Нетвердой походкой он подошел к «харлею» и поднял его. Никаких повреждений не обнаружил, но теперь мотоцикл выглядел иначе. Раньше Ларри имел дело с пленяющей взгляд машиной, которая решала две задачи: доставляла из пункта А в пункт Б и позволяла почувствовать себя Джеймсом Дином или Джеком Николсоном в «“Ангелах ада” на колесах». Но теперь хромированные детали улыбались ему, как балаганный зазывала, словно приглашая подойти и посмотреть, а достанет ли ему духа продолжить путь на этом двухколесном монстре. Мотоцикл завелся с третьего пинка, и Ларри покинул Беннингтон со скоростью пешехода. Его запястья окольцевали браслеты холодного пота, и никогда, никогда за всю свою жизнь ему так не хотелось увидеть другое человеческое лицо. Но в тот день он никого не встретил. Во второй половине дня Ларри заставил себя чуть увеличить скорость, однако рука отказывалась дальше открывать дроссель, стоило стрелке спидометра подобраться к двадцати милям, даже если впереди лежала пустая дорога. На окраине Уилмингтона ему встретился магазин спортивных товаров и мотоциклов. Он остановился, взял палатку, мотоциклетные перчатки и шлем, но даже в шлеме не смог заставить себя ехать быстрее двадцати пяти миль в час. Завидев слепой поворот, он сбрасывал скорость, слезал с мотоцикла и катил его. То и дело представлял себя лежащим на обочине и истекающим кровью, обреченным умереть без надежды на помощь. В пять часов вечера, когда Ларри приближался к Брэттлборо, загорелась лампочка перегрева. Ларри припарковался и выключил двигатель со смешанным чувством облегчения и презрения к себе. – Ты мог бы с тем же успехом толкать его, – вынес он вердикт. – Этот мотоцикл предназначен для шестидесяти миль в час, чертов дурак! Он оставил мотоцикл на обочине и пошел в город, не зная, вернется ли к хромированному коню. Ночь Ларри провел на муниципальной площади Брэттлборо, под куполом эстрады. Улегся, как только стемнело, и сразу же заснул. Разбудил его какой-то звук. Он посмотрел на часы. Светящиеся стрелки показывали двадцать минут двенадцатого. Ларри приподнялся на локте и уставился в темноту, чувствуя огромное пространство купола, тоскуя по маленькой палатке, которая сохраняла тепло человеческого тела. Уютная такая брезентовая матка! Если его и разбудил какой-то звук, больше он не повторился. Молчали даже сверчки. Это нормально? Могло такое считаться нормой? – Есть здесь кто-нибудь? – позвал Ларри – и испугался звука собственного голоса. Он потянулся за карабином и долгие, невероятно ужасные секунды не мог его найти. А когда нашел, первым делом нажал на спусковой крючок, не думая, как тонущий в океане человек, хватающийся за брошенный ему спасательный круг. Если б не предохранитель, карабин бы выстрелил. Возможно, в самого Ларри. Кто-то скрывался в этой тишине, Ларри в этом не сомневался. Возможно, человек, возможно, большое и опасное животное. Конечно же, опасность могла исходить и от человека. Скажем, вроде того, что истыкал ножом бедного выкликателя монстров в Центральном парке, или вроде Джона Берсфорда Типтона, предложившего миллион наличными, чтобы попользоваться женщиной Ларри. – Кто здесь? В рюкзаке лежал фонарь, но чтобы отыскать его, Ларри пришлось бы отпустить карабин, который он подтащил к себе. И потом… действительно ли он хотел видеть, кто затаился где-то неподалеку? Поэтому он просто сел в надежде вновь услышать звук, который его разбудил (звук ли? может, что-то из сна?), через какое-то время начал клевать носом и задремал. Но внезапно вскинул голову, широко раскрыл глаза; все в нем замерло. Теперь-то он точно слышал звук, и, если бы не облака, луна – близилось полнолуние – показала бы ему… Но он не хотел видеть. Он определенно не хотел видеть. Однако Ларри подался вперед, склонил голову набок, прислушиваясь к стуку пыльных каблуков, которые уходили от него по тротуару Главной улицы города Брэттлборо, штат Вермонт, уходили на запад. Звук этот затихал, пока не растворился в ночи. Ларри внезапно охватило безумное желание вскочить, уронив спальный мешок, и закричать: Вернись, уж не знаю, кто ты! Мне все равно! Вернись! Но действительно ли он так уж хотел познакомиться с этим не-знаю-кем? Купол эстрады усилил бы его крик – его мольбу. И что, если эти каблуки действительно вернутся, стуча все громче в полнейшей тишине, которую не нарушал даже стрекот сверчков? Вместо того чтобы вскочить, Ларри лег, свернулся калачиком, не выпуская из рук карабина. Этой ночью мне больше не заснуть, подумал он, но уже через три минуты крепко спал, а утром у него не возникло сомнений, что все это ему приснилось. Глава 42 Четвертого июля, когда Ларри падал с мотоцикла, Стюарт Редман – их разделял всего один штат – сидел на большом камне у дороги и перекусывал. Он услышал шум приближающихся двигателей. Одним глотком допил остававшееся в банке пиво, аккуратно завернул верх кулька из вощеной бумаги с крекерами «Ритц». Винтовка стояла рядом, прислоненная к камню. Он взял ее, снял с предохранителя, а потом снова поставил, уже ближе к руке. Это были мотоциклы, судя по звукам, с небольшим объемом двигателя. Двести пятьдесят кубиков? В накрывшей землю тишине не представлялось возможным определить, на каком они расстоянии. Возможно, в десяти милях – но не точно. Времени, чтобы доесть, хватало, однако Стью насытился. И ему нравилось греться на теплом солнышке и думать о встрече с себе подобными. Он не видел живых людей с того момента, как покинул дом Глена Бейтмана в Вудсвилле. Он посмотрел на винтовку. Стью снял ее с предохранителя потому, что приближающиеся ему подобные могли оказаться такими же, как Элдер. Но оставил оружие у камня, потому что надеялся, что они окажутся больше похожими на Бейтмана – только будут оптимистичнее смотреть вперед. Общество возродится, сказал ему Бейтман. Обратите внимание, я не говорю «реформируется». Это плохая шутка. Человечество так не умеет. Однако сам Бейтман не хотел участвовать в строительстве фундамента нового человеческого общества. Его вполне устраивали – по крайней мере на данный момент – прогулки с Коджаком, написание картин, прополка огорода и мысли о социологических последствиях практически полного исчезновения человечества. Если будете возвращаться этим же путем и повторите ваше приглашение присоединиться, Стью, я, наверное, соглашусь. Это проклятие человечества. Общительность. Христу следовало сказать: «Да, истинно говорю, когда двое или трое из вас собираются вместе, кого-то забьют до смерти». Надо ли мне объяснять вам, чему учит нас социология по части человечества? Все предельно просто. Возьмите одинокого мужчину или женщину, и я скажу, что перед вами святой. Возьмите двоих, и они влюбятся друг в друга. Возьмите троих, и они придумают такую занятную конструкцию, которую мы называем «обществом». Возьмите четверых, и они построят пирамиду. Возьмите пятерых, и они превратят одного в изгоя. Возьмите шестерых, и они вновь изобретут предрассудки. Возьмите семерых, и через семь лет они вновь изобретут войну. Человек, возможно, создан по образу и подобию Бога, но человеческое общество создано по образу Его оппонента и всегда пытается вернуться домой. Соответствовали ли слова Бейтмана истине? Если да, оставалось надеяться только на Бога. В последнее время Стью много думал о давних друзьях и знакомых. И память его в значительной мере преуменьшала, а то и вовсе забывала их отрицательные качества: скажем, Биллу Хэпскомбу нравилось ковырять в носу и вытирать козявки о подошву ботинка; Норм Бруэтт отвешивал подзатыльники детям; Билли Верекер регулировал количество кошек в своем доме, круша черепа только что родившихся котят каблуком тяжелого ботинка. Ему хотелось вспоминать только хорошее. Как они шли охотиться на заре, в толстых стеганых куртках и светоотражающих оранжевых жилетах. Как играли в покер в доме Ральфа Ходжеса, и Уилли Крэддок постоянно жаловался на проигрыш четырех долларов, даже если выигрывал двадцать. Как вшестером или всемером вытаскивали на дорогу «скаут» Тони Леоминстера, на котором съехал в кювет его пьяный в стельку хозяин. Сам Тони, пошатываясь, ходил вокруг и клялся Богу и всем святым, что больше ноги его не будет в «Ю-Холе», набитом мексиканскими нелегалами, а они смеялись до слез. Как Крис Ортега сыпал анекдотами про мексиканцев и гринго. Как они ездили в Хантсвилл к проституткам, и тот случай, когда Джо Боб Брентвуд подцепил триппер и пытался убедить всех, что заразился от дивана, а не от девушки. Они чертовски хорошо проводили время. Может, хорошее времяпрепровождение для каких-то интеллектуалов с их ночными клубами, и модными ресторанами, и музеями означало совсем другое, но они все равно хорошо проводили время. Стью думал об этом, вновь и вновь прокручивал эти эпизоды в памяти, как старый отшельник, вновь и вновь раскладывающий пасьянс из засаленной колоды карт. Больше всего Стью хотелось услышать человеческие голоса, с кем-нибудь познакомиться, получить возможность повернуться к кому-то и спросить: Ты это видел? – когда происходило что-то удивительное, вроде метеоритного дождя прошлой ночью. Разговорчивым он не был, но одиночество ему никогда не нравилось – ни теперь, ни прежде. Он чуть выпрямился, не вставая с камня, когда из-за поворота наконец-то показались мотоциклы, «Хонды-250». На одном сидел парень лет восемнадцати, на другом – девушка чуть постарше, в ярко-желтой блузке и светло-синих джинсах «Левайс». Когда