Но Дэнни лишь вяло помотал головой. – Я ужасно устал. Могу я пойти к маме с папой? Мне не хочется больше отвечать ни на какие вопросы. Я устал. И у меня тяжесть в животе. – Тебя может вырвать? – Нет, сэр. Мне просто нужно к маме с папой. – Так и быть, Дэн. – Доктор Эдмондс поднялся. – Иди в приемную и побудь с родителями, но только минутку. А потом попроси их зайти. Мне нужно побеседовать и с ними тоже. Договорились? – Да, сэр. – Там есть книжки, которые ты сможешь пока полистать. Ты же любишь книжки? – Да, сэр, – послушно ответил Дэнни. – Ты хороший мальчик. Дэнни лишь слабо улыбнулся. * * * – Я не обнаружил у него никаких признаков заболевания, – сообщил доктор Эдмондс чете Торрансов. – По крайней мере в физиологическом смысле. Что касается умственной сферы, то он очень развит, но наделен, пожалуй, избытком воображения. Такое случается. Некоторым детям нужно дорасти до своей фантазии, как до купленной на вырост обуви. Фантазии Дэнни сейчас еще слишком велики для его возраста. Вы когда-нибудь проверяли коэффициент интеллекта мальчика? – Я не верю в эти цифры, – сказал Джек. – Они заранее формируют предвзятое отношение со стороны как родителей, так и учителей. Доктор Эдмондс кивнул: – Вероятно, так и есть. Но если вы однажды протестируете его, то, как мне представляется, обнаружите, что он опережает в умственном развитии свою возрастную группу. Его словарный запас и умение выражать свои мысли просто поразительны для ребенка, которому нет еще и шести. – Просто мы всегда старались разговаривать с ним на равных, – сказал Джек не без гордости. – Конечно. Потому что вам едва ли когда-либо нужно было снисходить до его возраста, чтобы он вас понял, – заметил Эдмондс, поигрывая своей авторучкой. – Когда он был у меня на приеме, то впал в транс. По моей просьбе. Все происходило в точном соответствии с вашим описанием вчерашнего происшествия в ванной. Все его мышцы расслабились, тело поникло, а глазные яблоки закатились. Классический случай самогипноза. Но он меня поразил. Я, признаться, все еще нахожусь под сильным впечатлением. Торрансы дружно подались вперед. – Как это было? – встревоженно спросила Уэнди, и Эдмондс, осторожно подбирая выражения, описал состояние, в которое впал Дэнни, его сбивчивые фразы, из которых доктор сумел выловить только слова «монстры», «темнота» и «грохот». И последовавшие затем слезы, почти истерику и нервную реакцию желудка. – Опять этот Тони, – буркнул Джек. – Но что означали его слова? – допытывалась Уэнди. – У вас есть какие-то соображения по этому поводу? – Есть кое-что. Но вам это может не понравиться. – Все равно нам нужно знать. Говорите, – сказал Джек. – Из того, чем Дэнни поделился со мной, можно заключить, что его «невидимый дружок» действительно был ему другом до тех пор, пока вы не перебрались из Новой Англии сюда. Тони стал страшным только после вашего переезда. Приятные сновидения переросли в кошмары, которые тем более пугают вашего сына, поскольку он не запоминает в точности, что же такого страшного ему приснилось. У него возник мощный буфер между сознанием и подсознанием, которым руководит чертовски строгий пуританин. Нечто вроде внутреннего цензора, который пропускает в сознание лишь малые дозы информации из сферы подсознательного, да и они зачастую носят чисто символический характер. Это описание – очень примитивный пересказ теории Фрейда, но оно может дать вам представление о том, что нам известно о внутренних процессах, происходящих в человеческом мозгу. – Вы считаете, что это переезд так плохо повлиял на душевное состояние Дэнни? – спросила Уэнди. – Весьма вероятно. Особенно если переезд происходил при неблагоприятных, травматических для ребенка обстоятельствах, – ответил Эдмондс. – Они имели место? Уэнди и Джек переглянулись. – Я