– Рич… Ричард перекатился на спину, и Джек увидел, что бледное, усталое лицо друга залито кровью. Треугольный лоскут кожи с волосами свисал над глазом, словно порванный парус. Джек видел, как волосы трутся о щеку Ричарда, словно трава песочного цвета… а выше блестел голый череп. – Он разбился? – спросил Ричард, срываясь на крик. – Джек, он разбился, когда я упал? – Все хорошо, Ричи… он… Глаза Ричарда, залитые кровью, вылезли из орбит. Он таращился на что-то за спиной Джека. – Джек! Джек! Бере… Что-то – по ощущениям, кожаный кирпич (нога Моргана Слоута, обутая в туфлю от Гуччи из мягкой кожи) – ударило Джека между ног, точно по яйцам. Результат не замедлил себя ждать: Джек повалился вперед, пронзенный самой сильной болью, какую испытал за всю свою жизнь. Он и представить себе не мог, что возможна такая физическая агония. Он даже не закричал. – Все действительно хорошо, – сообщил Морган Слоут. – Правда, не в твоем случае, Джеки-бой. Только не в твоем. Он медленно приближался к Джеку – медленно, потому что наслаждался моментом, – мужчина, которому Джека должным образом так и не представили. Джек видел бледное лицо в окне большой черной кареты – мельком, – лицо с темными глазами, которые каким-то образом почувствовали его присутствие. Этот мужчина – идущий рябью, изменяющийся – силой прокладывал себе путь в реальность поля, на котором Джек и Волк говорили о таких чудесах, как «братья-по-помету» и Изменения при полной луне. Он был тенью в глазах Андерса. Но до этого момента я никогда не видел Моргана из Орриса, подумал Джек. Он остался Джеком – Джеком в вылинявших, грязных хлопчатобумажных штанах, какие обычно носят азиатские чернорабочие, и сандалиях из сыромятной кожи, – но не Джейсоном. Его промежность визжала от боли. В десяти ярдах лежал Талисман, мягко светившийся на черном песке. Ричарда не было, однако Джек это осознал чуть позже. Темно-синий плащ Моргана схватывала на шее серебряная пряжка. Брюки были из той же тонкой шерсти, что и у Моргана Слоута, но этот Морган заправил их в черные сапоги. Этот Морган прихрамывал, его деформированная нога оставляла в песке череду полос. Серебряная пряжка свободно покачивалась при движении, и Джек понял, что она никак не связана с плащом, который стягивался обычным шнурком. Серебряная штуковина больше напоминала подвеску. На мгновение Джек подумал, что это миниатюрная клюшка для гольфа, вещица, которую женщина может снять с браслета-амулета и носить на шее забавы ради. Но когда Морган приблизился, мальчик заметил, что для клюшки она слишком тонкая и заканчивается не крюком – ровным срезом. Как лучемет. – Да, мой мальчик, выглядишь ты не очень, – покачал головой Морган из Орриса. Подошел к лежавшему Джеку, который стонал, держась руками за промежность, подтянув ноги к груди. Наклонился вперед, уперев руки в колени, и всмотрелся в Джека, как человек, разглядывающий зверушку, которую переехал его автомобиль. Не вызывающую особого интереса зверушку, вроде сурка или белки. – Совсем нехорошо. Морган наклонился еще ближе. – Ты превратился для меня в проблему. – Ближе. – Причинил немалый вред. Но в конце концов… – Я думаю, что умираю, – прошептал Джек. – Еще нет. О, я знаю, что ты сейчас чувствуешь, но поверь мне, ты еще не умираешь. Однако минут через пять или около того ситуация изменится. – Нет… правда… внутри… все… – простонал Джек. – Наклонитесь… я хочу сказать… попросить… вымолить… Темные глаза Моргана сверкнули на бледном