маме Лоис, она надела шерстяной свитер и старые джинсы. Униформа для Дерри. Ее месячные запоздали. Она достигла того возраста, когда они уже больше не приходят с точностью часового механизма, и во время этой нелегкой двух- или трехдневной паузы, от которой она страдает каждый месяц — паузы, когда весь мир будто сделан из стекла и каждый его обитатель кажется или тупым, или порочным, — ее поведение и настроение становятся нестабильными. Возможно, это и есть истинная причина, по которой она сделала то, что сделала. Ральф видел, как она выходит из тесной ванной комнаты Лоис. Видел, как она кидает напряженный, яростный взгляд на дверь в кухню — теперь на этом напряженном узком лице не осталось и тени ее сладенькой-сладенькой улыбки, — а потом хватает сережки с китайского блюда и запихивает их в левый передний карман своих джинсов. Нет, на самом деле Лоис не была свидетелем этого поганого мелкого воровства, но оно поменяло цвет ауры Жан Чэсс с зеленого на сложно переплетающийся узор коричневых и красных слоев, который увидела Лоис и моментально все поняла, скорее всего даже понятия не имея, что на самом деле с ней происходит. — Она взяла их, это точно, — сказал Ральф. Он видел серый туман, сонно струившийся из зрачков широко раскрытых глаз Лоис, и мог бы смотреть на него весь остаток дня. — Да, но… — Если бы ты в конце концов согласилась съездить в Ривервью-Эстейтс, готов спорить, ты бы нашла их после ее следующего визита… Или она бы их нашла — это еще более вероятно. Просто якобы счастливая случайность: «Ой, мама Лоис, посмотрите, что я нашла!» Под раковиной в ванной, или в кладовке, а может, в каком-нибудь темном уголке спальни. — Да. — Она посмотрела ему в глаза. Она была поражена, как будто его взгляд гипнотизировал ее. — Должно быть, она страшно переживает… И теперь никогда не осмелится вернуть их, верно? После всего, что я ей наговорила… Ральф, откуда ты узнал? — Оттуда же, откуда и ты. Лоис, ты давно видишь ауры? 4 — Ауры? Не понимаю, о чем ты… Но она поняла. — Литчфилд сказал твоему сыну про твою бессонницу, но я сомневаюсь, что одно это заставило бы даже Литчфилда… Ну, ты понимаешь — настучать. А другое — то, что он, по твоим словам, назвал проблемами восприятия, — я пропустил мимо ушей. Наверное, меня слишком ошеломила сама мысль, что кто-то мог предположить, будто у тебя начинается маразм, хотя в последнее время у меня самого появились проблемы с восприятием. — У тебя? — Да, мэм. И потом, ты недавно произнесла нечто еще более интересное. Ты сказала, ты начала видеть Жанет каким-то забавным образом. И даже страшным образом. Ты не могла вспомнить, что ты сказала перед тем, как они оба вышли, но ты точно знала, что ты чувствовала. Ты видишь другую часть мира — остальную его часть. Формы вокруг предметов, формы внутри предметов, звуки внутри звуков. Ведь так, Лоис? Секунду она молча смотрела на него, а потом закрыла лицо ладонями. — Я думала, я схожу с ума, — прошептала она. — Ох, Ральф, я думала, я схожу с ума… 5 Он стиснул ее в объятиях, потом отпустил и приподнял ее подбородок. — Больше никаких слез, — сказал он. — У меня нет с собой другого платка. — Никаких слез, — согласно кивнула она, но глаза у нее опять заблестели. — Ральф, если б ты только знал, как это ужасно… — Я знаю. — Да… — Ее лицо осветилось улыбкой. — Ты тоже знаешь, правда? — Этот идиот Литчфилд решил, будто ты впадаешь в маразм — скорее всего он имел в виду слабоумие — не просто из-за бессонницы, а из-за бессонницы, сопровождаемой кое-чем еще… Кое-чем, что он принял за галлюцинации. Верно? — Похоже, что так, только он ничего такого не говорил. Когда я рассказывала ему обо всех этих вещах, которые я вижу — цвета и все прочее, — он кивал очень понимающе. — Угу, а стоило тебе выйти за дверь, как он тут же позвонил твоему сыну и велел ему дуть в Дерри и срочно предпринять что-то с его старенькой мамочкой, которая начала видеть людей, разгуливающих в разноцветных «конвертах» с длинными «воздушными шариками», всплывающими над головами. — Ты тоже их видишь? Ральф, ты тоже их видишь? — Я тоже, — сказал он и рассмеялся. В этом смехе ему самому послышалось безумие, но он не удивился. Он хотел задать ей сотню вопросов и чувствовал, что буквально сходит с ума от нетерпения. Было и еще кое-что — настолько неожиданное, что поначалу он даже не сумел разобраться и понять, что же это: он ощутил похоть. Не просто влечение, а самую настоящую похоть. Лоис снова заплакала. Ее слезы были цвета тумана над тихим озером, и от них струился легкий дымок, когда они катились по щекам, и Ральф знал, что на вкус они терпкие и густые, как сок одуванчиков весной. — Ральф, это… Это… О Господи! — Покруче Майкла Джексона, да? Она слабо усмехнулась: — Ну, просто… Да, пожалуй, покруче. — Тому, что с нами происходит, Лоис, есть название, и это не бессонница, не маразм и не болезнь Альцгеймера. Это гиперреальность. — Гиперреальность, — пробормотала она. — Господи, какое странное слово! — Да, странное. Я впервые услыхал его от Джо Уайзера, фармацевта из «Райт эйд». Только в этом слове заключено гораздо больше, чем ему известно. Больше, чем кто-либо в здравом уме вообще может себе представить. — Да, похоже на телепатию… если только это действительно происходит — вот в чем дело. Ральф, а мы в здравом уме? — Твоя невестка взяла твои сережки? — Я… она… Да. — Лоис выпрямилась. — Да, взяла. — Никаких сомнений? — Никаких. — Тогда ты ответила на свой вопрос. Мы вполне нормальны, но… Я думаю, ты ошибаешься насчет телепатии. Мы читаем не мысли, а ауры. Послушай, Лоис, я много о чем хочу тебя спросить, но, по-моему, сейчас мне действительно надо знать только одно. Ты когда-нибудь видела… — Он резко запнулся, пытаясь сообразить, действительно ли хочет выговорить то, что вертится на кончике его языка. — Видела что? — Ладно. Это прозвучит безумнее всего того, что наговорила мне ты, но я не сумасшедший. Ты веришь в это? Я не сошел с ума. — Я верю тебе, — просто сказала она, и Ральф почувствовал, как тяжелый камень свалился у него с души. Она говорила правду. В этом нельзя было сомневаться: доверие светилось вокруг нее. — Ладно, слушай. С тех пор как это начало происходить с тобой, ты не видела каких-то людей, не похожих внешне на жителей Харрис-авеню? Людей, не похожих на жителей какого бы то ни было места в нормальном мире? Лоис смотрела на него с недоумением. — Они лысые, очень маленького роста, носят белые халатики и больше всего они похожи на рисунки инопланетян с обложек бульварных газет, продающихся в «Красном яблоке». Когда на тебя накатывали приступы гиперреальности, ты не видела кого-нибудь, кто был бы похож на них? — Нет… Никого. Он с раздражением стукнул кулаком себя по ноге, на секунду задумался, а потом снова поднял на нее глаза. — В понедельник утром, — сказал он, — до того, как полицейские объявились у дома миссис Лочер… ты меня видела? Лоис очень медленно кивнула. Ее аура слегка потемнела, и тонкие, как нити, красные спиральки начали медленно вращаться в ней по диагонали. — Кажется, ты догадываешься, кто позвонил тогда в полицию, — сказал Ральф. — Ведь так? — О-о, я знаю, что это ты, — тихонько произнесла Лоис. — Я и раньше подозревала, но до сих пор не была точно уверена. Пока не увидела это… Ну, ты понимаешь, в твоих цветах. В моих цветах, подумал он. Именно так называл это Эд. — Но ты не видела двух сильно уменьшенных копий мистера Инопланетянина, выходивших из ее дома? — Нет, — сказала она, — но это ничего не значит. Из окна моей спальни даже не виден дом миссис Лочер. Его загораживает крыша «Красного яблока». Ральф прижал пальцы рук ко лбу. Конечно, загораживает, и ему следовало сообразить это самому. — Я подумала, что это ты позвонил в полицию, потому что как раз перед тем, как пойти в душ, я увидела, как ты разглядываешь что-то в бинокль. Никогда раньше я не замечала тебя за таким занятием, но подумала, может, ты просто хочешь получше разглядеть бродячего пса, который роется в мусорных баках по утрам. — Она указала на подножие холма: — Его. Ральф ухмыльнулся: — Это не он, а она — наша великолепная Розали. — А-а… Словом, я долго была в душе, потому что намазала волосы специальным средством. Не краской, — резко добавила она, словно он обвинил ее, — просто протеин и разные витамины, от которых волосы должны казаться гуще. Когда я вышла из душа, там уже повсюду сновали полицейские. Я глянула на твое окно, но тебя там уже не было. Ты или ушел в другую комнату, или отодвинул кресло от окна. Иногда ты так делаешь. Ральф тряхнул головой, словно желая прочистить мозги. Значит, он все-таки сидел не в пустом театре все эти ночи; в зрительном зале был еще кое-кто. Просто они сидели в разных ложах. — Лоис, на самом деле мы с Биллом поссорились не Из-за шахмат… У подножия холма Розали издала хриплый лай и начала подниматься на ноги. Ральф глянул в ее сторону и почувствовал, как какая-то льдинка проскользнула ему в живот. Хотя они с Лоис просидели здесь около получаса и никто даже близко не подходил к строению с туалетами, пластиковая дверь с табличкой ДЛЯ МУЖЧИН медленно приоткрывалась. Из нее вынырнул док № 3. Шляпа Макговерна — знаменитая панама с отгрызенным куском полей — была сдвинута на затылок, придавая ему дикий вид, как у самого Макговерна в тот день, когда Ральф впервые увидел его в этой коричневой шляпе: он был похож на охотящегося за новостями репортера в криминальной драме сороковых годов. В поднятой руке лысый незнакомец сжимал ржавый скальпель. Глава 13