехать еще в одно место. К счастью, это было по пути. 2 Старик, сидевший на лавочке в общественном парке Тротвуда, с готовностью подсказал Холли, как добраться до того места, где нашли тела «этих бедных девчушек». Это недалеко, сказал он, и Холли сразу же его узнает. Да, она сразу его узнала. Холли вышла из машины и встала на краю оврага, который скорбящие – а также любители острых ощущений, маскирующиеся под скорбящих, – превратили в некое подобие святилища. Там были усыпанные блестками открытки с надписями вроде «СКОРБИМ» или «НА НЕБЕСАХ». Там были воздушные шары, и уже спущенные, и совсем новые, хотя после гибели Эмбер и Джолин Ховард прошло три месяца. Там была статуя Девы Марии, которой какой-то шутник подрисовал усы. Там был плюшевый мишка, от вида которого Холли бросило в дрожь. Он был сплошь покрыт плесенью. Она достала из сумки айпад и сделала несколько снимков. Здесь не ощущалось того запаха, который Холли почувствовала (или вообразила, что чувствует) на кладбище, но она даже не сомневалась, что чужак побывал тут вскоре после того, как нашлись тела Эмбер и Джолин. Он приходил к этому импровизированному святилищу, чтобы отведать печали паломников. Он пил эту печаль, словно отменное старое бургундское вино. А также возбуждение тех немногих – да, их было немного, но они все-таки были, – кого будоражили мысли об ужасах, сотворенных над сестрами Ховард: каково было бы сотворить что-то подобное самому, каково было бы слушать их крики? Да, ты сюда приходил. Но не сразу. Тебе пришлось подождать, чтобы не привлекать нежелательного внимания. Как в тот день, когда брат Фрэнка Питерсона застрелил Терри Мейтленда. – В тот раз ты не смог устоять, да? – пробормотала Холли. – Не смог пропустить такой пир? Рядом с «приусом» Холли остановился микроавтобус. На одной стороне его заднего бампера красовалась наклейка «МАМИНО ТАКСИ». На другой – «Я ВЕРЮ ВО 2-Е ПРИШЕСТВИЕ И ХОЖУ НА ВЫБОРЫ». Из микроавтобуса вылезла симпатичная полноватая женщина лет тридцати, хорошо одетая. С букетом цветов в руках. Встав на колени, она возложила цветы к деревянному кресту, на котором было написано: «ЭТИ ДЕВОЧКИ ПРЕБЫВАЮТ С ИИСУСОМ». Потом поднялась и обратилась к Холли: – Какой ужас, да? – Да. – Я христианка, но я рада, что этот злодей уже мертв. Я рада. И я рада, что теперь он в аду. Это, наверное, не по-христиански? – Он не в аду, – возразила Холли. Женщина отшатнулась, словно ее ударили по лицу. – Он и есть ад. Холли села в машину и поехала в Дейтонский аэропорт. Время уже поджимало, но она поборола желание превысить скорость. Закон есть закон, и законы придуманы не просто так. 3 В путешествиях местными авиалиниями («Вас приветствует авиакомпания “Консервная банка”», – шутил в таких случаях Билл) есть свои плюсы. Во-первых, Холли прилетела в региональный аэропорт округа Флинт и ей не пришлось ехать семьдесят миль от Кэп-Сити. Во-вторых, краткие промежутки между стыковочными рейсами она потратила, чтобы подключиться к Интернету в аэропорту и накачать информации. В полете Холли сосредоточенно изучала все, что сумела найти. Погрузившись в чтение, она даже не заметила, как во время второго рейса самолет (турбовинтовое корыто на тридцать пассажирских мест) ухнул в воздушную яму. Она прибыла на место с опозданием всего в пять минут и первой примчалась к стойке проката автомобилей, заслужив неприязненный взгляд некоего обвешанного багажом коммивояжера, которого обошла на финишной прямой. По пути в город, понимая, что времени остается в обрез, она все же превысила разрешенную скорость. Но всего лишь на пять миль в час. 4 – Это она. Больше некому. Хоуи Голд и Алек Пелли стояли у входа в здание, где располагалась контора Голда. Хоуи показал пальцем на худощавую женщину в сером брючном костюме и