Добравшись до окна, он увидел, что незнакомцы все еще оставались там, хотя и перешли с крыльца Мэй Лочер на тротуар, пока он выуживал свой бинокль. Они стояли прямо под одним из этих чертовых оранжевых фонарей. Ощущение Ральфа, будто Харрис-авеню похожа на опустевшую сцену после вечернего спектакля, вновь вернулось и охватило его с дикой, небывалой силой, но… уже по-другому. Прежде всего сцена больше не была пуста, не так ли? Какой-то зловещий, затянувшийся далеко за полночь спектакль разыгрывался на площадке, которую эти два непонятных существа внизу, без всяких сомнений, считали абсолютно пустой сценой. Что бы они стали делать, если бы узнали, что у них есть аудитория? — мысленно спросил Ральф. Что бы они сделали со мной? Лысые врачи теперь вели себя как люди, почти пришедшие к какому-то соглашению. В данный момент они, по мнению Ральфа, совсем не походили на врачей, несмотря на свои комбинезончики, — они были похожи на двух работяг, выходящих с завода или фабрики. Эти парни, явно приятели, остановились на секунду за главными воротами, чтобы закончить начатое обсуждение какого-то вопроса, которое не могло подождать даже до ближайшего бара в квартале отсюда, поскольку в любом случае оно займет одну-две минуты; до абсолютного согласия оставалось обменяться двумя-тремя фразами. Ральф вынул бинокль из футляра, поднес его к глазам и потратил секунды две на недоуменную возню с колесиком фокуса, прежде чем догадался, что забыл сиять колпачки с линз. Он сдернул их и снова поднес бинокль к глазам. На сей раз две фигуры, стоящие под уличным фонарем, тут же впрыгнули в поле его зрения — крупные, хорошо освещенные, но не в фокусе. Он снова повернул маленькое колесико между окулярами, и изображение обоих мужчин почти сразу же стало резким. У Ральфа перехватило дыхание. Взгляд, которым он окинул их, был очень коротким; прошло не больше трех секунд перед тем, как один из людей (если они были людьми) кивнул и положил ладонь на плечо своего коллеги. Потом они оба отвернулись, подставив взгляду Ральфа лишь свои лысые головы и гладкие белые спины. Самое большее — три секунды, но за этот короткий отрезок времени Ральф увидел достаточно, чтобы ему стало здорово не по себе. Он побежал за биноклем по двум причинам, которые были продиктованы его неспособностью продолжать верить, что это сон. Во-первых, он хотел увериться, что сможет узнать этих людей в случае необходимости. Во-вторых (эта причина была менее приемлема для его сознания, но ничуть не менее важна), он хотел рассеять свое неприятное ощущение, будто он сам вошел в некий потусторонний контакт. Вместо того чтобы рассеять это ощущение, короткий взгляд в бинокль усилил его. У маленьких лысых врачей, казалось, на самом деле не было черт лица. Лица у них были, да — глаза, носы, рты, — но они казались такими же взаимозаменяемыми, как хромированные молдинги на одинаковых моделях машин. Они могли бы быть близнецами, но такого впечатления у Ральфа не возникло. На его взгляд, они больше походили на манекены в витрине со снятыми на ночь париками; их сверхъестественное сходство казалось результатом не генетического отбора, а массового производства. Единственным странным свойством, которое он сумел выделить и назвать, была неестественная гладкость их кожи — ни у одного из них не было видно ни единой морщинки или складочки. Ни пятнышка, ни родинки, ни шрама, хотя Ральф и понимал, что такие черточки можно не разглядеть даже в сильный бинокль. Помимо гладкости и необычного отсутствия морщинок на коже, все остальные странности стали казаться очень субъективными. И потом, он видел их так чертовски недолго! Если бы ему удалось достать бинокль быстрее, без акробатических трюков со стулом и рыболовным сачком, и если бы он сразу сообразил, что на линзы надеты колпачки, а не тратил время на возню с колесиком резкости, он смог бы избавиться — частично или полностью — от того беспокойства, которое испытывал сейчас. Они выглядят набросками, подумал он за мгновение до того, как они повернулись к нему спиной. Вот что, по-моему, мучает меня. Не одинаковые лысые головы, не одинаковые белые комбинезончики и даже не отсутствие морщинок, а то, что они выглядят