— Слово скаута? Хейл улыбнулся — очень обаятельной улыбкой — и кивнул: — Слово скаута. Тогда она снова объяснила им, как они с Анной предположительно связали Нормана Дэниэльса с убийцей Питера Слоуика и как получили фото Нормана по факсу. Потом она перешла к тому, как обратила внимание на человека в инвалидной коляске, когда его стал окликать продавец билетов. Рози уже слышала эту историю, но ее в очередной раз восхитила храбрость Джерт. Когда Джерт перешла к схватке с Норманом за зданием туалета, описывая ее беспечным тоном домохозяйки, читающей список покупок, Рози взяла ее большую ладонь и крепко стиснула. Закончив, Джерт взглянула на Хейла и приподняла брови: — О'кей? — Да, — сказал Хейл. — Очень даже о'кей. Синтия Смит обязана вам жизнью. Если бы вы были полицейским, я представил бы вас к награде. — Я бы никогда не сдала ваши зачеты по физподготовке, — фыркнула Джерт. — Слишком толста. — И тем не менее, — серьезно произнес Хейл, посмотрев ей прямо в глаза. — Что ж, я благодарна за комплимент, но я действительно хочу услышать от вас: вы поймаете того парня? — Мы поймаем его, — сказал Густафсон. Он произнес это с абсолютной уверенностью в себе, а Рози подумала: «Вы не знаете Нормана, офицер». — Вы закончили с нами? — спросила Джерт. — С вами — да, — сказал Хейл. — У меня есть еще несколько вопросов к миссис Мак-Клендон… Вы в состоянии сейчас отвечать? Если нет, можно повременить. — Он сделал паузу. — Но на самом деле не следует тянуть. Полагаю, вы понимаете это, не так ли? Рози на секунду прикрыла глаза и сжала губы. Она взглянула в сторону Билла, который по-прежнему сидел за барьером, а потом перевела взгляд на Хейла. — Спрашивайте, что нужно, — сказала она. — Только давайте закончим с этим как можно быстрее. Я смертельно устала и хочу поехать домой. 5 Когда к Норману на этот раз после провала вернулось сознание, он вылезал из «темпо» на тихой улочке, в которой почти тотчас же узнал Дархэм-авеню. Он припарковался за полтора квартала от Дома Шлюх. Еще не стемнело, но тени под деревьями уже выглядели бархатистыми, густыми и тревожными. Он оглядел себя и понял, что побывал в своем номере, прежде чем уехал из отеля. Кожа его пахла мылом, и на нем была другая одежда. Неплохая, кстати, одежка для подобного дельца — китайские штаны, белая майка с круглым воротом и голубая рабочая блуза навыпуск. Он был похож на парня, посланного в сверхурочные часы на уик-энд проверить утечку воды в водопроводной трубе или… — Или проверить сигнализацию против воров, — чуть слышно буркнул Норман и ухмыльнулся. — Довольно дерзко, Señor Toro. Черт побери, довольно дер… Тут приступ паники поразил его как раскат грома, и он хлопнул по левому заднему карману штанов, которые сейчас были на нем. Норман не нащупал ничего, кроме своего бумажника. Он потрогал правый задний и издал хриплый вздох облегчения, когда его рука наткнулась на выпуклость от резиновой маски. Он забыл свой револьвер — забыл его в шкафу, в номере, — но вспомнил про маску, и сейчас маска казалась ему гораздо более важной, чем ствол. Может, это безумие, но она была на месте. Он двинулся по тротуару к номеру 251. Если там окажется всего несколько шлюх, он возьмет их всех в заложники. Если их будет много, он захватит столько, сколько сумеет, — может, полдюжины, — а остальные пускай себе бегут куда хотят. Потом он просто станет пристреливать их по одной, пока кто-то не скажет адрес Розы. Если окажется, что его не знает никто, он перестреляет их всех и станет искать сам, но… он не думал, что дойдет до этого. «Что ты будешь делать, если там полно легавых, Норми? — тревожно спросил его отец. — Легавые — снаружи, легавые — внутри, и все охраняют это заведение от тебя?» Он не знал. И сейчас его это мало трогало. Он миновал 245-й, 247-й, 249-й. Этот последний дом от тротуара отделяла ограда, и, добравшись до ее конца, Норман резко остановился, глядя на номер 251 по Дархэм-авеню с тревогой и подозрением, сузившимися глазами. Он был готов к большому оживлению или обычному течению жизни, но не подготовился к тому, что видел сейчас — полному его отсутствию. Дом «Дочерей и Сестер» стоял в конце длинной, узкой лужайки с задернутыми от дневной жары шторами на втором и третьем этажах. Он выглядел тихим и безмолвным как памятник. Окна слева от веранды были не зашторены, но свет в них не горел. Не заметно никакого движения внутри. Никого на веранде. Ни одной машины на въездной аллее. «Я не могу просто так стоять здесь», — подумал он и снова двинулся вперед. Он прошел мимо дома, заглянув во дворик с овощными