белой блузке, с большой дорожной сумкой на плече. Женщина шла быстрым шагом по направлению к ним. У нее была аккуратная короткая стрижка с седеющей челкой до бровей. Лицо почти без косметики, только губы чуть тронуты помадой. Солнце уже садилось, но все равно было жарко. По щеке женщины стекала тонкая струйка пота. – Мисс Гибни? – спросил Хоуи, шагнув ей навстречу. – Да, – сказала она, запыхавшись. – Я не опоздала? – Вы пришли даже раньше на две минуты, – сообщил Алек. – Давайте мне вашу сумку. С виду она тяжелая. – Спасибо, мне не тяжело. – Холли перевела взгляд с коренастого лысеющего адвоката на детектива, который нанял ее от имени своего босса. Пелли был дюймов на шесть выше Голда. Почти седые волосы зачесаны назад. Светлые летние брюки и белая рубашка, расстегнутая у ворота. – Все уже собрались? – Почти все, – ответил Алек. – Детектив Андерсон… О, вспомнишь черта, он и появится. Холли обернулась и увидела троих людей, приближавшихся к зданию. Двое мужчин, одна женщина, в юности явно бывшая красавицей, хотя темные круги под глазами, проступавшие из-под слоя тонального крема и пудры, свидетельствовали о недавних проблемах со сном. Слева от женщины шел нервный худощавый мужчина с мальчишеским хохолком на макушке, выбивавшимся из приглаженной прически. А справа… Детектив Андерсон был высоким, со слегка сгорбленными плечами и намечавшимся животом, грозившим вырасти в полноценное брюхо, если он не начнет уделять больше времени физическим упражнениям и не будет следить за питанием. Голова наклонена вперед, цепкий взгляд ярко-голубых глаз сразу же охватил Холли с головы до ног. Конечно, это был не Билл. Билл умер два года назад и уже никогда не вернется. К тому же Андерсон был гораздо моложе, чем Билл, когда Холли с ним познакомилась. Но в его взгляде читалось точно такое же неуемное любопытство. Да, абсолютно такое же. Он держал женщину за руку, что позволяло предположить, что это его жена, миссис Андерсон. Интересно, зачем она пришла с ним? Они все представились друг другу. Худощавый мужчина с мальчишеским хохолком, назвавшийся Уильямом («Зовите меня просто Билл») Сэмюэлсом, оказался окружным прокурором округа Флинт. – Пойдемте наверх, пока мы тут не сварились, – предложил Хоуи. Миссис Андерсон – Джанет – спросила у Холли, хорошо ли та долетела. Холли ответила с подобающей вежливостью. Потом спросила Хоуи, есть ли у него в офисе оборудование для просмотра видеоматериалов. Он сказал, что, конечно, есть и им можно будет воспользоваться. Когда они вышли из лифта, Холли поинтересовалась, где здесь женский туалет. – Я вас покину на пару минут. Я приехала прямо из аэропорта. – Конечно. В конце коридора, дверь слева. Должна быть открыта. Холли боялась, что миссис Андерсон вызовется пойти с ней, но Джанет не стала навязываться в провожатые. И хорошо, что не стала. Холли действительно надо было сходить по-маленькому («потратить пенни», как всегда говорила мама), но вообще-то она хотела уединиться для более важного дела, очень личного. Она заперлась в кабинке, поставила сумку на пол, села на унитаз и закрыла глаза. Памятуя о том, что выложенные кафелем помещения действуют как усилители звука, Холли молилась про себя. Это опять Холли Гибни, и мне нужна помощь. Я знаю, мне трудно общаться с малознакомыми людьми даже один на один, а сегодня их шестеро. Даже семеро, если придет вдова мистера Мейтленда. Я не то чтобы в ужасе, но врать не буду: мне страшно. У Билла все получалось отлично, но я – не Билл. Господи, помоги мне провести эту беседу, как ее провел бы он сам. Помоги мне понять их естественное недоверие и не бояться его. Она закончила вслух, но шепотом: – Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы я не облажалась. – И, секунду помедлив, добавила: – Я не курю.