набросками: глаза — просто кружочки, маленькие розовые уши — просто загогулины, выведенные фломастером, рты — пара быстрых небрежных мазков бледно-розовой акварельной краской. На самом деле они не похожи ни на людей, ни на пришельцев; они похожи на беглые наброски чего-то… ну, сам не знаю чего. В одном он был точно уверен: док № 1 и док № 2 были заключены в яркие ауры, которые в бинокле казались зеленовато-золотистыми и были наполнены оранжево-красными крапинками, похожими на искры, взметающиеся вверх из костра. Эти ауры передавали Ральфу ощущение силы и жизненной энергии, чего никак не выражали их неинтересные, лишенные черт лица. Лица? Я не уверен, что смогу узнать их снова, даже под дулом револьвера. Они словно сделаны так, чтобы моментально стереться из памяти. Если они останутся лысыми, то конечно — никаких проблем. Ну а если они наденут парики и усядутся так, чтобы я не видел, какие они маленькие? Может быть… отсутствие черточек и поможет… а может, и нет. Хотя ауры… эти зеленовато-золотистые ауры с мелькающими в них красными крапинками… Я узнаю их везде. Но что-то с ними не так, верно? Что же? Ответ возник в мозгу Ральфа так же неожиданно и легко, как эти два существа оказались в поле его зрения, когда он наконец вспомнил, что нужно снять колпачки с линз бинокля. Оба маленьких доктора были окутаны яркими аурами, но… ни у одного не было «воздушного шарика», вздымавшегося от лысой макушки. Ни малейшего признака такового. Они брели вниз по Харрис-авеню, в направлении Страуфорд-парка, двигаясь с легкой небрежностью двух друзей, вышедших на воскресную прогулку. Прямо перед тем, как они покинули яркий круг света под уличным фонарем возле дома Мэй Лочер, Ральф слегка опустил бинокль так, что стал виден предмет, который док № 1 держал в правой руке. Это оказался не нож, как ему показалось сначала, но все равно это был не тот предмет, который принес бы успокоение при виде его в руке отходящего от чужого дома незнакомца в глухой ночной час. Это были длинные стальные ножницы. 4 Ральфа вновь охватило чувство, будто его безжалостно подталкивают к пасти туннеля, в котором его поджидают всевозможные неприятности, только теперь оно сопровождалось ощущением панического страха, поскольку, казалось, последний сильный толчок произошел в то время, пока он спал и видел во сне свою мертвую жену. Что-то внутри его хотело заорать от ужаса, и Ральф понимал, что, если он не предпримет чего-нибудь, чтобы немедленно успокоить это, он скоро будет орать во всю глотку. Он закрыл глаза и принялся делать глубокие вдохи и выдохи, с каждым пытаясь представить себе какие-то разные продукты: помидоры, картофель, сандвич, мороженое, брюссельскую капусту. Доктор Джемал обучил Кэролайн этой простейшей технике расслабления, которая нередко снимала ее головные боли до того, как те успевали набрать полную силу; даже в последние шесть недель, когда опухоль окончательно вышла из-под контроля, эта техника иногда срабатывала, и сейчас она помогла Ральфу справиться с паникой. Сердцебиение его начало замедляться, и дикое желание заорать стало проходить. Продолжая делать глубокие вдохи и выдохи и думать (яблоко, груша, кусок лимонного пирога) о еде, Ральф аккуратно надел колпачки на линзы бинокля. Руки у него все еще дрожали, но уже не так сильно, чтобы совсем не слушаться. Как только колпачки оказались на своих местах, а бинокль — в футляре, Ральф очень осторожно поднял левую руку и взглянул на повязку. В середине на ней образовалось красное пятно размером с таблетку аспирина, но, кажется, оно не увеличивалось. Хорошо. В этом вовсе нет ничего хорошего, Ральф. Справедливо сказано, но никак не поможет определить, что же на самом деле произошло или что теперь нужно делать. Первым делом следовало вытеснить на время из головы жуткий сон про Кэролайн и решить, что же все-таки случилось. — Я не спал с того момента, как ударился об пол, — сообщил Ральф пустой комнате. — Я знаю это, и я знаю, что видел тех людей. Да. Он действительно видел их и зеленовато-золотистые ауры вокруг них. И тут он был не одинок; Эд Дипно тоже видел по меньшей мере одного из них. Ральф готов был бы спорить об этом хоть на ферму, если бы у него