— Мне нужно позвонить. 6 Рид услышал выстрел Верна и, перебравшись на пассажирское сидение полицейской машины, рывком открыл дверь. Он увидел задний бампер кемпера, который уходил вверх по склону, хлопая задней дверью. Два тела лежали на дороге. Рид достал свое служебное оружие и побежал к ним. Рядом с телами валялись три или четыре штурмовых винтовки и несколько коробок с патронами. Добравшись до тел, он остановился. Кровь и серое вещество покрывали асфальт рядом с черепом мужчины, который лежал ближе к нему. Рид видел немало трупов, но то, что он видел сейчас, возможно, тянуло на первый приз за беспорядок. Во время падения очки мужчины подлетели и упокоились в гуще его кудрявых волос. Их положение придавало мужчине, как это ни парадоксально, теплый и непринужденный вид, такой себе добрый учитель, лежащий мертвым на дороге с мозгами, вытекшими на асфальт. В несколько шагах дальше, увалившись на бок, лежала женщина, в позе, которую Рид сам часто принимал, когда валялся на диване и смотрел телевизор. Ее маска из паутины была содрана при контакте с дорогой, и оставшаяся кожа свисала лохмотьями. Из того, что осталось от лица и тела, Рид мог определить, что она была молода, но не более того. Пуля проделала крупную дыру в груди. Кровь девушки текла по влажной дороге. Кроссовки шлепали по тротуару позади Рида. — Герда! — Кричал кто-то. — Герда! Рид повернулся, а Бэрри Холден бросился мимо него, упав на колени рядом с телом своей дочери. Верн Рангл, с окровавленным носом, шагал по дороге за Холденом, крича, что он сейчас сделает ему, ублюдку, обрезание. Какая же куча дерьма: парень с разбитой головой, мертвая девушка, воющий адвокат, окровавленный Верн Рангл, оружие и патроны на дороге. Рид испытал облегчение, что не Лила Норкросс в настоящее время за шерифа, потому что он не хотел бы даже начинать пытаться объяснять ей, как это все произошло. Рид схватил Верна слишком поздно, поймав всего лишь за кусочек ткани на плече рубашки. Верн стряхнул руку и замахнулся рукоятью пистолета на затылок Бэрри Холдена. Раздался ужасный треск, словно сломалась ветка, и полетели брызги крови. Бэрри Холден упал лицом на асфальт рядом с дочерью. Верн присел рядом с адвокатом, пребывающим без сознания, и стал бить его по затылку пистолетной рукоятью, снова и снова. — Пошел ты, пошел ты, пошел ты! Ты сломал мне нос, ты су… Молодая женщина, которая должна была быть мертвой, внезапно выкинула руку и, ухватившись за челюсть Верна одной рукой, засунула пальцы другой руки ему в рот и подтащила его к себе. Её голова поднялась, рот раскрылся, и она вонзила зубы в горло Верна. Напарник Рида начал бить ее пистолетной рукоятью. Она не обратила на это никакого внимания. Артериальная кровь текла по губам. Рид вспомнил о своем оружии. Он поднял его и выстрелил. Пуля вошла в глаз молодой женщины, и ее тело обмякло, но ее зубы оставались сомкнутыми на горле Верна. Словно она пила его кровь. Встав на колени, Рид просунул пальцы в этот горячий и скользкий бардак, прямо в то место, где зубы молодой женщины впились в горло его напарника. Он тащил и тянул, чувствуя рукой шершавую ткань языка и эмаль зубов. Верн замахнулся на неё, явно без эффекта, его пистолет вылетел из расслабленной руки и ударился о дорогу. Затем он рухнул. 7 Последним в тройке-караване из полицейских машин, в гордом одиночестве, ехал Фрэнк. У каждого были свои сирены. Ордуэй и Терри были первыми, за ними ехал Петерс, со своим корешем, Блассом. Одиночество не было тем, чего с нетерпением искал Фрэнк, но казалось, оно его преследовало. Почему? Элейн взяла Нану и оставила его в одиночестве. Оскар Сильвер слетел с трассы и оставил его в одиночестве. Это было печально. Это вгоняло в тоску. Может быть, именно так и должно было быть, чтобы он мог — скорее был обязан — сделать то, что он должен был сделать. Но мог ли он сделать то, что должен был сделать? Все шло не так. Рид Бэрроуз по рации сказал, что произошла перестрелка, и погиб офицер. Фрэнк был уверен, что готов убить кого угодно за свою дочь; он был уверен, что готов за нее умереть. То, что там произошло, показывало, что он не единственный, кто был готов пойти на смертельный риск. Люди Норкросса украли оружие в полицейском участке и прорвали оцепление. Какими бы ни были их причины, они это сделали. И это очень беспокоило Фрэнка; почему они так решительны, их мотивы — настоящая загадка. Что ими движет? Что было между Евой Блэк и Норкроссом? Его телефон зазвонил. Караван ехал на север по Болл-Хилл. Фрэнк вытащил телефон из кармана. — Джиари. — Фрэнк, это Ева Блэк. — Она произнесла все это шепотом, ее голос был хриплым, но при этом кокетливым. — Вот это да! Приятно познакомиться. — Я звоню тебе с моего нового мобильного телефона. У меня не было никакого, поэтому Лор Хикс одарил меня своим. Разве он не рыцарь? Кстати, ты можешь не торопиться. Нет необходимости рисковать попасть в аварию. Кемпер давно тю-тю. Там четверо