мотоциклисты увидели сидящего на камне человека, обе «хонды» вильнули рулями, потому что и юноша, и девушка от изумления разжали руки. У юноши отвисла челюсть. Мгновение было неясно, остановятся ли они или, ускорившись, продолжат свой путь на запад. Стью вскинул руку и крикнул: – Привет! Сердце гулко билось у него в груди. Ему хотелось, чтобы они остановились. Так и вышло. На секунду его поставила в тупик чувствовавшаяся в них напряженность. Особенно в юноше. Он выглядел так, будто ему в кровь впрыснули галлон адреналина. Понятное дело, у Стью была винтовка, но он не взял их на мушку, да и они прихватили с собой оружие: юноша – пистолет, девушка – карабин небольшого калибра для охоты на оленей, который висел на лямке у нее за спиной, как у актрисы, без должной убедительности сыгравшей Патти Херст. – Я думаю, это нормальный парень, Гарольд. – Девушка повернулась к своему спутнику, но юноша, которого она назвала Гарольдом, застыл, поставив ноги на землю по обе стороны от мотоцикла, не отрывая глаз от Стью. На его лице по-прежнему читалось изумление, к которому начала подмешиваться неприязнь. – Я сказала, думаю… – вновь начала девушка. – И откуда мы можем это знать? – резко бросил Гарольд, по-прежнему сверля глазами Стью. – Я рад вас видеть, если это что-то изменит, – подал голос Стью. – А если я вам не верю? – с вызовом спросил Гарольд, и Стью понял, что юноша до смерти напуган. Его пугали как незнакомец, так и ответственность за девушку. – Ну, тогда и не знаю, что сказать. – Стью поднялся с камня. Рука Гарольда метнулась к рукоятке пистолета, торчащей из кобуры. – Гарольд, давай без этого, – остановила его девушка и замолчала, не зная, как продолжить. На мгновение все они не знали, что делать дальше, – группа из трех точек, которые, если соединить, образуют треугольник неизвестной пока конфигурации. – О-о-о-х. – Фрэнни осторожно уселась на островок мха у подножия придорожного вяза. – Гарольд, мозоли на пятой точке у меня теперь останутся навсегда. Гарольд мрачно хмыкнул. Она повернулась к Стью: – Вам никогда не доводилось проехать сто семьдесят миль на «хонде», мистер Редман? Не рекомендую. Стью улыбнулся. – Куда вы направляетесь? – А вам какое дело? – грубо ответил Гарольд. – С чего такое отношение? – спросила его Фрэнни. – Мистер Редман – первый человек, которого мы встретили после смерти Гаса Динсмора! Я хочу сказать, если мы не собираемся искать других людей, так зачем и куда едем? – Он оберегает вас, вот и все, – мягко вставил Стью. Сорвал травинку, сунул между губ. – Точно, оберегаю! – Мягче голос Гарольда не стал. – Я думала, мы оберегаем друг друга, – ответила Фрэн, и Гарольд густо покраснел. У Стью пронеслась мысль: Возьми троих, и они придумают такую занятную конструкцию, которую мы называем «обществом». Девушка ему понравилась, но юноша производил впечатление испуганного хвастуна. А испуганный хвастун может оказаться очень опасным и при обычных обстоятельствах… и при необычных. – Как скажешь, – пробормотал Гарольд. Исподлобья глянул на Стью и достал пачку «Мальборо» из кармана куртки. Закурил. По всему чувствовалось, что привычка эта появилась у него недавно. Вероятно, позавчера. – Мы едем в Стовингтон, штат Вермонт, – ответила Фрэнни на вопрос Стью. – В расположенный там противоэпидемический центр. Мы… что не так? Мистер Редман? Он вдруг побледнел как полотно. Травинка выпала из его губ на колени. – Почему туда? – спросил Стью. – Потому что это научно-исследовательский институт, изучающий заразные болезни, – высокомерно ответил Гарольд. – Я подумал, если в стране и остался островок порядка, если кто-то из власть имущих пережил последнюю эпидемию, то они будут в Стовингтоне или в Атланте, где расположен такой же противоэпидемический центр. – Совершенно верно, – кивнула Фрэнни. – Вы напрасно тратите время, – разочаровал их Стью. Фрэнни ошарашенно уставилась на него, на лице Гарольда отразилось негодование. Краска вновь начала заливать его лицо. – Не думаю, что вы можете об этом судить, мистер. – Полагаю, что могу. Я пришел оттуда. Теперь они оба выглядели ошарашенными. Ошарашенными и изумленными. – Вы знали о существовании центра? – с дрожью в голосе спросила Фрэнни. – Проверяли, что там? – Нет, не совсем так. Видите ли… – Вы лжете! – воскликнул Гарольд пронзительно-громким голосом. Фрэн заметила вспышку ледяной злости в глазах Редмана, но они тут же вновь стали карими и кроткими. – Нет. Я не лгу. – А я говорю, что лжете! Я говорю, вы л… – Гарольд, заткнись! Гарольд посмотрел на нее с обидой: – Но, Фрэнни, как ты можешь верить… – А как ты можешь быть таким грубым и враждебным? – воскликнула она. – Почему бы тебе для начала не выслушать, что он скажет, Гарольд?