была ферма. Однако его рассудку не принес большого облегчения тот факт, что он и избивавший свою жену сосед-параноик видели одних и тех же маленьких лысых человечков. И ауры, Ральф, — разве он не говорил что-то и про ауры тоже? Ну, он не произносил именно этого слова, но тем не менее Ральф был совершенно уверен, что Эд говорил об аурах по меньшей мере дважды. «Ральф, мир иногда бывает полон разных цветов». Это было в августе, незадолго до того, как Джон Лейдекер арестовал Эда по обвинению в семейном насилии и совершении мелкого преступления. А потом еще, почти месяц спустя, когда Эд позвонил Ральфу по телефону: «Ты еще не видишь цветов?» Сначала цвета, теперь маленькие лысые врачи; так недолго появиться и самому Малиновому королю. И помимо всего этого, что прикажете делать с только что увиденным в окно? Ответ пришел с неожиданной, но радостно встреченной ясностью. Главное, как он понял, заключалось не в состоянии его рассудка, не в аурах, не в маленьких лысых врачах, а в Мэй Лочер. Он только что видел, как двое незнакомцев вышли посреди ночи из дома миссис Лочер, и… один из них нес потенциально смертельное оружие. Ральф потянулся через футляр с биноклем, взял телефон и набрал 911. 5 — Офицер Хейген слушает, — раздался женский голос. — Чем могу вам помочь? — Тем, что выслушаете внимательно и будете действовать быстро, — звонко произнес Ральф. Выражение мутной нерешительности, бывавшее у него столь часто с середины лета, исчезло; сидя совершенно прямо в своем кресле с откидной спинкой с телефоном на коленях, он выглядел не на семьдесят, а на полные сил и цветущие пятьдесят пять. — Вы можете спасти жизнь женщины. — Сэр, будьте добры назвать ваше имя и… — Будьте добры не перебивать меня, офицер Хейген, — сказал человек, который не мог даже запомнить последние четыре цифры телефона киноцентра Дерри. — Я недавно проснулся, не мог уснуть и решил немного посидеть. Мои окна выходят на верхнюю часть Харрис-авеню. Только что я видел… Тут Ральф на одно короткое мгновение запнулся, думая не о том, что видел, а о том, что он хотел сказать офицеру Хейген про увиденное. Ответ пришел так же легко и быстро, как само решение позвонить в экстренную службу. — Я видел двух мужчин, выходивших из дома, расположенного выше магазина «Красное яблоко». Дом принадлежит женщине по имени Мэй Лочер. Пишется Л-О-Ч-Е-Р, первая буква «Л», как в «Лексингтоне». Миссис Лочер тяжело больна. Никогда раньше я этих двух мужчин не видел. — Он снова сделал паузу, но на этот раз сознательно, желая достичь максимального эффекта. — Один из них держал в руке ножницы. — Адрес дома? — спросила офицер Хейген. Голос ее звучал достаточно спокойно, но Ральф чувствовал, что включил множество сигнальных лампочек у нее в голове, — Я не знаю, — сказал он. — Посмотрите в телефонном справочнике, офицер Хейген, или просто прикажите вашим сотрудникам разыскать желтый домик с розовым карнизом в половине квартала или около того от «Красного яблока». Им, наверное, придется воспользоваться фонариками, чтобы обнаружить его, из-за этих чертовых оранжевых уличных ламп, но они его найдут. — Да, сэр, я не сомневаюсь, что найдут, но мне все равно нужны ваша фамилия и адрес для протоко… Ральф тихонько повесил трубку на рычаг. Он просидел, не отрывая от нее глаз, почти минуту, ожидая звонка. Когда звонка не последовало, он решил, что или у них нет новомодной системы определителя, какую он видел в детективах по телику, или система не была включена. Это хорошо. Но это не решало проблемы, что ему делать и говорить, если Мэй Лочер вытащат из ее безвкусного желто-розового домика разрезанную на куски, хотя и давало ему еще немного времени на размышления. Внизу Харрис-авеню оставалась тихой и безлюдной, освещенная лишь лампами высокого накаливания, расходившимися в обе стороны, как перспектива в каком-то сюрреалистическом сне. Спектакль — короткий, но исполненный драматизма, — казалось, был окончен. Сцена — снова пуста. Она… Нет, все-таки не совсем пуста. Прихрамывая, из аллейки между «Красным яблоком» и соседним магазинчиком «Добротные хозяйственные товары» вышла Розали. Вылинявший ошейник болтался у нее на шее. Сегодня был не четверг, никто не