преподавал в школе, – медленно сказал Джек. – И лишился работы. – Понятно, – кивнул Эдмондс и уложил в футляр авторучку, которую все это время вертел в руках. – Однако, боюсь, это еще не все. И продолжение может оказаться для вас болезненным. По всей видимости, ваш сын был убежден, что вы оба серьезно рассматривали возможность развода. Сейчас он рассказывает об этом легко, но только потому, что, как ему кажется, вы отказались от этой затеи. У Джека отвисла челюсть, а Уэнди отпрянула, как от пощечины. Кровь мгновенно отлила от ее лица. – Но мы никогда не обсуждали это между собой! – воскликнула она. – Ни в его присутствии, ни даже наедине друг с другом! Мы не… – Думаю, будет лучше, если вы узнаете все подробности, доктор, – перебил Джек. – Вскоре после рождения Дэнни я превратился в законченного алкоголика. У меня были проблемы со спиртным, пока я учился в колледже, затем наступило небольшое улучшение после нашего знакомства с Уэнди, но дело стало совсем плохо с появлением на свет ребенка, когда писательское творчество, которое я считаю своим истинным призванием, зашло в тупик. Дэнни было три с половиной года, и он однажды разлил пиво на листы бумаги с моей работой… Листы, которые я сам прежде забраковал и собирался выбросить… И я… я… О дьявол! – Его голос дрогнул, но глаза остались сухими. – Это звучит так чудовищно, когда произносишь вслух… Короче, я слишком сильно сжал ему руку, когда повернул его, чтобы отшлепать, и сломал ее. Через три месяца я бросил пить. И с тех самых пор не прикасался к бутылке. – Теперь кое-что прояснилось, – сказал Эдмондс совершенно невозмутимо. – Я, конечно, заметил, что был перелом, хотя кость срослась хорошо. Он откинулся в кресле и положил ногу на ногу. – Но сейчас, насколько я могу судить, ваш сын не подвергается никакому домашнему насилию. Кроме укусов ос, на его теле нет ни ссадин, ни синяков, если не считать характерных для любого здорового мальчика его возраста. – Конечно же, нет! – горячо возмутилась Уэнди. – Джек и тогда вовсе не хотел… – Не надо меня защищать, Уэнди, – вмешался Джек. – По правде говоря, я как раз хотел тогда причинить ему боль. Или даже сделать кое-что похуже. Он посмотрел Эдмондсу прямо в глаза. – А знаете, что действительно странно, доктор? Только что здесь впервые в жизни одним из нас было произнесено вслух слово «развод». И «алкоголизм». И «насилие». Три вещи произошли впервые одновременно. То есть в течение каких-то пяти минут. – В этом-то и может корениться суть проблемы, – подхватил Эдмондс. – Но, к сожалению, психиатрия – не моя специальность. Если вы хотите показать Дэнни детскому психиатру, то я мог бы порекомендовать вам настоящего эксперта в этой области, который работает в медицинском центре «Мишэн ридж» в Боулдере. Хотя я считаю мой диагноз верным. Дэнни – очень умный, восприимчивый мальчик с живым воображением. Мне не верится, что он мог быть до такой степени расстроен вашими матримониальными проблемами. Совсем маленькие дети готовы принять все. Они не ведают стыда, как и необходимости что-то скрывать. Джек внимательно изучал свои руки. Уэнди взяла одну из них и сжала. – Однако Дэнни чувствителен ко всему, что ему кажется неправильным. И главным здесь стала не его сломанная рука, а надлом – или трещина – в ваших отношениях. В разговоре со мной он упомянул о разводе, но не о сломанной руке. Когда моя медсестра обратила внимание на перелом, он просто пожал плечами. Он не придает тому случаю значения. «Это было очень давно…» – так, по-моему, он выразился. – Нет, но каков мальчишка… – пробормотал Джек, стиснув зубы. – Мы его недостойны. – Тем не менее он ваш сын, – сухо заметил Эдмондс. – И порой он убегает от проблем в мир своих фантазий. В этом нет ничего необычного, так делают многие