— Это ведь те самые люди, которые хотят запретить стволы, чтобы никто не стрелял друг в друга; те самые, кто говорит, что электрический стул и газовая камера — антиконституционны, потому что это жестокое и неправильное наказание. Они говорят все это, а потом поддерживают законы, позволяющие врачам — врачам! — вставлять вакуумные трубки в утробы женщинам и вытаскивать их неродившихся сыновей и дочерей по кусочкам. Вот что достает меня больше всего. Официантка проговорила всю эту речь, которую она, похоже, не раз произносила и раньше, не повышая голоса и не выказывая ни малейших признаков злости. Ральф слушал ее вполуха; он в основном сосредоточил внимание на окружавшей ее бледно-зеленой ауре. Только та была не вся бледно-зеленая. Над ее правым боком медленно, как грязное колесо вагона, вращалось желтовато-черное пятно. Печень, подумал Ральф. Что-то не так с ее печенью. — Вы ведь все-таки не хотели бы, чтобы что-нибудь случилось с Сюзан Дэй, правда? — спросила Лоис, глядя на официантку тревожным взглядом. — Вы кажетесь очень милой женщиной, и я уверена, что вам бы не хотелось этого. Официантка выдохнула через нос две струйки красивого зеленого тумана: — Не такая я милая, какой кажусь, родная. Если бы Господь сделал с ней что-то, я бы первая размахивала руками и кричала: «Быть по сему», можете мне поверить. Но если вы говорите о каком-то психе, то, наверное, дело другое. Такие вещи топят нас всех, опускают на уровень тех самых людей, которых мы пытаемся остановить. Хотя психи смотрят на это иначе. Они ведь — джокеры в колоде. — Да, — сказал Ральф. — Джокеры в колоде — это точно сказано. — На самом деле я, наверное, не хочу, чтобы с этой женщиной случилось что-то плохое, — сказала официантка. — Но это может случиться. Ага, может. И что до меня, если что-то случится, ей некого будет в этом винить, кроме себя самой. Она играет с волками, а коли играешь с волками, чего удивляться, если тебя покусают. 5 Ральф не был уверен, что ему сильно захочется есть после всего этого, но оказалось, его аппетит довольно легко переварил взгляды официантки на аборты и Сюзан Дэй. Помогли ауры; никогда еще еда не казалась ему такой вкусной, даже когда он был подростком и ел по пять-шесть раз в день, если доставалось. Лоис не отставала от него, по крайней мере какое-то время. В конце концов она отодвинула от себя остатки жареной картошки и два кусочка ветчины. Ральф играючи справлялся со своими порциями. Он обернул последний кусочек хлеба вокруг последнего кусочка сосиски, сунул его в рот, проглотил и с тяжелым вздохом откинулся на спинку стула. — Твоя аура здорово потемнела, Ральф. Не знаю, значит ли это, что ты наелся или что ты умрешь от расстройства желудка. — Может, и то, и другое, — сказал он. — Ты тоже снова их видишь, м-м-м? Она кивнула. — Ты знаешь, из всех благ на свете больше всего мне сейчас хотелось бы вздремнуть. Да, в самом деле. Теперь, когда он согрелся и наелся, последние четыре месяца почти бессонных ночей, казалось, навалились на него как тяжкий груз. Веки словно сковало цементом. — По-моему, сейчас это неудачная мысль, — с ужасом в голосе сказала Лоис. — Очень неудачная. — Да, пожалуй, — согласился Ральф. Лоис потянулась было за чеком, а потом опустила руку: — А что, если позвонить твоему приятелю-полицейскому? Лейдекеру — так его фамилия? Он мог бы нам помочь? Стал бы помогать? Ральф обдумал это тщательно, насколько ему позволил его сонный мозг, и отрицательно качнул головой: — Я боюсь это делать. Что мы можем ему сказать, не оказавшись при этом замешанными? И это лишь одна сторона проблемы. Если он все-таки вмешается… но не так, как надо… вместо того, чтобы помочь, он может лишь ухудшить положение. — Ладно. — Лоис сделала знак официантке. — Мы покатим туда с ветерком и заскочим в «Данкин донатс» в Олд-Кейп — выпьем по чашке классного кофе. Я угощаю. Ральф улыбнулся. Улыбка вышла широкой, мутной и рассеянной — как у пьяного. — Слушаюсь, мэм. Когда официантка подошла и подала им чек, Ральф заметил, что на оборке ее передника больше не было значка с надписью ЖИЗНЬ — ЭТО НЕ ВЫБОР. — Послушайте, — сказала она с искренностью, почти болезненно тронувшей Ральфа, — извините, если я обидела вас. Вы пришли сюда завтракать, а не слушать лекции. — Вы нас не обидели, — сказал Ральф и взглянул на согласно кивающую Лоис. Официантка слабо улыбнулась: — Спасибо, что так говорите, но все равно я как-то глупо накинулась на вас. В любой другой день я не стала бы этого делать, но сегодня у нас в четыре часа свое представление, и я представляю мистера Дальтона. Мне сказали, что у меня есть три минуты, и их-то, наверное, я вам и выдала. — Все нормально, — сказала Лоис и потрепала ее по руке. — Правда. На этот раз улыбка у официантки вышла