выставил мусорных корзин для нее, и она быстро двигалась вверх по тротуару, пока не добралась до дома Мэй Лочер. Там она остановилась и опустила свой нос (глядя на этот длинный и довольно красивый нос, Ральф подумал, что где-то в родословной Розали должна была присутствовать колли). Ральф заметил, что на асфальте виднелось какое-то мерцание. Он снова вытащил бинокль из футляра и направил его на Розали. При этом его мысли вновь обратились к 10 сентября — на сей раз к его встрече с Биллом и Лоис у входа в Страуфорд-парк. Он вспомнил, как Билл обнял Лоис за талию и повел ее вверх по улице; вспомнил, как эта парочка напомнила ему Джинджер Роджерс и Фреда Астора. И яснее всего он вспомнил призрачные следы, которые оставляли эти двое за собой. У Лоис они были серые, у Билла — оливково-зеленые. Тогда он принял их за галлюцинацию — в те старые добрые денечки, еще до того, как он начал привлекать к себе внимание придурков вроде Чарли Пикеринга и видеть маленьких лысых врачей посреди ночи. Розали принюхивалась к такому же следу. След был того же зеленовато-золотистого цвета, как и ауры, окружавшие лысого дока № 1 и лысого дока № 2. Ральф медленно отвел бинокль от собаки и увидел еще следы, двойной полоской спускавшиеся по тротуару в направлении парка. Они таяли — Ральф почти видел, как они тают, пока он смотрит на них, — но они были там. Ральф опять навел бинокль на Розали, неожиданно ощутив громадную волну нежности к паршивой старой дворняге… А почему бы и нет? Если ему требовалось окончательное и абсолютное доказательство того, что он действительно видел все то, что будто бы видел, то Розали как раз и являлась таковым. Если бы здесь была крошка Натали, она бы тоже увидела их, подумал Ральф… А потом его былые сомнения попытались вернуться. И вправду бы увидела? В самом деле? Он думал, что видел, как малышка хваталась за прозрачные ауры, оставленные его пальцами. И он был уверен, что она агукала при виде призрачного зеленого дымка, струившегося с цветов на кухне, но откуда ему знать наверняка? Как может хоть кто-нибудь знать наверняка, на что смотрит и к чему тянется ребенок? Но Розали… посмотри, прямо вон там, видишь? Единственная проблема с этим, сообразил Ральф, заключалась в том, что он не видел следов, пока Розали не начала принюхиваться к тротуару. Может, она принюхивалась к запаху, оставшемуся от подошв почтальона, а то, что он видел, было создано не чем иным, как его усталым, изголодавшимся по сну рассудком… как и сами лысые врачи. Приближенная линзами бинокля Розали теперь двинулась вниз по Харрис-авеню, опустив нос к тротуару и медленно виляя из стороны в сторону своим истрепанным хвостом. Она металась от зеленовато-золотистых следов, оставленных доком № 1, к следам, оставленным доком № 2, а потом вновь к следам дока № 1. Итак, почему бы тебе не объяснить, за чем следует та сука, Ральф? Ты думаешь, это возможно, чтобы собака шла по следу долбаной галлюцинации? Это не галлюцинация; это следы. Настоящие следы. Следы белых человечков, за которыми просила тебя наблюдать Кэролайн. Ты это знаешь. Ты видишь это. — Однако это безумие, — сказал он самому себе. — Безумие! Но так ли? Так ли на самом деле? Сон мог оказаться чем-то большим, чем сон. Если существует такая вещь, как гиперреальность — а он теперь мог показать под присягой, что существует, — тогда, быть может, существует и такая штука, как предвидение. Или призраки, приходящие во сне и предсказывающие будущее. Кто знает? Это было так, словно распахнулась какая-то дверь в стене реальности, и… теперь из нее вылетали неприятные штуковины всех сортов. В одном он был точно уверен: следы действительно были. Он видел их, Розали чуяла их, и с этим все было ясно. Ральф обнаружил ряд странных и интересных вещей за шесть месяцев своих преждевременных пробуждений, и одна из них заключалась в том, что способность человека к самообману, похоже, достигает своего низшего уровня между тремя и шестью утра, а сейчас уже как раз… Ральф подался вперед, чтобы увидеть часы на стене в кухне. Как раз миновало три тридцать. Угу. Он снова поднял бинокль и увидел, что Розали все еще трусит по следу лысых докторишек. Если бы кто-нибудь прогуливался по