грядками, где раньше видел двух шлюх — одной из них оказалась та, которую он сцапал сегодня возле туалета. Сейчас двор был пуст. «Это выглядит ловушкой, Норми, — предупредил его отец. — Ты ведь понимаешь это, верно?» Норман дошел аж до дома с номером 257 на двери, потом повернулся и небрежной походкой двинулся обратно по тротуару. Он знал, дом выглядит как ловушка, отец в этом смысле прав, но чутье подсказывало ему, что это не так. Бык Фердинанд встал перед его глазами как навязчивое резиновое привидение. Норман вытащил маску из заднего кармана и надел себе на руку, даже не сознавая, что делает. Он понимал — это неудачная мысль: кто бы ни выглянул из окна, наверняка удивится, с чего это здоровенному мужику с распухшей физиономией вздумалось разговаривать с резиновой маской… и заставлять маску отвечать, шевеля ее губами. Однако все это, казалось, тоже не имеет никакого значения. Жизнь стала… ну, очень простой. И Норману она вроде бы нравилась. — Не-а, это не ловушка, — сказал Фердинанд. — Ты уверен? — спросил Норман, очутившись уже перед номером 251. — Ага, — ответил Фердинанд, кивнув своими украшенными гирляндами рогами. — Они продолжают веселиться на своем пикнике, вот и все. Сейчас они все, наверное, сидят вокруг зефирных пирожных, пока какая-нибудь лесбиянка в бабушкином платье голосит «На сильном ветру». Тебе удалось нанести на их денек всего-навсего временную морщинку, не больше. Он застыл перед дорожкой, ведущей к «Дочерям и Сестрам», уставившись на маску, словно пораженный громом. — Прости, парень, — оскорбленно-извиняющимся тоном проговорил ze bool, — но, знаешь, я ведь не придумываю новости, а лишь сообщаю их. Норман был ошеломлен и сделал для себя открытие — на свете бывает нечто, почти столь же паршивое, как прийти домой и обнаружить, что твоя жена отправилась в неизведанные дали, прихватив с собой в сумочке твою банковскую кредитку. Это означает, что тебя полностью игнорируют. Но когда тебя игнорирует горстка баб… — Тогда научи их не поступать так, — сказал Ферд. — Преподай им урок. Давай, Норми. Покажи им, кто ты есть. Проучи их так, чтобы они навсегда запомнили. — Так, чтобы они навсегда запомнили, — повторил Норман, и маска энергично закивала на его руке. Он снова засунул ее в задний карман, вытащил из левого переднего пластиковую электронную карточку Пам и листок бумаги, который вырвал из ее записной книжки, и пошел по дорожке. Поднялся по ступенькам веранды, бросив один — как он надеялся, небрежный — взгляд вверх на видеокамеру, торчавшую над дверью. Карточку он прижимал к ноге. Все-таки чьи-то глаза могли следить за ним. И везет ему или нет, а помнить об этом не мешает. Фердинанд был всего-навсего резиновой маской с рукой Нормана Дэниэльса вместо мозгов. Норман нажал на кнопку, подался вперед и проговорил: — «Мидленд Гэз», проверка утечки по району, десять-четыре? Он отпустил кнопку. Подождал. Взглянул вверх, на камеру. На черно-белом изображении, наверное, не будет видно, как распухло его лицо… Он надеялся на это и улыбнулся, чтобы продемонстрировать, насколько он безобиден, но сердце стучало в его груди, как маленький злобный моторчик. Никакого ответа. Вообще ничего. Он снова нажал на кнопку. — Есть кто дома, девчонки? Он дал им время, медленно досчитав до двадцати. Его отец шептал, что это ловушка, — именно такая, какую он сам бы устроил в подобной ситуации: заманить подонка внутрь, заставить его поверить, что здесь пусто, а потом обрушиться на него, как груда кирпичей. И это верно, ловушку такого сорта он наверняка бы устроил сам, только… здесь ее не было. Он был почти уверен в этом. Дом пуст, как банка из-под пива. Норман сунул карточку в прорезь. Раздался один-единственный громкий щелчок. Он вытащил карточку, повернул дверную ручку и вошел в переднюю «Дочерей и Сестер». Слева от него послышался тихий ровный звук: миип-миип-миип. Это была сигнализация от замка. Надпись «Входная дверь» вспыхивала и гасла в окошечке. Норман бросил взгляд на листок бумаги, который взял с собой, ему потребовалась одна секунда, чтобы удостовериться, что он правильно запомнил номер, и набрал 0471. Еще одно мгновение, от которого у него замерло сердце, и сигнализация продолжала свое миип-миип, а потом смолкла. Норман выдохнул воздух из легких и закрыл за собой дверь. Он отключил сигнализацию, даже не думая об этом, — просто сработал полицейский инстинкт. Он огляделся, отметил для себя лестницу, ведущую на второй этаж, а потом прошел в главный холл. Просунул голову в первую комнату по левой стороне. Она была похожа на класс для школьных