дети. Помнится, когда я сам был в возрасте Дэнни, то тоже завел себе «невидимого друга» – говорящего петушка по кличке Чаг-Чаг. Естественно, никто не мог видеть Чаг-Чага, кроме меня самого. Старшие братья часто бросали меня одного, и тогда Чаг-Чаг приходился как нельзя кстати. И конечно же, вы оба должны понимать, почему друг Дэнни носит имя Тони, а не Майк, Хэл или, например, Датч. – Мы понимаем, – заверила его Уэнди. – Вы пытались объяснить ему это? – Нет, – ответил Джек. – А надо? – Едва ли. Пусть он сам дойдет до этого логическим путем, когда настанет время. Видите ли, судя по всему, фантазии Дэнни значительно глубже и разнообразней, чем те, которыми обычно сопровождается синдром «невидимого друга». Но это лишь дает нам представление, насколько Тони ему необходим. Вернее, был необходим. Тони являлся и показывал ему приятные вещи. Иногда поразительные. Но неизменно хорошие. Однажды Тони показал ему, где стоит потерянный папин чемодан – под ступеньками лестницы. В другой раз Тони предсказал, что папа с мамой повезут его на день рождения в парк аттракционов… – В Грейт-Баррингтон! – воскликнула Уэнди. – Но как он мог узнать обо всем этом? Порой он немного пугает меня своими предвидениями. Я иной раз начинаю думать, что у него… – «Третий глаз»? – с улыбкой спросил Эдмондс. – Да. Ведь он же родился в сорочке, – сказала Уэнди уже не так уверенно. Улыбка Эдмондса переросла в добрый раскатистый смех. Джек и Уэнди переглянулись, а потом тоже заулыбались, сами пораженные тем, как легко им говорить об этом. А ведь «странные догадки», которыми иногда удивлял их Дэнни, были еще одной темой, которую они старались обходить стороной. – Только не говорите мне, что ему подвластна, допустим, левитация, – улыбаясь, продолжил Эдмондс. – Нет, нет и нет. Боюсь, что экстрасенсорным даром здесь и не пахнет. Это обычная, свойственная многим людям восприимчивость к деталям, которых другие не замечают, а у Дэнни она развита до чрезвычайной степени. Поискать чемодан под лестницей он подсказал вам, мистер Торранс, когда понял, что вы уже осмотрели все остальные места. Он действовал в данном случае элементарным методом исключения, вам не кажется? Эту задачку без труда бы решил даже герой слабенького детектива. Рано или поздно вы бы сами сообразили заглянуть туда. Теперь что касается парка в Грейт-Баррингтоне. Скажите мне, чья идея это была изначально? Ваша или его собственная? – Его, разумеется, – ответила Уэнди. – Он часто видел рекламу в утренних детских телепередачах. И горел желанием побывать там. Но проблема заключалась в том, что мы не могли позволить себе такую поездку. И пришлось сказать ему об этом. – А потом вдруг журнал, в котором я еще в семьдесят первом году опубликовал один свой рассказ, мне прислали чек на пятьдесят долларов, – добавил Джек. – По-моему, за повторное использование произведения в своем ежегодном альманахе или что-то в этом роде. И мы решили потратить деньги на Дэнни. Эдмондс пожал плечами: – Исполнение желания вкупе с удачным стечением обстоятельств. – А ведь, черт возьми, с этим не поспоришь! – согласился Джек. Эдмондс улыбнулся: – К тому же Дэнни сам признался мне, что Тони часто показывал ему события, которые так и не происходили. В таких случаях это были его собственные ошибки восприятия, только и всего. Дэнни бессознательно и бескорыстно занимается тем же, на чем все эти так называемые целители и предсказатели вполне сознательно и цинично делают деньги. Его можно только уважать за это. И если жизнь не заставит его коренным образом измениться, из него вырастет выдающаяся личность. Уэнди кивнула. Она никогда не сомневалась, что Дэнни ждет незаурядное будущее, однако предложенные доктором объяснения показались ей слишком поверхностными и легковесными. У них был вкус