лице. Вероятно, он представил себе молящего Джека. И наклонился еще ниже, его лицо почти вплотную приблизилось к лицу Джека. Боль заставила Джека прижать ноги к груди. Теперь же он резко выпрямил их. Вперед и вверх. На мгновение ему показалось, будто ржавое лезвие, пронзив гениталии, впивается в низ живота, но звук сандалий, бьющих по лицу Моргана, расплющивающих губы и сворачивающих набок нос, с лихвой компенсировал боль. Морган из Орриса отлетел назад, взревев от боли и удивления, полы плаща поднялись, как крылья большой летучей мыши. Джек поднялся. На мгновение увидел черный замок, чьи размеры, похоже, намного превышали размеры «Эджинкорта», а потом быстро-быстро засеменил мимо лежавшего без сознания (или мертвого!) Паркуса. Он спешил к Талисману, мирно светившемуся на песке, и по пути к нему прыгнул обратно в Америку. – Ах ты, ублюдок! – проревел Морган Слоут. – Маленький мерзкий ублюдок! Мое лицо, мое лицо, ты разбил мне лицо! Что-то зашипело, тут же запахло озоном. Яркая сине-белая молния пролетела возле правой руки Джека и вонзилась в песок, превратив его в стекло. А потом он схватил Талисман: он снова держал его в руках! Рвущая, пульсирующая боль в промежности сразу же начала утихать. Джек повернулся к Моргану, сжимая стеклянный шар в поднятых руках. Кровь лилась из порванной губы Моргана, и он прижимал одну руку к щеке: Джек надеялся, что ему удалось выбить несколько зубов. Во второй руке, вытянутой в сторону Джека, Слоут стискивал похожую на ключ вещицу, которая только что стрельнула молнией, вонзившейся в песок рядом с мальчиком. Джек шагнул в сторону, держа руки перед собой. Талисман переливался, словно машина по производству радуг. Стеклянный шар, похоже, чувствовал близость Слоута, потому что вдруг загудел. Гудение это Джек не столько услышал, сколько ощутил ладонями. Вспыхнула полоса чистого белого света, идущего прямо из центра Талисмана. Слоут отскочил в сторону и нацелил ключ в голову Джека. Вытер кровь с нижней губы. – Ты меня поранил, вонючий маленький ублюдок. Не думай, что этот стеклянный шар поможет тебе. Его будущее даже короче твоего. – Поэтому ты так его боишься? – спросил Джек, выставляя Талисман перед собой. Слоут ушел в сторону, словно Талисман тоже мог стрелять молниями. Он не знает, на что способен Талисман, осознал Джек. Он ничего о нем не знает, просто хочет, чтобы Талисман принадлежал ему. – Брось его немедленно, – потребовал Слоут. – Избавься от него, маленький обманщик. Или я тотчас же снесу тебе голову. Брось его. – Ты боишься, – ответил Джек. – Теперь, когда Талисман перед тобой, ты боишься подойти и взять его. – Мне незачем подходить и брать его, – отрезал Слоут. – Ты чертов Самозванец. Брось его. Давай поглядим, как ты разобьешь его сам, Джеки. – Возьми его, Блоут. – Джека охватила дикая злоба. Джеки. Так называла его мать, и он не желал слышать это имя слетающим с мокрых губ Слоута. – Я не черный отель, Блоут. Я всего лишь ребенок. Неужели ты не в состоянии забрать у ребенка стеклянный шарик? – Не вызывало сомнений, что, пока Джек держал в руках Талисман, ситуация была патовая. Темно-синяя искра, яркая, как искры «демонов» Андерса, сверкнула и умерла в центре Талисмана. За ней последовала вторая. Джек по-прежнему ощущал мощное гудение, идущее из глубин покрытого меридианами и параллелями стеклянного шара. Взять Талисман предназначалось ему судьбой: только он и мог его взять. Талисман знал о моем существовании с того