— Рода? Я что-то не так сделала? — Наверное, нет, если ты носишь нейлоновые кулаки, — сказала Рода и стряхнула пепел в керамическую чашечку, стоявшую перед ней на панели управления. — Было несколько мужиков, которым иногда мешали мои нейлоновые кулаки, но обычно я все же называю их чулками. Несколько секунд Рози просто не могла взять в толк, о чем та говорит, потом она вспомнила несколько прочитанных ею последних предложений и застонала. — О-о! Рода, прости… Кэрт надел наушники и нажал на кнопку. — «Убей все мои завтра», дубль семьдесят тре… Рода положила руку ему на плечо и произнесла такое, от чего Рози словно окатило ледяной водой: «Не стоит». Потом она взглянула в окошко, увидела вытянутое лицо Рози и улыбнулась ей — сдержанно, но ободряюще. — Все в порядке, Рози. Просто я решила сделать перерыв на ленч полчасиком раньше. Выходи и пошли. Рози поднялась — слишком быстро, сильно ударившись бедром об угол стола, чуть не опрокинув пластиковую бутылку с минеральной водой, — и поспешно вышла из кабинки. Рода и Кэрт стояли рядом, и на мгновение Рози показалось — нет, она угадала, — что они говорили о ней. «Если ты и впрямь так думаешь, Рози, тебе следует сходить к врачу, — подала голос Послушная-Разумная. — Такому врачу, который показывает тебе чернильные кляксы и выясняет подробности, как ты, например, ходишь в уборную». Обычно Рози ничуть не помогал этот голос, но на этот раз она ему обрадовалась. — Я могу читать лучше, — сказала она Роде, — и после ленча буду. Клянусь. Она была уверена в этом? Нет. Все утро она пыталась погрузиться в «Убей все мои завтра», как раньше окуналась в «Луч Манты», но получалось плохо. Только она начинала проникать в тот мир, где Альму Сант-Джордж преследовал ее психованный почитатель, Петерсон, как тут же вылетала оттуда. Голоса, прозвучавшие по телефону прошлым вечером, все еще были на слуху. Голос Анны, говоривший, что ее бывший муж, человек, отправивший Рози в «Дочери и Сестры», убит. Голос Билла, в котором звучали тревога и растерянность, когда он спрашивал ее, что случилось. И хуже всего — ее собственный, просивший его держаться от нее подальше. Просто держаться подальше. Кэрт похлопал ее по плечу. — У тебя день плохого голоса, — сказал он. — Это все равно как день плохой прически, только хуже. Мы не раз сталкивались с этим здесь, в аудиокабине триллеров, верно, Ро? — Конечно, — подтвердила Рода, но ее изучающий взгляд не отрывался от лица Рози, а та могла себе представить, что видит в нем Рода. Прошлой ночью она спала всего два или три часа, и у нее не было такой косметики, которая могла бы скрыть последствия этого. А даже если бы и была такая косметика, она все равно не умеет ею пользоваться, подумала Рози. Когда Рози училась в старших классах, у нее было несколько простейших косметических средств (по иронии судьбы, как раз в то время, когда они меньше всего были ей нужны), но с тех пор как она вышла замуж за Нормана, она не пользовалась ничем, кроме пудры и двух или трех тюбиков с губной помадой самых естественных оттенков. «Если бы я хотел всегда иметь возможность любоваться проституткой, я бы женился именно на такой, размалеванной», — сказал ей однажды Норман. После этого она вообще практически перестала пользоваться косметикой. Ей показалось, что особенно пристально Рода изучает ее глаза: красные веки, покрасневшие белки и темные круги под глазами. Погасив вчера вечером свет, она в отчаянии проплакала около часа, но слезы не помогли ей уснуть, — это было бы счастьем. В конце концов она успокоилась и просто лежала в темноте без сна, стараясь ни о чем не думать, но из этого ничего не вышло. Когда перевалило за полночь, ей пришла в голову по-настоящему жуткая мысль: она зря лишила себя заботы Билла — и, возможно, его защиты — именно в тот момент, когда так отчаянно нуждалась в ней. Защиты? Ну смех, да и только. Понятно, что он нравится ей, и тут нет ничего плохого, но посмотрим правде в глаза: Норман запросто сожрет его на завтрак. Правда, Анна не связывала убийство Питера с Норманом. Она не допускала мысли, что Норман уже в городе. Питер Слоуик провел множество благотворительных дел, и не все они так уж никого не задевали. Что-то другое могло повлечь за собой месть… И убийство. Только Рози знала. Сердцем чувствовала. Это был Норман. Однако тот голосок продолжал нашептывать, пока тянулись долгие часы этой бессонной ночи. Чувствовала ли она сердцем? Или та часть ее, которая была не Послушной и Разумной, а лишь Растерянной и Испуганной, просто пряталась за этой мыслью? Может, она ухватилась за звонок Анны как за предлог прервать свои отношения с Биллом, пока они с ним не зашли далеко? В этом она не могла дать себе отчета, но она знала, — одна мысль о том, что она может никогда больше не увидеть его, делает ее несчастной и… пугает ее так, словно она теряет что-то, без чего нельзя жить. Так не бывает, конечно, чтобы один человек стал полностью зависим от другого, и так быстро. Но когда пробил час ночи, а потом два (и три), эта мысль начала казаться все менее странной. Если так не бывает, то почему она испытывает такой страх и такое отчаяние при одной мысли, что никогда больше не увидит его? Когда она заснула, ей снова приснилось, что она едет с ним на мотоцикле. Опять она сжимала мотоцикл своими голыми ногами и на ней был тот же розмариновый хитон. Когда ее разбудил звонок будильника — вскоре после того как она наконец заснула, — она тяжело дышала и горела, словно в лихорадке… — Рози, что с тобой? — спросила Рода. — Все в порядке, — ответила она. — Просто… — Она быстро взглянула на Кэртиса, потом на Роду, пожала плечами и приподняла уголки рта в вымученной улыбке. — Просто, знаешь, у меня сейчас, плохое время месяца. — У-гу, — кивнула Рода, но без особой убежденности. — Ладно, пойдем с нами в кафешку, утопим печали в салате из тунца и землянике со сливками. — Именно так, — сказал Кэрт. — Я угощаю. На этот раз улыбка у Рози получилась чуть более естественной, но она отрицательно покачала головой. — Я лучше прогуляюсь. Мне нужно пройтись и подставить голову ветру. Пусть выдует из нее пыль. — Если ты не поешь, то часа в три скорее всего упадешь в голодный обморок, — сказала Рода. — Я съем салат. Обещаю. — Рози уже направлялась к старому, скрипучему лифту. — А если съем что-то еще, то испорчу полдюжины отличных дублей отрыжкой. — Сегодня это вряд ли что изменит, — заметила Рода. — В четверть первого начнем, идет? — Конечно, — ответила она. Пока лифт спускался на четыре этажа вниз, в вестибюль, последнее замечание Роды неотвязно вертелось у нее в голове: сегодня это вряд ли что изменит. Что, если у нее не получится лучше после полудня? Что, если они от семьдесят третьего дубля дойдут до восьмидесятого, а потом до сто-Бог-знает-какого? Что, если, когда она встретится завтра с мистером Леффертсом, он вместо того чтобы предложить контракт, сделает ей замечание, — что тогда? Неожиданно она ощутила прилив ненависти к Норману. Этот приступ страха повлиял на нее, как удар между глаз каким-то тупым тяжелым предметом вроде обуха топора. Даже если Норман и не убивал мистера Слоуика, даже если Норман все еще остается дома, в том, другом временном поясе, он по-прежнему преследует ее, точь-в-точь как Петерсон преследовал бедняжку Альму Сант-Джордж. Он преследует Рози и в ее воображении. Лифт остановился, и дверцы распахнулись. Рози вышла в вестибюль, и мужчина, стоявший возле стенда с планом здания, повернулся к ней. На его лице были написаны одновременно и надежда, и тревога. Это выражение делало его еще моложе, чем обычно… почти подростком. — Привет, Рози, — сказал Билл. 9 Она испытала неожиданное и безотчетное желание убежать, причем сделать это до того, как он увидит, насколько ее потряс его приход. Его глаза поймали ее взгляд, и убежать стало невозможно. Она снова увидела изумительные зеленоватые искорки в его глазах, похожие на солнечные