Глава 22 Проповедь 1 В пять пополудни в коридоре раздался электрический звонок – невыразительное протяжное дребезжание. Волк вскочил с нижней койки, при этом так сильно ударившись головой о верхнюю, что окончательно разбудил полусонного Джека. Через пятнадцать секунд или около того звонок перестал дребезжать, и тут же закричал Волк. Пошатываясь, он проковылял в угол, обхватив голову руками. – Плохое место, Джек! Плохое место прямо здесь и сейчас! Мы должны выбраться отсюда! Должны выбраться отсюда ПРЯМО ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС! Раздался стук в стену. – Заткните этого недоумка! С другой стороны донеслось пронзительное, подвывающее ржание. – Ваши души озаряет солнечный свет, парни! И, судя по тому, как голосит этот здоровяк, это приятно! – Снова пронзительный смех, больше похожий на крик ужаса. – Плохо, Джек! Волк! Джейсон! Плохо! Плохо, плохо… С обеих сторон коридора распахивались двери. Джек слышал грохот множества ног, обутых в тяжелые башмаки «Лучезарного дома». Он спустился с верхней койки, заставляя себя шевелиться. Чувствовал, что еще не обрел полного контакта с реальностью – уже не спал, но еще и не проснулся. И когда Джек пытался пересечь маленькую комнатку, чтобы добраться до Волка, ему казалось, что вместо воздуха она заполнена густым сиропом. Он чувствовал себя таким уставшим… очень, очень уставшим. – Волк, Волк, прекрати. – Не могу, Джеки. – Волк рыдал, сжимая руками голову, словно боялся, что она взорвется. – Ты должен, Волк. И нам пора выходить в коридор. – Не могу, Джеки, – плакал Волк. – Это плохое место. Плохие запахи. В коридоре кто-то – Джек подумал, что Гек Баст – крикнул: – Все на исповедь! – Все на исповедь! – завопил кто-то еще, и тут уж многие подхватили: – Все на исповедь! Все на исповедь! Это звучало как необычная футбольная речевка. – Если мы хотим выбраться отсюда живыми, нам надо сохранять спокойствие. – Не могу, Джеки, не могу сохранять спокойствие, плохое… Их дверь могла открыться в любую минуту, впустив Баста или Сонни Сингера… возможно, обоих. Они не подчинились команде «все на исповедь», что бы это ни значило, и хотя новичкам в «Лучезарном доме» полагались какие-то поблажки, Джек считал, что их шансы на побег возрастут, если они как можно быстрее подстроятся под здешние правила. Но с Волком, похоже, все сильно усложнялось. Господи, я сожалею, что втянул тебя в эту историю, здоровяк, подумал Джек. Но вышло как вышло. И если мы не оседлаем сложившуюся ситуацию, она подомнет нас под себя. Придется обойтись с тобой жестоко, но это ради твоего же блага. И добавил, уже для себя: Я на это надеюсь. – Волк, – прошептал он, – ты хочешь, чтобы Сингер опять начал меня бить? – Нет, Джек, нет… – Тогда тебе лучше выйти со мной в коридор. Ты должен помнить: от того, что и как ты делаешь, во многом зависит отношение Сингера и этого парня, Баста, ко мне. Сингер ударил меня из-за твоих камушков… – Кто-то может ударить и его, – произнес Волк тихим, спокойным голосом, но глаза его вдруг сузились. Полыхнули оранжевым. На мгновение Джек увидел блеск белых зубов. И Волк не улыбался – просто его зубы вдруг стали больше. – Даже не думай об этом, – отрезал Джек. – Станет только хуже. Руки Волка повисли плетьми. – Джек, я не знаю… – Ты попытаешься? – Джек вновь нервно глянул на дверь. – Я попытаюсь, – дрожащим шепотом выдохнул Волк. В его глазах стояли слезы. 2 Коридор верхнего этажа мог бы заливать яркий предвечерний солнечный свет – но не заливал. На высоких викторианских окнах в конце коридора, похоже, стояли специальные фильтры, и мальчишки могли выглянуть наружу (туда, где сиял настоящий солнечный свет), а свет проникнуть внутрь не мог. Он, казалось, падал замертво на узкие подоконники. Сорок мальчишек стояли перед двадцатью дверьми, по десять с каждой стороны коридора. Джек и Волк появились гораздо позже остальных, но их опоздание прошло незамеченным. Сингер, Баст и еще двое парней нашли себе другую жертву и не обращали внимания на прочих. Жертва – узкогрудый очкастый подросток лет пятнадцати – стояла по стойке смирно со спущенными на башмаки чиносами. Без трусов. – Ты это еще не прекратил? – спросил Сингер. – Я… – Заткнись! – крикнул один из двух парней, составлявших компанию Басту и Сингеру. Все четверо были в синих джинсах, а не в чиносах, и в чистых белых водолазках. Джек скоро узнал фамилию крикнувшего парня – Уорвик. И четвертого, толстого, – Кейси. – Когда мы захотим, чтобы ты говорил, тебе об этом скажут! – рявкнул Уорвик. – Ты все еще дергаешь своего хорька, Мортон? Мортон трясся и молчал. – ОТВЕЧАЙ ЕМУ! – взвизгнул Кейси. Этот толстячок чем-то напоминал злобного Твидлдума. – Нет, – прошептал Мортон. – ЧТО? ГРОМЧЕ! – рявкнул Сингер. – Нет! – простонал Мортон. – Если сможешь продержаться целую неделю, получишь обратно трусы, – произнес Сингер с таким видом, словно делает большое одолжение тому, кто этого не заслуживает. – А теперь подтяни штаны, маленький гаденыш. Мортон, всхлипывая, нагнулся и подхватил штаны. Мальчишки направились на исповедь и ужин. 3 Для исповеди использовалась большая комната с голыми стенами, расположенная напротив столовой. Оттуда просачивались сводящие с ума запахи тушеных бобов и хот-догов, и Джек видел, как ритмично раздувались ноздри Волка. Впервые в его тусклых глазах появился какой-то интерес. Джек опасался «исповеди» гораздо больше, чем показывал Волку. Лежа на верхней койке, с руками под головой, он увидел что-то черное в верхнем углу комнаты. Подумал, что это какой-то дохлый жучок или оставшийся от него хитиновый панцирь, решил, что вблизи сможет разглядеть и паутину, в которую угодило насекомое. Приглядевшись, понял, что это «жучок», но созданный не природой. Маленький старомодный микрофон крепился к стене рым-болтом. От микрофона змеился провод, скрывавшийся в неровной дыре. Никто и не предпринимал особых усилий, чтобы скрыть микрофон. Он, похоже, входил в пакет предоставляемых услуг. Большие уши Лучезарного Гарденера. После этого «жучка», после отвратительной сцены с Мортоном в коридоре Джек ожидал, что здешняя исповедь – нечто жестокое, пугающее, враждебное. Кто-то – возможно, сам Лучезарный Гарденер, более вероятно, Сонни Сингер или Гектор Баст – попытается заставить его признаться, что он употреблял наркотики, ночью вламывался в дома и грабил поздних прохожих, плевал на все тротуары, какие попадались по пути, и гонял шкурку после тяжелого дня. А если он ничего такого и не делал, они будут доставать его, пока он во всем не сознается. Приложат все силы для того, чтобы его сломать. Джек полагал, что сумеет выдержать, но за Волка поручиться не мог. Однако больше всего Джека встревожило другое: он видел, с каким нетерпением мальчишки ожидали исповеди. Приближенные – парни в белых водолазках – сели около передней стены. Джек огляделся и увидел, что остальные тупо не отрывают глаз от распахнутой двери. Он предположил, что они думают об ужине – запахи ему чертовски нравились, учитывая все эти недели, прожитые на гамбургерах вперемежку с большими порциями голодухи. Потом в комнату быстрым шагом вошел Лучезарный Гарденер, и Джек заметил, что ожидание сменилось предвкушением наслаждения. То есть они ждали все-таки не ужина. Мортон, который пятнадцать минут назад стоял в верхнем коридоре со спущенными штанами, выглядел необычайно счастливым. Мальчишки встали. Волк сидел – с раздувающимися ноздрями, сбитый с толку и испуганный, – пока Джек не поднял его, ухватив за рубашку. – Делай все как они, Волк, – прошептал он. – Садитесь, мальчики. – Гарденер улыбался. – Пожалуйста, садитесь. – Они сели. Преподобный пришел на исповедь в линялых синих джинсах и расстегнутой у горла ослепительно белой шелковой рубашке навыпуск. Глядя на мальчишек, он ласково улыбался, они же по большей части смотрели на него с обожанием. Джек обратил внимание на одного подростка со скошенным подбородком, маленькими изящными кистями, белыми, как фарфор дяди Томми, и вьющимися каштановыми волосами, образовывавшими вдовий мысок. Подросток отвернулся и прикрыл рот рукой, чтобы скрыть усмешку, и у Джека отлегло от сердца. Вероятно, здесь еще остались здравомыслящие люди… но мало. Чувствовалось, что им всем основательно промыли мозги. Один мальчишка, со здоровенными неровными зубами, смотрел на Лучезарного Гарденера с обожанием. – Давайте помолимся. Гек, ты начнешь? Гек начал. Молился он быстро и механически. Словно включился проигрыватель с дислексической записью. Попросив Бога оказывать им содействие в грядущие дни и недели, простить их прегрешения и помочь стать более достойными людьми, Гек Баст протараторил: «Воимяиисусааминь» – и сел. – Спасибо тебе, Гек, – поблагодарил его Гарденер. Взял стул, развернул спинкой от себя и оседлал, как ковбой из вестерна. Сегодня он пребывал в превосходном настроении. Безумие, которое этим утром уловил в нем Джек, ушло. – Давайте выслушаем десять исповедей. Пожалуйста. Не больше. Ты нам поможешь, Энди? – Уорвик, с написанным на лице нелепым благочестием, занял место Гека. – Благодарю вас, преподобный Гарденер. – Он оглядел мальчишек. – Исповедь. Кто начнет? Они заерзали… потом начали подниматься руки. Две… шесть… девять.