6 — Ты узнала про ее ребенка, нырнув в ее ауру? — спросил Ральф, когда они шли по усыпанной листвой парковочной площадке. Лоис кивнула. За стоянкой вся западная сторона Дерри сверкала ярким калейдоскопом цветов. Он возвращался — сильно, теперь очень сильно, — этот потаенный свет, струившийся вверх и вверх. Ральф вытянул руку и коснулся кузова своей машины. Дотрагиваться до него было все равно как пробовать на вкус густую микстуру от кашля с ликерной добавкой. — Не думаю, чтобы я забрала очень много от ее… ее штуковины, — сказала Лоис, — но это было так, словно я проглотила ее всю. Ральф вспомнил, что он читал не так давно в каком-то научном журнале. — Если каждая клетка в нашем организме содержит полный срез информации о том, как мы сделаны, — сказал он, — то почему бы каждой частичке чьей-то ауры не содержать полной светокопии того, что мы есть? — Звучит как-то не очень научно, Ральф. — Пожалуй, не очень. Она стиснула его ладонь и улыбнулась: — Однако все-таки похоже на правду. Он усмехнулся в ответ. — Ты тоже должен взять немного, — сказала она. — Это по-прежнему кажется мне неправильным — вроде воровства, — но если ты не сделаешь этого, думаю, заснешь прямо на ходу. — Как только смогу. Сейчас я только хочу поскорее оказаться в Хай-Ридж. Однако стоило ему сесть за руль, как его рука отдернулась от ключа зажигания, как только он дотронулся до него. — Ральф? В чем дело? — Ни в чем… Во всем. Я не могу так вести машину. Мы врежемся в телеграфный столб или въедем в чью-нибудь гостиную. Он глянул в небо и увидел одну из тех громадных птиц — на сей раз прозрачную, — сидевшую на тарелке спутниковой антенны, установленной на крыше дома напротив стоянки. Тонкая лимонного цвета дымка поднималась от ее сложенных доисторических крыльев. Ты действительно видишь ее? — с сомнением спросила какая-то часть его разума. Ты уверен в этом, Ральф? Ты правда уверен? «Еще как вижу. К счастью или к несчастью, но я ее вижу. Хотя если даже когда-нибудь и бывает уместно видеть такое, то явно не сейчас». Он сосредоточился и услышал уже знакомый внутренний щелчок в глубине мозга. Птица исчезла, как образ призрака на телеэкране. Тепло мерцающая палитра красок, раскинувшихся в утреннем воздухе, утратила резонанс. Ральф продолжал воспринимать эту иную часть мира достаточно долго, чтобы увидеть, как цвета сливались друг с другом, образуя яркую серо-голубую пелену, которую он впервые увидел в тот день, когда зашел в «От обеда до заката» с Джо Уайзером выпить кофе и съесть пирог, а потом пелена тоже исчезла. Ральф ощутил почти непреодолимое желание свернуться в клубок, подложить руку под голову и заснуть. Вместо этого он начал делать долгие медленные вдохи, с каждым разом вдыхая воздух в легкие чуть глубже, а потом повернул ключ зажигания. Мотор ожил с ревом, сопровождаемым тем щелкающим звуком. Теперь он был гораздо громче. — Что это? — спросила Лоис. — Не знаю, — сказал Ральф, хотя полагал, что знает — или рулевая тяга, или поршень цилиндра. В любом случае, если не исправить это, у них будут неприятности. Наконец звук начал стихать, и Ральф нажал на сцепление. — Ты только толкни меня посильнее, Лоис, если увидишь, что я клюю носом. — Можешь на меня рассчитывать, — сказала она. — А теперь поехали. Глава 21 1 Закусочная «Данкин донатс» на Ньюпорт-авеню была похожа на веселую церквушку из розового сахара в окружении унылых, однообразных домов возле шоссе. Большинство из них были построены в одном и том же году — 1946-м — и теперь разваливались. Это и был Олд-Кейп, где бамперы старых машин с прикрученными проволокой глушителями и треснувшими ветровыми стеклами были утыканы наклейками вроде НЕ ВЗЫЩИТЕ, Я ГОЛОСОВАЛ ЗА ПЕРО и ВСЕГДА ПОДДЕРЖИМ НСА[65], где ни один дом не обходился без по меньшей мере одного мотоцикла, торчащего на унылой лужайке, где девчонки становятся взрывоопаснее динамита в шестнадцать лет и очень часто превращаются в толстозадых, тусклоглазых мамаш с тремя детьми к двадцати трем. Двое мальчишек на светящихся, как флуоресцентные лампы, велосипедах с экстравагантными, похожими на изогнутые обезьяньи хвосты рулями выписывали круги на автостоянке, пересекая дорожки друг друга с ловкостью, свидетельствующей о солидном опыте в видеоиграх и возможной в будущем хорошо оплачиваемой профессии авиадиспетчеров… Если им, конечно, удастся держаться подальше от кокаина и автомобильных катастроф. Оба носили свои кепки задом наперед. Ральф мельком прикинул, почему они не в школе в пятницу утром или по крайней мере не на пути в школу, и решил, что ему наплевать. Наверное, им тоже. Вдруг два велосипеда, с такой легкостью до этого момента