зайчики в мелкой воде. Вместо того чтобы побежать к дверям вестибюля, она шагнула к нему, чувствуя одновременно и страх, и радость. Однако эти чувства заслонило всепоглощающее чувство облегчения. — Я же говорила, чтобы вы держались от меня подальше, — произнесла она и услышала, как дрожит ее голос. Он взял ее за руку. Она считала, что не должна позволять ему делать это, но не смогла помешать ему. Ее ладонь не смогла удержаться от того, чтобы не повернуться в его руке и не сжать его пальцы. — Я знаю, что говорили, — просто сказал он, — но я не могу иначе, Рози. Это испугало ее, она отпустила его руку и неуверенно взглянула на Билла. Никогда с ней не случалось ничего подобного, ничего, и она понятия не имела, как надо вести себя в таких случаях. Он развел руки в стороны, вероятно, сделав этот жест лишь для того, чтобы подчеркнуть свою беспомощность. Именно в таком жесте нуждалось ее усталое, исполненное отчаяния и надежды сердце. Этот жест отмел все щепетильно-чопорные условности, которыми она пыталась отгородиться от него, и словно благословил ее. Рози почувствовала себя будто во сне. Когда он заключил ее в объятия, она прижалась лицом к его плечу и закрыла глаза. Его руки дотронулись до ее волос, которые она, не имея на то времени, не заплела в это утро в косу, а оставила распущенными по плечам, и она ощутила странное и восхитительное чувство воскресения после смерти. Словно она до этого долгие-долгие годы, как Белоснежка, надкусившая отравленное яблоко, спала смертным сном, но когда он нежно и бережно обнял ее, она проснулась. Только теперь она проснулась — проснулась по-настоящему и смотрела вокруг глазами, лишь начинающими видеть. — Я рада, что ты пришел, — просто и с облегчением сказала она. 10 Они медленно шли на восток по Лэйк-драйв навстречу сильному теплому ветру. Когда Билл обнял ее, она слабо улыбнулась. Они находились в трех милях от озера, но Рози казалось, что она сможет пройти все расстояние до озера пешком, если только он будет вот так — нежно и бережно — обнимать ее. Весь путь до озера, а может, и весь путь через озеро, переступая с одного гребня волны на другой. — Чему ты улыбаешься? — спросил он ее. — Не знаю, — сказала она. — Наверное, потому, что я счастлива. — Почему же ты так неприветливо встретила меня? — Я… почти не спала прошлой ночью. Все думала, что допустила ошибку. Наверное, я ее допустила, но… Билл, ты, кажется, ее исправил? — Я здесь. — Я отказалась встречаться с тобой, потому что меня потянуло к тебе сильнее, чем я могла себе представить. Такие чувства я не испытывала к мужчине когда-либо в жизни… И это произошло так быстро… Наверное, я сошла с ума, раз говорю тебе это. Он на мгновение крепче прижал ее к себе. — Ты не сошла с ума. — Я позвонила и попросила тебя держаться подальше, потому что… кое-что случилось — может случиться. Я не хотела, чтобы ты пострадал. И сейчас этого не хочу. — Это Норман, да? Он все-таки приехал разыскивать тебя? — Сердце подсказывает мне, что да, — очень осторожно произнесла Рози, — и нервы говорят, что да. Я не знаю, можно ли верить моему сердцу — оно так долго жило в страхе… А мои нервы просто не выдерживают… Она взглянула на свои часики, а потом на лоток с горячими сосисками на углу, прямо перед ними. Там, на небольшой лужайке, стояли скамейки, и девушки из окрестных контор, расположившись на них, закусывали. — Можешь угостить леди сосиской с кислой капустой? — спросила она. Опасность отрыжки после полудня показалась ей совершеннейшей пустяковиной. — Я не ела сосиску с капустой с тех пор, как была ребенком. — Полагаю, это можно устроить. — Мы сядем на одну из тех скамеек, и я расскажу тебе про Нормана. И тогда ты сам сможешь решить, хочешь ты быть рядом со мной или нет. Если решишь, что не хочешь, я пойму… — Рози, я не… — Не давай никаких заверений. Ничего не говори, пока я не рассказала тебе про него. И лучше поешь, прежде чем я начну, а то у тебя пропадет аппетит.