самого момента, как я родился, подумал Джек. Ему требовался Джек Сойер, и никто другой. – Подойди и попробуй его взять. Слоут выставил ключ перед собой. Оскалился. Кровь стекала по подбородку. На его лице отражалось недоумение, а яростью он напоминал быка в загоне, и Джек даже улыбнулся ему. Но потом бросил короткий взгляд на Ричарда, и улыбка исчезла. Лицо Ричарда залила кровь, волосы слиплись. – Ты мерза… – начал он, но не следовало отрывать глаз от Слоута. Раскаленный сине-желтый разряд ударил в песок у самой его ноги. Джек повернулся к Слоуту, который вновь выстрелил. Мальчик отпрыгнул, и разряд разрушительного света вонзился у его ног, растопив песок в желтую жидкость, которая, тут же затвердев, превратилась в длинную стеклянную полосу. – Твой сын может умереть, – заметил Джек. – Твоя мать может умереть! – рявкнул в ответ Слоут. – Брось этот чертов шар, прежде чем я снесу тебе голову. Немедленно. Избавься от него. Нацеленный в голову Джека ключ ушел в сторону. Глаза Слоута блеснули, а потом он вскинул руку с ключом к небу. Длинный луч света вырвался из кулака Моргана, по мере подъема расширяясь. Небо потемнело. В этой внезапно упавшей на землю тьме светились лишь Талисман и лицо Моргана Слоута, последнее – потому что его освещал первый. Джек догадался, что и его лицо тоже светится отраженным сиянием Талисмана. И как только он выставил Талисман перед собой, стараясь добиться неведомо чего – заставить Слоута бросить ключ, разозлить его, показать ему, что он бессилен, – выяснилось, что о способностях своего противника Джек знал далеко не все. С темного неба посыпались крупные снежинки. Слоут исчез за снежной завесой. Джек услышал его злобный смех. 4 Она выбралась из кровати и подошла к окну. Посмотрела на пустынный декабрьский берег, освещенный единственным фонарем на набережной. Внезапно на подоконник за окном села чайка. Из ее клюва торчал кусочек хряща, и в этот момент Лили подумала о Слоуте. Чайка напоминала Слоута. Сначала Лили отпрянула, потом вернулась к окну. Ее разбирала нелепая злость. Чайка не могла выглядеть как Слоут, и чайка не могла проникнуть на ее территорию… все было как-то неправильно. Лили забарабанила пальцами по холодному стеклу. Птица раскинула крылья, но не улетела. И Лили уловила мысль, шедшую из холодного разума чайки, ясную и четкую, словно переданную по радио: Джек умирает, Лили… Джек умира-а-а-а-а-а… Чайка наклонила голову вперед. Постучала клювом по стеклу, как мрачный ворон По. Умира-а-а-а-а-а… – НЕТ! – крикнула Лили. – ПОШЕЛ НА ФИГ, СЛОУТ! – На этот раз она не просто забарабанила по стеклу, а пробила его кулаком. Чайка с визгом отпрянула и чуть не свалилась камнем на землю. Ледяной воздух ворвался в номер. Кровь капала с руки Лили… нет, нет и нет, не просто капала. Лилась. Она сильно порезалась в двух местах. Лили вытащила осколки стекла из края ладони, потом вытерла руку о ночную рубашку. – И НЕ МЕЧТАЙ ОБ ЭТОМ, СЛЫШИШЬ, СКОТИНА? – крикнула она птице, которая продолжала беспокойно кружить над садами. И разрыдалась. – А теперь оставь его в покое! Оставь его в покое! ОСТАВЬ МОЕГО СЫНА В ПОКОЕ! Она вся перепачкалась в крови. Холод сочился сквозь пробитое окно. Лили видела, как первые снежинки падают с неба, кружась в белом свете фонаря. 5 – Берегись, Джеки. Тихонько. Слева. Джек развернулся на голос, держа Талисман перед собой. Как фонарь. Луч света уперся в белую пелену падающего снега. И больше ничего. Темнота… снег… шум океана.