погибших и Рид Бэрроуз. — Откуда ты это знаешь? — Поверь мне, я знаю. Клинт был удивлен, что ему так легко удалось организовать ограбление. Я тоже, если честно. Мы здорово посмеялись над этим. Я думала о тебе немного лучше. Я ошибалась. — Вы должны сдаться, мисс Блэк. — Фрэнк сосредоточился на подборе правильных слов. Пытался не переступить ту красную черту, за которой гнев опережает разум. — Или ты должна отказаться от этого — этой штуки. Что бы это ни было. Ты должна сделать это, пока кто-нибудь не пострадал. — О, я думаю, мы уже прошли стадию страдания. Судья Сильвер, например, он испытал гораздо большее, чем простое страдание. Как и доктор Фликингер, который на самом деле не был таким уж плохим парнем, когда его голова была ясной. Мы уже находимся на стадии массового истребления. Фрэнк вцепился в рулевое колесо полицейской машины. — Что ты, блядь, творишь? — Я могла бы задать тебе тот же вопрос, но я знаю, что ты ответишь: «Стараюсь быть Хорошим Отцом». Потому что тебя замкнуло на этой Нана-Нана-Нана, не так ли? Папочка-защитник. Ты хоть раз думал обо всех остальных женщинах, и что ты можешь для них сделать? Ты ведь можешь подвергнуть их огромной опасности. — Откуда ты знаешь о моей дочери? — Это моя работа — все знать. Есть такой старый блюз: «Прежде чем обвинить меня, взгляни на себя».[312] — Ты должен расширять свой кругозор, Фрэнк. Все, что мне нужно, подумал Фрэнк Джиари, это чтобы мои руки сомкнулись на твоем горле. — Так чего же ты хочешь? — Я хочу, чтобы ты пришел! Я хочу, чтобы ты бросил пиздежь и заявился сюда, чтобы по-мужски закончил этот спор! Я хочу, чтобы твоя дорогая Нана могла пойти в школу и сказать: «Мой папа не просто государственный служащий, который ловит кошек, и он не просто парень, который бьет по стенам или растягивает мою любимую рубашку или кричит на маму, когда все идет не так. Он тот мужчина, который остановил эту злую старую ведьму, которая усыпила всех женщин». — Оставь в покое мою дочь, сука. Дразнящие нотки испарились из ее голоса. — Когда ты защищал ее в больнице, это было смело. Я восхищалась этим. Я восхищалась тобой. Я действительно восхищалась. Я знаю, что ты ее любишь, и это не ерунда. Я знаю, что все, чего ты хочешь — это сделать для нее как лучше. И это заставляет любить тебя, ну, самую малость, несмотря на то, что ты часть проблемы. Впереди первые два автомобиля уже подруливали к помятой полицейской машине Рида Бэрроуза. Фрэнк видел, как Бэрроуз идет им навстречу. Потом он увидел тела на дороге. — Прекрати, — сказал Фрэнк. — Отпусти их. Отпусти женщин. Не только мою жену и дочь, всех их. Эви сказала в ответ: — Для этого тебе придется меня убить. 8 Энджела спросила Эви, с кем она говорила, кто такой этот Фрэнк. — Он убийца драконов, — сказала Эви. — Мне просто нужно было убедиться, что он не позволит себе отвлекаться на единорогов. — Ты абсолютно чокнутая. — Присвистнула Энджела. Эви таковой не была, но это не был вопрос для обсуждения с Энджелой — кого на самом деле могло интересовать её мнение. Глава 9 1 Лиса приходит к Лиле во сне. Она понимает, что это сон, потому что лиса может говорить. — Эй, детка, — говорит она, заглядывая в спальню дома на Санкт-Джордж-стрит, — теперь Лила делит её с Тиффани, Дженис Коутс и двумя докторами из Женского центра — Эрин Айзенберг и Джоли Суратт. (Эрин и Джоли не замужем. Третий врач Женского центра, Джорджия Пикинс, живет на другом конце города, с двумя дочерями, которые очень скучают по своему старшему брату. Еще одна причина, чтобы понять, что это сон — она в комнате одна. Другая односпальная кровать, на которой спит Тиффани, пуста и аккуратно заправлена. Лиса кладет свои ловкие передние лапы — белые, а не рыжие, как будто она перед тем, как сюда попасть прошлась по свежевыкрашенному полу — на одеяло, которым она укрыта. — Чего ты хочешь? — Спрашивает Лила. — Хочу показать тебе обратную дорогу, — говорит лиса. — Но только если ты сама захочешь идти. 2 Когда Лила открыла глаза, было утро. Тиффани лежала в другой кровати, которую она и занимала, с одеялом, опущенным до колен, при этом ее живот полумесяцем возвышался над боксерскими трусами, в которых она спала. Срок беременности был больше семи месяцев. Вместо того чтобы пойти на кухню и заварить противную на вкус смесь на основе цикория, который сходил им за кофе в этой версии Дулинга, Лила прошла по коридору и открыла входную дверь приятному весеннему утру. (Время здесь было каким-то скользким и гибким; часы шли как обычно, но на самом деле, обычным время здесь не было.) Лиса была там, она знала, что так и будет, сидела на сорняках, которые со всех сторон душили сланцевую дорожку, кисточка хвоста аккуратно скручена вокруг лап. И с интересом смотрела на Лилу. — Привет, малышка, — сказала Лила. Лиса мотнула головой и, казалось, улыбнулась. Потом она спрыгнула с тропинки на разбитую улицу и снова села. Наблюдая за ней. Ожидая. Лила пошла будить Тиффани.