– Кажется, я успел ему выбить пару зубов, до того как отключился, – прошептал Бен. – Неплохо для литератора! – Бен… – Думаю, на сегодня достаточно, мистер Миерс, – произнес доктор. – Дайте лекарству подействовать. Бен скосил глаза на врача: – Еще одну минутку. – Я уже это слышал от нее! – возмутился доктор. Бен снова сомкнул веки, но тут же открыл и произнес что-то неразборчивое. – Что, милый? – наклонилась Сьюзен поближе. – Сейчас уже стемнело? – Да. – Я прошу тебя сходить… – К Мэтту? Он кивнул. – Скажи ему… я прошу его тебе все рассказать. Спроси его… знает ли он отца Каллахэна. Он поймет. – Хорошо, – пообещала Сьюзен. – Я ему все передам. А ты поспи. И пусть тебя ничто не тревожит. – Ладно. Я люблю тебя. – Пробормотав что-то еще, Бен закрыл глаза, и дыхание его стало глубоким. – Что он сказал? – поинтересовался доктор. – Было похоже на «Закройте все окна», – нахмурившись, ответила Сьюзен. 3 Когда она спустилась забрать куртку, в приемном покое ждали Ева Миллер и Проныра Крейг. На Еве было старое осеннее пальто с линялым рыжим меховым воротником, явно надеваемое по торжественным случаям, а Проныра утопал в слишком широкой для него мотоциклетной куртке. У Сьюзен поднялось настроение. – Как он? – спросила Ева. – Думаю, все обойдется, – ответила Сьюзен и рассказала, что узнала от доктора. Ева с облегчением выдохнула. – Я так рада! Мистер Миерс очень хороший человек. И в моем пансионе никогда не случалось ничего подобного. А Паркинс Гиллеспи был вынужден запереть Флойда, пока тот не протрезвеет. Правда, на пьяного он не был похож. Скорее не в себе. Сьюзен покачала головой: – На Флойда это совсем не похоже. С минуту царило неловкое молчание. – Бен отличный парень! – произнес Проныра и похлопал Сьюзен по руке. – Он быстро оклемается. Вот увидишь! – Я тоже на это надеюсь, – отозвалась Сьюзен и сжала ему руку. – Ева, а священник в церкви Сент-Эндрюс не отец Каллахэн? – Он самый, а что? – Да так… ничего. Спасибо, что приехали. А завтра сможете его навестить? – Конечно! – заверил Проныра. – Правда, Ева? – И попытался обнять ее за талию, что удалось не сразу. – Приедем обязательно. Сьюзен вышла с ними на стоянку и отправилась в Джерусалемс-Лот. 4 На стук Мэтт не открыл и даже не крикнул «Входите!», как обычно делал. Вместо этого тихий голос, который было трудно узнать, боязливо спросил из-за двери: – Кто там? – Сьюзи Нортон, мистер Берк. Мэтт открыл дверь, и Сьюзен поразилась, как сильно он изменился. Перед ней стоял осунувшийся старик, и она с изумлением увидела, что на груди у него висит тяжелое золотое распятие. На фоне фланелевой рубашки в клетку оно смотрелось настолько нелепо, что Сьюзен с трудом удержалась от смеха. – Входи. А где Бен? Выслушав ее рассказ, Мэтт сник еще больше. – Так, значит, Флойд Тиббитс решил разыграть роль отвергнутого любовника! Время для этого он выбрал самое неподходящее! Сегодня после обеда тело Майка Райерсона привезли из Портленда, и Форман готовит его к похоронам. Полагаю, наш визит в Марстен-Хаус придется отложить… – Какой визит? И что произошло с Майком? – Хочешь кофе? – рассеянно спросил Мэтт. – Нет. Я хочу выяснить, что происходит. Бен сказал, что вы знаете. – Это будет непросто. Бену легко просить, а рассказывать придется мне! Но я попытаюсь. – А что… Он жестом ее остановил. – Все в свое время. На днях вы с матерью заходили в новый магазин. – Да, – непонимающе нахмурилась Сьюзен. – И что? – Ты можешь рассказать о своих впечатлениях, особенно о хозяине? – Мистере Стрейкере? – Да. – Он производит очень приятное впечатление, – начала она. – Я бы сказала, на редкость учтивый. Сделал комплимент Глинис Мэйберри по поводу ее платья, и та покраснела как школьница. Спросил у миссис Боддин, почему у нее перевязана рука – она обожглась, – и тут же написал ей рецепт мази от ожогов. А когда вошла Мейбл… – Сьюзен, вспомнив, не удержалась от смеха. – Что? – Он предложил ей кресло. Даже не кресло, а настоящий трон! Из красного дерева, и все резное. Он сам приволок его из кладовки – с улыбкой и не переставая разговаривать с посетительницами. А кресло весит не меньше трехсот фунтов! Взял Мейбл под ручку, а она хихикала! Представляете? Видели бы вы эту картину! И еще он угощал всех кофе. Очень крепким и очень хорошим. – Он тебе понравился? – поинтересовался Мэтт, не сводя со Сьюзен глаз. – А это важно? – Возможно. – Тогда скажу о своем впечатлении как женщина. И да и нет! Наверное, он как мужчина показался мне привлекательным. В годах, очень вежлив и с изысканными манерами. Глядя на него, не сомневаешься, что он разбирается во французской кухне, знает, какое вино с чем сочетается, причем не просто красное или белое, а даже год урожая и с какого виноградника. Человек совершенно другого круга. Но отнюдь не изнеженный или женоподобный. Гибкий, как танцор. И, понятно, в таком абсолютно лысом мужчине есть что-то привлекательное. – Испугавшись, что наговорила лишнего, Сьюзен покраснела и смущенно улыбнулась. – И в то же время – нет, – напомнил Мэтт. Она пожала плечами. – Это трудно объяснить. Мне кажется… мне кажется, что за всем этим скрывается презрение. Какой-то цинизм. Как будто он играл некую роль – играл хорошо, но понимал, что одурачить нас можно и не выкладываясь. Чувствовалась какая-то снисходительность! – Она посмотрела на Мэтта с сомнением, не будучи уверенной, что смогла объяснить. – И еще в нем ощущалась жестокость. Даже не знаю почему. – А кто-нибудь сделал покупки? – Так, мелочь, но ему, похоже, было все равно. Мама купила маленькую полочку из Югославии, а миссис Питри чудесный миниатюрный раскладной столик. Больше я не видела. Ему это было не важно. Он просил передать знакомым, что магазин открылся, приглашал заходить без стеснений и не считать его чужаком. Этакое обольщение в духе Старого Света. – И он в этом преуспел? – В общем, да, – ответила Сьюзен, сравнив восторженное восприятие Р. Т. Стрейкера матерью с антагонизмом по отношению к Бену, которого та невзлюбила с самого начала. – А его партнера вы видели? – Мистера Барлоу? Нет, он в Нью-Йорке занимается закупками. – Вот как? – переспросил Мэтт, думая о своем. – Интересно. Никто его так и не видел.