Харрис-авеню прямо сейчас — вряд ли, учитывая ранний час, но не совсем невозможно, — он не увидел бы ничего, кроме бродячей дворняги с грязной шерстью, бесцельно принюхивающейся к тротуару, как делают все необученные бесхозные псы. Но Ральф видел, к чему принюхивалась Розали, и в конце концов разрешил себе поверить собственным глазам. Он мог взять назад это разрешение, как только взойдет солнце, но сейчас он точно знал, что видит. Вдруг голова Розали задралась кверху. Уши у нее встали торчком. На одно мгновение она стала почти красивой, как бывает красив охотничий пес, принявший стойку. Потом, за несколько секунд до того, как фары машины, приближавшейся к перекрестку Харрис-авеню с Уитчэм-стрит, осветили улицу, она побежала назад, откуда пришла, хромающей зигзагообразной трусцой, и Ральфу вдруг стало жаль суку. Если разобраться, то кто такая Розали, как не еще одна старая перечница с Харрис-авеню, не имеющая даже таких маленьких удовольствий в жизни, как редкие посиделки с джином и покер по маленькой в компании себе подобных? Она нырнула обратно на аллейку между «Красным яблоком» и магазинчиком хозтоваров за мгновение до того, как патрульная машина полиции Дерри завернула за угол и медленно поплыла по улице. Ее сирена была выключена, но вертящиеся мигалки работали. Они окрашивали спящие жилые домики и маленькие конторы, расположившиеся в этой части Харрис-авеню, сменяющимися вспышками красного и голубого цветов. Ральф положил бинокль на колени, подался вперед, уперся локтями в колени и стал внимательно наблюдать. Сердце у него билось так сильно, что он ощущал его удары в висках. Миновав «Красное яблоко», патрульная машина поползла еще медленнее. Встроенный в ее правый бок фонарь вспыхнул, и его луч заскользил по фасадам спящих домиков на противоположной стороне улицы. Он также осветил таблички с номерами домов, вделанные возле дверей или прикрепленные к столбикам крылец. Когда луч выхватил номер дома Мэй Лочер (86-й — увидел Ральф, причем ему не понадобился для этого бинокль), стоп-сигналы у патрульной тачки вспыхнули и машина остановилась. Из нее вылезли двое полицейских в форме и пошли к дорожке, ведущей к дому, не замечая ни человека, следившего за ними из темного окна на втором этаже дома напротив, ни тающих зеленовато-золотистых следов, по которым они шли. Они стали совещаться, и Ральф снова поднял бинокль, чтобы получше разглядеть их. Он был почти уверен, что более молодой из двух полицейских в форме был тот самый, который приходил с Лейдекером в дом Эда, когда Эда арестовали. Нолл? Так его звали? — Нет, — пробормотал Ральф. — Нелл. Крис Нелл. Или, может быть, Джесс. Нелл и его партнер, кажется, затеяли серьезную дискуссию о чем-то — гораздо более серьезную, чем та, что устроили перед своим уходом маленькие лысые врачи. Спор закончился тем, что легавые вытащили оружие и, идя друг за другом, взобрались по узким ступенькам крыльца миссис Лочер. Нелл шел первым. Он нажал кнопку звонка, подождал немного, а потом нажал снова. На этот раз он не отпускал кнопку добрых пять секунд. Они еще немного подождали, а потом второй легавый оттолкнул Нелла и сам надавил на кнопку. Может, этот владеет секретным-искусством-звонков-в-дверь, подумал Ральф. Наверное, научился этому, позвонив по рекламному объявлению розенкрейцеров[40]. Даже если так, на сей раз техника его подвела. Никто по-прежнему не отвечал, и Ральфа это не удивило. Даже если не брать в расчет странных лысых человечков с ножницами, Ральф сомневался в том, что Мэй Лочер — жива она или мертва — сейчас в состоянии встать с постели. Но если она прикована к постели, у нее может быть компаньонка — кто-то, кто приносит ей еду, помогает совершать туалет или подкладывает судно… Крис Нелл — или Джесс — снова приблизился к звонку. На этот раз он надавил на кнопку по старой доброй технике: «Уа-уа-уа, именем-закона-откройте!» — левым кулаком. В правой руке он по-прежнему держал револьвер, прижимая ствол к бедру. Жуткая картина, ничуть не менее ясная и реалистичная, чем ауры, которые он видел, неожиданно заполонила рассудок Ральфа. Он увидел лежащую в постели женщину с прозрачной пластиковой кислородной маской, закрывающей рот