разъезжавшиеся друг с другом, столкнулись. Оба парня упали на мостовую и почти тут же вскочили на ноги. Ральф с облегчением увидел, что никто не пострадал; их ауры даже не мигнули. — Сыкун чертов! — раздраженно крикнул парень в майке «Нирвана» своему дружку. Ему было лет одиннадцать. — Что с тобой стряслось? Ездишь, как старый пердун! — Я что-то слышал, — сказал другой, напяливая кепку на свои грязно-светлые волосы. — Так здорово бухнуло. Ты что, хочешь сказать, что не слышал? Да ну-у-у-у! — Ни хрена я не слышал, — буркнул парнишка в «Нирване». Он вытянул вперед свои ладони — теперь грязные (или, быть может, чуть грязнее, чем прежде) и слегка расцарапанные. — Смотри, ездок хренов! — Будешь жить, — пожал плечами его дружок. — Ага, но… — Парнишка в «Нирване» заметил Ральфа, прислонившегося к ржавой туше своего «олдсмобила», засунув руки в карманы, и наблюдавшего за ними. — На что ты, мать твою, уставился? — На тебя и на твоего дружка, — сказал Ральф. — А больше ни на что. — Больше ни на что, да? — Ага… И только. Парнишка в «Нирване» глянул на своего приятеля, а потом снова перевел взгляд на Ральфа. В глазах его мерцала такая откровенная подозрительность, которую, как Ральф знал по опыту, можно было встретить лишь здесь, в Олд-Кейп. — Какие-то проблемы? — Не у меня, — сказал Ральф. Он вдохнул порядочно от красно-коричневой ауры мальчишки в «Нирване» и теперь чувствовал себя суперменом на скоростной трассе. И еще он чувствовал себя приставалой к детишкам. — Я просто думал, что, когда я был мальчишкой, мы не разговаривали, как ты со своим приятелем. — Да? — Парнишка в «Нирване» смерил его нахальным взглядом. — И как же вы разговаривали? — Точно не помню, — сказал Ральф, — но не думаю, что это звучало похоже на ваш пустой треп. — Он отвернулся от них, когда хлопнула стеклянная дверь закусочной. Из «Данкин донатс» вышла Лоис, в каждой руке держа по большому термосу с кофе. Мальчишки тем временем вскочили на свои светящиеся велики и покатили прочь; парнишка в «Нирване» оглянулся и кинул через плечо последний подозрительный взгляд на Ральфа. — Ты можешь пить это и одновременно вести машину? — спросила Лоис, протягивая ему термос с кофе. — Думаю, да, — сказал Ральф, — но на самом деле мне больше не нужен кофе. Со мной все в порядке, Лоис. Она проводила взглядом двух мальчишек и кивнула: — Поехали. 2 Мир полыхал вокруг них, пока они съезжали с шоссе № 33 и направлялись туда, где когда-то были Сады Барретта, и им не нужно было скользить ни на дюйм вверх по лестнице восприятия, чтобы видеть это буйство красок. Город исчез из виду, и они ехали через молодой лесок, горящий красками осени. Небо голубой равниной простиралось над дорогой, и тень «олдсмобила» мчалась рядом с ними, мелькая по листьям и веткам. — Господи, это так красиво, — сказала Лоис. — Правда, красиво, Ральф? — Да. Здорово. — Знаешь, чего я хочу? Больше всего на свете? Он отрицательно качнул головой. — Чтобы мы могли просто съехать на обочину, остановиться, выйти и погулять по лесу. Найти полянку, посидеть на солнышке и посмотреть на облака. Ты бы сказал: «Посмотри на это, Лоис, оно похоже на лошадь». А я бы сказала: «Взгляни вон на то, Ральф, это вылитый человек с метлой». Как бы было здорово, правда? — Да, — сказал Ральф. Слева открылась узкая прогалина в лесу; столбы высоковольтной линии электропередачи спускались со склона как солдаты. Провода высоковольтки сверкали серебром между ними под лучами утреннего солнца, тонкие, как паутинки. Основания столбов зарывались в медные наносы красного сумаха, и, взглянув вверх, над прогалиной Ральф увидел ястреба, скользящего на воздушном потоке, таком же невидимом, как мир аур. — Да, — повторил он, — это было бы здорово. Может, нам даже удастся когда-нибудь сделать это. Но… — Но что? — Если я начинаю, я действую стремительно, чтобы успеть потом что-то еще, — сказал Ральф. Она слегка изумленно уставилась на него: — Что за жуткая мысль! — Ага. Думаю, самые верные мысли действительно жуткие. Это из сборника стихов под названием «Кладбищенские ночи». Его дал мне Дорранс Марстеллар в тот самый день, когда он пробрался наверх, в мою квартиру, и положил баллончик с газом в карман моего пиджака. Он глянул в зеркало заднего обзора и увидел как минимум две мили шоссе 33, простиравшегося за ними, — черная полоса, прорезающая полыхающий красками лес. Луч солнца вспыхнул на хромированной поверхности. Машина. А может быть, две или три. И быстро догоняют. — Старина Дор? — изумилась она. — Да. Знаешь, Лоис, я думаю, он тоже часть всего этого. — Может быть, и так, — сказала Лоис. — И если Эд — особый случай, может, Дорранс — тоже особый.