теплее, но, когда она начала отворачиваться, Ральф увидел, как у Лоис изменилось довольное выражение лица. Она смотрела на желтовато-черное пятно, плавающее прямо над правым бедром официантки. Ральф вытащил торчавшую из его нагрудного кармана ручку, перевернул свою салфетку и быстро написал что-то на обратной стороне. Закончив, он достал бумажник и аккуратно положил пятидолларовую бумажку на салфетку. Когда официантка потянется за чаевыми, она наверняка заметит записку. Он взял чек и помахал им перед Лоис. — Наше первое свидание, кажется, вышло не особо галантным, — сказал он. — Мне не хватит трех баксов, если я оставлю ей пятерку. Пожалуйста, скажи, что ты не разорена. — Кто, я — королева покера в Ладлоу-Грандж? Не будь дураком, милый. — Она вытащила из сумочки и вручила ему пригоршню купюр. Пока он выбирал из них нужные, она прочитала то, что он написал на салфетке: Мадам! У вас нелады с печенью, и вам нужно немедленно посоветоваться с врачом. И я очень рекомендую вам держаться подальше от Общественного центра сегодня вечером. — Довольно глупо, я знаю, — сказал Ральф. Она чмокнула его в кончик носа: — Пытаться помочь другим никогда не бывает глупо. — Спасибо. Впрочем, она все равно не поверит. Она решит, что мы оскорбились из-за ее значка и маленькой речи, что бы мы там ни говорили. Решит, что мы таким диким способом решили поквитаться с ней. — Может быть, есть другой способ убедить ее. Лоис уставилась на официантку, стоявшую рядом с проходом на кухню с чашкой кофе и разговаривавшую с поваром, темным, сосредоточенным взглядом. При этом Ральф увидел, как обычно серо-голубая аура Лоис потемнела и втянулась внутрь, превратившись во что-то вроде обнимающей тело капсулы. Он точно не знал, что происходит, но… чувствовал это. Волосы на его затылке встали торчком, руки от локтей и выше покрылись гусиной кожей. Она набирается силы, подумал он, щелкает всеми рубильниками, включает все турбины и делает это ради женщины, которую никогда раньше не видела и вряд ли увидит вновь. Спустя мгновение официантка тоже это почувствовала. Она повернулась и взглянула на них, словно ее окликнули по имени. Лоис небрежно улыбнулась и легонько пошевелила пальцами в дружеском жесте, но, когда она заговорила с Ральфом, голос ее дрожал от напряжения. — Я уже почти… почти ухватила это. — Почти ухватила что? — Не знаю. То, что мне нужно. Еще секунда, и это придет. Ее зовут Зои. Пойди оплати счет. Отвлеки ее. Постарайся, чтобы она не смотрела на меня, а то мне очень трудно. Он сделал, как она просила, и ему это удалось, несмотря на то, что Зои все время старалась заглянуть через его плечо и увидеть Лоис. При первой попытке сунуть чек в кассовый аппарат у Зои выскочила общая сумма — $234.20. Она нетерпеливо стерла цифры, а когда подняла глаза на Ральфа, лицо ее было бледным, а взгляд — расстроенным. — Что с вашей женой? — спросила она Ральфа. — Я ведь извинилась, верно? Почему же она смотрит на меня так? Ральф знал, что Зои не могла видеть Лоис, поскольку он едва не приплясывал, только чтобы заслонить Лоис, но он также знал, что официантка права: Лоис уставилась на нее. Он попытался выдавить улыбку: — Не знаю, о чем… Официантка вздрогнула и с удивленным раздражением обернулась на повара. — Перестань так греметь своими кастрюлями! — заорала она, хотя единственное, что доносилось до Ральфа из кухни, это легкая музыка по радио. Зои снова взглянула на Ральфа: — Господи, грохочет, словно Вьетнам там устроил. А вы могли бы сказать вашей жене, что это невежливо — так пяли… — Пялиться? Она и не думает. Правда не думает. — Ральф отошел в сторону. Лоис стояла у двери спиной к ним и смотрела на улицу. — Видите? Несколько секунд Зои не отвечала, не отрывая глаз от Лоис. В конце концов она повернулась к Ральфу и сказала: — Конечно, вижу. А теперь почему бы вам с ней не отправиться по вашим делам? — Ладно. Расстались друзьями? — Как хотите, — буркнула Зои, но так и не взглянула на него. Когда Ральф догнал Лоис, он увидел, что ее аура стала прежней, более расплывчатой формы, но была намного ярче, чем раньше. — Устала, Лоис? — мягко спросил он. — Нет. Кстати говоря, теперь я чувствую себя отлично. Пошли. Он начал открывать дверь перед ней, а потом застыл: — Ты взяла мою ручку? — Черт, нет… Наверное, оставила ее на столе. Ральф вернулся к столику. Под его посланием Лоис торопливой скорописью приписала: В 1989 году вы родили ребенка и отдали его на усыновление. Приют Святой Анны в Провиденсе, штат Род-Айленд. Зои, пойдите к врачу, пока не поздно. Это не шутка. И не фокус. Мы знаем, что говорим. — Ну и ну, — сказал Ральф, догнав ее. — Это напугает ее до смерти. — Если она отправится к врачу до того, как у нее лопнет печенка, мне наплевать. Он кивнул, и они вышли на улицу.