и нос. Над маской ее остекленевшие глаза слегка вылезли из глазниц, а ниже — ее горло раскрылось в широкой рваной улыбке. Постельное белье и ночная сорочка на груди женщины пропитаны кровью. Недалеко от кровати, на полу, лицом вниз лежит труп другой женщины — компаньонки. На спине сквозь розовую ночную сорочку виднеется с полдюжины колотых ранок, нанесенных острыми концами ножниц дока № 1. И Ральф точно знал, что, если приподнять ночную сорочку и рассмотреть ее внимательней, каждое отверстие будет похоже на его собственную ранку под мышкой… что-то вроде засвеченной точки на фотографии, сделанной ребенком, который только учится печатать. Ральф попытался отогнать жуткое видение. Оно не пропадало. Он ощутил тупую боль в руках и увидел, что сжимает их в кулаки; ногти вонзились в ладони. Он с усилием заставил ладони разжаться и положил их на колени. Теперь его внутренний глаз видел, как женщина в розовой ночной рубашке тихонько шевелится — она была еще жива. Но жить ей осталось недолго. Скорее всего недолго, если только эти два кретина не попытаются предпринять что-то более продуктивное, чем просто торчать на крыльце и по очереди стучать в дверь или извлекать трели из звонка. — Ну давайте же, ребята, — сказал Ральф, стискивая руками колени. — Давайте, ну же, сделайте что-нибудь, чего вы медлите? Ты ведь знаешь, все, что ты видишь, происходит только у тебя в голове, не так ли? — с тревогой спросил он себя. Я хочу сказать, там могут лежать две мертвые женщины, конечно, могут лежать, но ты не знаешь этого, верно? Это ведь не как с аурами или со следами… Нет, это было не как с аурами или со следами, и да, он это знал. Еще он знал, что никто не отвечает на звонки в дверь в доме 86 по Харрис-авеню, и это было не очень похоже на старую школьную подружку Билла Макговерна по Кардвилю. Он не видел крови на ножницах, которые держал в руке док № 1, но, учитывая неважное качество старого цейсовского бинокля, это мало что доказывало. К тому же док мог вытереть их насухо перед уходом. Не успела эта мысль как следует оформиться в мозгу Ральфа, как его воображение нарисовало кровавое полотенце, валяющееся возле мертвой компаньонки в розовой ночной рубашке. — Ну давайте же, вы! — тихо вскрикнул Ральф. — Господи Иисусе, неужели вы оба собираетесь стоять тут всю ночь? Свет новых фар прорезал Харрис-авеню вверху. Это был «форд-седан» без полицейских опознавательных знаков, но со вспыхивающей красной мигалкой. Вылезший оттуда мужчина был в штатском — в серой поплиновой ветровке и голубом вязаном берете. Ральф на мгновение ощутил надежду, что вновь прибывший окажется Джоном Лейдекером, хотя Лейдекер говорил ему, что появится не раньше полудня, но ему не понадобилось прибегать к помощи бинокля, чтобы удостовериться, что это не он. Мужчина был намного худее и с темными усами. Легавый № 2 пошел по дорожке ему навстречу, пока Крис-или-Джесс Нелл зашел за угол дома Мэй Лочер. Последовала одна из тех пауз, которые не увидишь в фильмах — их обычно вырезают. Легавый № 2 сунул свой револьвер обратно в кобуру. Они с вновь прибывшим детективом стояли у крыльца миссис Лочер, явно что-то обсуждая и время от времени поглядывая на закрытую дверь. Один раз полицейский в форме сделал шаг или два в том направлении, куда ушел Нелл. Детектив вытянул руку и ухватил его за плечо, удержав на месте. Они поговорили еще немного. Ральф сильнее стиснул рукой колено и издал горлом тихий раздраженный звук. Прошло еще несколько минут, а потом все произошло сразу и таким бестолковым, сумбурным и нерешительным образом, как бывает почти во всех чрезвычайных ситуациях. Подъехала еще одна полицейская машина (домик миссис Лочер и те, что стояли рядом, справа и слева, теперь купались в пересекающихся лучах красного и желтого цветов). Из нее вылезли еще двое полицейских в форме, открыли багажник и извлекли оттуда здоровенный агрегат, напомнивший Ральфу портативный инструмент для пыток. Он решил, что это устройство было «Челюстями жизни». После страшного наводнения весной 1985-го, повлекшего за собой гибель около двухсот человек — многие из которых утонули в собственных машинах, — школьники Дерри собрали деньги и купили такую штуковину.