занятий — в одном конце стояли сдвинутые в кружок стулья и классная доска. На доске были написаны слова: «Достоинство», «Ответственность» и «Вера». — Слова мудрости, Норми, — заметил Фердинанд. Он снова очутился на руке Нормана — словно по волшебству. — Слова мудрости. — Как скажешь, по мне — все тот же старый хлам. — Он огляделся и возвысил голос; разрывать криком эту кажущуюся какой-то пыльной тишину было бы нелепо, но мужчина должен делать то, что положено мужчине. — Хелло? Есть здесь кто-нибудь? «Мидленд Гэз»! — Хелло? — крикнул Фердинанд с его ладони, насмешливо-придурковато оглядываясь по сторонам своими пустыми глазницами. Он перешел на немецкую речь, которой бывало пользовался отец Нормана, когда напивался. — Хелло, вас ист дас, Чолли? — Заткнись, ты, идиот, — пробормотал Норман. — С-слушаюс-с-сь, сэр, — отреагировал ze bool и тут же замолк. Норман внимательно огляделся, а потом пошел по коридору мимо других комнат — гостиной, столовой, еще одной, смахивающей на маленькую библиотеку, — но все они были пусты. Кухня в конце коридора тоже оказалась пуста, и теперь перед ним встала новая проблема: куда ему идти, чтобы найти то, что он ищет? Он сделал глубокий вдох и закрыл глаза, стараясь сосредоточиться (и отогнать головную боль, пытавшуюся вернуться). Ему хотелось курить, но он не смел: у них могли быть здесь включенные дымоуловители, способные завыть при первой же струйке табачного дыма. Он снова глубоко вдохнул, наполнив до предела воздухом легкие, и понял, что за запах тут был — не пыли, а запах женщин, которые долгое время варились в собственном соку; женщин, которые связали себя общим саваном праведности в попытке отгородиться от реального мира. Это был запах крови и промываний, саше и лака для волос, дезодоранта и духов с разными блядскими названиями, вроде «Мой грех», «Белые плечи» и «Наваждение». Это был запах тех овощей, которые они ели, и запах фруктового чая, который они предпочитали другим сортам. В итоге запах был каким-то дрожжевым — что-то вроде результата брожения, который не могла истребить никакая чистка: запах женщин без мужчин. Неожиданно этот запах заполнил его ноздри, заполнил глотку, заполнил легкие, заткнув ему рот, вызвав дурноту, и чуть не удушил его. — Возьми себя в руки, Чолли, — сказал Фердинанд. — Все, что ты чуешь сейчас, — это вчерашний соус спагетти! Я имею в виду «Наслаждение сыром»! Норман выдохнул воздух, снова сделал вдох и открыл глаза. Соус спагетти, да. Пахнущий как кровь. Но на самом деле всего-навсего соус спагетти. — Прости, я что-то на минутку расклеился, — сказал он. — С кем не случается, — участливо произнес Ферд, и его пустые глаза теперь, казалось, выражали сочувствие и понимание. — В конце концов, именно в таких местах Цирцея превращает мужчин в свиней. — Маска вертелась на запястье Нормана, словно осматривая помещение своими пустыми глазницами. — Дас ист то самое место. — Что ты там болтаешь? — Ничего. Не обращай внимания. — Я не знаю, куда идти, — сказал Норман, тоже оглядываясь по сторонам. — Мне надо торопиться, но, Господи, этот домина такой огромный! Тут, должно быть, по меньшей мере комнат двадцать. Бык указал рогами на дверь напротив кухни. — Попробуй эту. — Черт, да там, наверное, просто кладовка. — Вряд ли, Норми. Я не думаю, что на двери в кладовку стали бы вешать табличку «Служебная», как ты считаешь? В этом был резон. Норман пересек коридор, засовывая на ходу маску быка в карман. Заметил по дороге дуршлаг для спагетти, оставленный сушиться на решетке возле раковины, и толкнул дверь. Никакого эффекта. Он попробовал ручку. Та легко повернулась. Он открыл дверь, пошарил на стене справа и щелкнул выключателем. Люстра над головой осветила письменный стол, почему-то напомнивший ему динозавра и заваленный всякой всячиной. На верхушке одной из куч бумаг стояла дощечка с надписями: «Анна Стивенсон» и «Благослови этот беспорядок». На стене в рамке висела фотография двух женщин, которых Норман сразу узнал. Одна из них была вылитая Сьюзен Дэй. Другая — блондинистая сука с фотографии в газете, похожая на Мод из телепостановки. Они обнимались и улыбались, глядя одна другой в глаза, как настоящие лесбиянки. Одна стена в комнате была сплошь заставлена шкафчиками картотеки. Норман подошел к ним, опустился на колено и начал рыться в ящике, помеченном буквами «Д-Е», но тут же перестал. Она больше не Дэниэльс. Он не мог вспомнить, сказал ли ему это Фердинанд, или он сам каким-то образом это выяснил, или интуитивно почувствовал, но он знал, что это так. Она снова взяла свою девичью фамилию.