маргарина, а не настоящего масла. Эдмондс ведь не жил в их семье. И не мог видеть, как легко Дэнни находил потерянные пуговицы, догадывался, что журнал с телепрограммой завалился за спинку дивана, упрямо надевал в детский сад калоши, хотя на дворе сияло солнце… А вечером они возвращались домой под проливным дождем, шлепая по лужам. Эдмондс не сталкивался с многочисленными случаями, когда Дэнни предугадывал желания обоих родителей. Она могла совершенно внезапно захотеть чая, а когда приходила на кухню, обнаруживала на столе приготовленную чашку с пакетиком заварки. Могла вспомнить, что пора вернуть в библиотеку книги, и находила их сложенными аккуратной стопкой в прихожей, причем сверху лежал ее читательский билет. Джеку только-только приходило в голову натереть «фольксваген» воском, а Дэнни уже сидел рядом с машиной, дожидаясь этого действа и слушая жестяные звуки поп-музыки, доносившиеся из радиоприемника. Но она лишь спросила: – Тогда почему сейчас начались кошмары? Зачем Тони велел ему запереться в ванной? – Полагаю, это происходит из-за того, что Тони изжил свою способность приносить пользу, – ответил Эдмондс. – Он родился (я, конечно же, имею в виду Тони, а не Дэнни), когда вы с мужем отчаянно пытались спасти ваш брак. Ваш муж сильно пил. Произошел инцидент со сломанной рукой. Между вами установились внешне спокойные, но полные внутреннего напряжения отношения, казавшиеся недобрым предзнаменованием. Внешне спокойные, но полные напряжения… Что ж, по крайней мере эти слова врача отражали реальное положение дел. Совместные трапезы, за которыми всем было не по себе, а застольная беседа сводилась к просьбам передать соль, настойчивым уговорам, чтобы Дэнни непременно доел всю морковку, и извинениям, что нужно срочно уйти. Долгие вечера, когда Джека не было дома и она лежала на диване, не проронив ни слезинки, а Дэнни пристраивался рядом, чтобы смотреть телевизор. Наступавшие затем утренние часы, когда они с Джеком шипели друг на друга, как две обозленные кошки, а между ними метался растерянный, дрожащий от страха мышонок. Все это было правдой, (Боже, неужели старые раны никогда не перестанут ныть?) неприглядной и неприятной, но правдой. Эдмондс между тем продолжал: – Но постепенно положение изменилось. Вы можете этого не знать, но шизоидные симптомы в поведении детей встречаются сплошь и рядом. Мы, взрослые, стараемся мириться с этим, потому что пришли к негласному соглашению, что все малыши немного не в себе. Им дозволено заводить себе «невидимых дружков». Когда им грустно, они могут прятаться в стенном шкафу, чтобы сбежать от всего мира. Они заводят исполненные величайшего смысла талисманы – кто какое-то особенное одеяло, кто плюшевого мишку, кто игрушечного тигренка. Они сосут пальцы. Когда взрослый человек начинает видеть то, чего нет на самом деле, мы сразу же записываем его в кандидаты на больничную палату с мягкими стенами. Но если ребенок заявляет, что в его комнате завелся тролль или на него в окно смотрел вампир, мы лишь снисходительно улыбаемся. У нас всегда есть универсальная фраза, которая годится, чтобы объяснить все подобные детские феномены. Мы просто говорим… – Что он это перерастет, – закончил за него Джек. Эдмондс моргнул. – Да. В точности мои слова. Если говорить прямо, у Дэнни были все основания, чтобы страдать от вполне серьезного психоза. Несчастливая домашняя жизнь, гипертрофированное воображение и невидимый друг, настолько реальный для него, что он чуть не сделался таким же реальным даже для вас. И вместо того чтобы перерасти свою детскую шизофрению, он вполне мог врасти в нее. – И стать аутистом? – спросила Уэнди. Она читала об аутизме. Ее пугал этот термин: он наводил на мысли о состоянии постоянного страха и окружавшем тебя белом безмолвии.