Они вернулись в Риверхед, заехав по дороге за бактерицидными пластырями, рулоном марли, лейкопластырем, перекисью и бетадиновой мазью. Элис идет в аптеку, а Билли остается ждать в машине. В гостиницу они попадают через черный ход. В номере Элис помогает ему снять бомбер и замечает в нем дырку. И еще одну в рубашке. Ткань не просто разорвана, это именно аккуратное отверстие, и не в боку, как Билли сказал изначально, а дальше. — Господи! — восклицает Элис. Ее голос приглушен, потому что она прикрыла рот ладонью. — Это не царапина! Пуля сидит у тебя в животе! — Да, наверное. Или пониже? — Голос у него озадаченный. — Быстро в ванную, — распоряжается Элис. — Если не хочешь все кровью заляпать. Но в ванной, сняв с него рубашку, она видит, что почти никакой крови из красно-черной дыры не идет. Обработав отверстие перекисью и бетадином, она умудряется залепить его бактерицидным пластырем. Ей приходится уложить Билли в кровать. Он идет медленно, кренясь вправо. Лицо его покрыто испариной. — Мардж, — говорит он. — Сука Мардж! Билли садится и сразу, как только его туловище сгибается, резко втягивает ртом воздух. Элис спрашивает, очень ли ему больно. — Не очень. — Врешь? — Нет, — отвечает Билли. — Ну, самую малость. Она прикасается к его животу справа от пулевого отверстия, и он опять охает. — Не трогай. — Тебе в больницу надо. — Она умолкает. — Но мы не можем отвезти тебя в больницу, так? Потому что это огнестрел, а значит, врачи обязаны вызвать копов. — Ты прямо в матерую уголовницу превращаешься, — с ухмылкой произносит Билли. — Ей-богу! Элис мотает головой: — Просто слишком много смотрю телевизор. — Все будет хорошо. В Ираке я и похуже раны видел, и ребята на следующий день уже опять кварталы зачищали. Элис мотает головой: — У тебя внутреннее кровотечение! Так ведь? И пуля осталась внутри. Билли не отвечает. Он глазеет на свой пластырь. Выглядит по-дурацки: таким царапины заклеивают. — Постарайся не ворочаться. И лежи на спине. Тайленол дать? У меня есть в сумочке. — Выпью все, что дашь. Элис дает ему две таблетки и помогает сесть, чтобы запить их водой. Он кашляет, прикрывая рот ладонью. Она хватает ее и переворачивает: крови нет. Может быть, это хорошо. А может, не очень. Она не знает. — Спасибо. — Пожалуйста. Я что угодно для тебя сделаю, Билли. Он поджимает губы. — Выезжать надо с утра пораньше. — Билли, нам нельзя… — Нельзя оставаться. — Я позвоню Баки! У него есть связи. Вдруг он знает какого-нибудь врача в Нью-Йорке, который лечит пулевые ранения. Билли мотает головой: — Такое только в сериалах бывает, а в жизни все иначе. Баки решает другие проблемы. Вот если мы доберемся до Сайдуайндера, оружейного края, там он, может, и подыщет мне врача. — Но до Сайдуайндера почти две тысячи миль! Я погуглила. Билли кивает. — Рулить придется в основном тебе, а может, и все время, и ехать надо как можно быстрее. Если попадем в снежную бурю — пиши пропало. — Две тысячи миль! — Это число тяжелым камнем ложится ей на плечи. — Возможно, есть способ подхлестнуть коней. — Коней? — Это из пьесы[84]. Не важно. — Морщась, Билли залезает в задний карман брюк, достает свой бумажник и вручает его Элис: — Найди мою карточку. Тут в подвале есть банкомат. Мой пин-код — десять пять пять. Запомнишь? — Да. — За один раз можно снять четыреста долларов. А завтра утром, перед отъездом, снимем еще четыреста. — Зачем так много? — Пока не думай об этом. Может, ничего и не получится, но будем оптимистами. Найди карту. Порывшись в бумажнике, Элис находит нужную карту на имя Далтона Кертиса Смита. Показывает ее Билли, вопросительно приподняв брови. — Иди, девочка. И девочка идет. В подвале никого, из колонок доносится тихая фоновая музыка. Элис вставляет карту и набирает пин-код. Почему-то ей кажется, что сейчас автомат съест карту или даже поднимет тревогу, но в следующий миг он выплевывает карточку, а потом и деньги. Все двадцатки — новенькие, гладкие. Элис складывает их пополам и убирает стопку в сумочку. Когда она возвращается в номер, Билли лежит в постели. — Ну как? — спрашивает она. — Терпимо. Я даже смог дойти до туалета и отлить. Крови нет. Даже хорошо, что пуля не прошла навылет — может, она заткнула дырку и остановила кровотечение. Элис это кажется маловероятным — примерно как слова ее бабули о том, что сигаретный дым лечит отит. Но вслух она этого не говорит. Порывшись в сумочке, Элис достает оттуда пузырек тайленола. — Еще одну? — Боже, да. Она идет за водой в ванную, а когда возвращается, Билли сидит, прижимая ладонь к боку. Приняв таблетку, он опять ложится, морщась. — Я побуду с тобой. Даже не спорь, это бесполезно. Он не спорит. — Выехать надо в шесть. Не позже семи. Так что ложись спать. 3 — И ты смогла? — спрашивает Баки. — Поспать? — Чуть-чуть. Немного. А вот он наверняка глаз не сомкнул. Я не знала, насколько серьезно его ранение, как глубоко засела пуля. — Видимо, она пробила ему кишки. Или желудок. — А ты смог бы найти ему врача? Если бы я все-таки тебе позвонила? Баки обдумывает ее вопрос. — Нет, но я мог позвонить кое-кому, кто смог бы в краткие сроки найти нужного человека… С медицинским призванием, так сказать. — Билли это знал? Баки пожимает плечами. — Он был в курсе, что у меня много связей. — Тогда почему он не дал мне хотя бы попытаться? — Может, не хотел? — предполагает Баки. — Может, ему хотелось только доставить тебя сюда и положить всему конец. 4