Иногда больница получала пожертвования, и в сентябре 2012 года пришла посылка с десятком портативных игровых приставок «Заппит», то ли от компании-производителя, то ли от какой-то благотворительной организации. Администратор отправил их в крошечную библиотеку, расположенную рядом с больничной часовней, где могли проводить службу представители всех конфессий. Там санитар распаковал посылку, решил, что приставки бесполезные и устаревшие, и забросил их на дальнюю полку. В ноябре их нашел Эл Брукс, он же Библиотечный Эл, и взял одну себе. Несколько игр Элу очень понравились, вроде той, где требовалось провести Гарри Питфола мимо пропастей и ядовитых змей, но особое наслаждение он получал от «Рыбалки». Не от самой игры, которая была глупой, а от демоверсии. Он полагал, что над ним стали бы смеяться, расскажи он кому-нибудь об этом, но сам не видел ничего смешного. Если он из-за чего-то расстраивался (брат накричал, потому что он не вынес мусор к приезду мусорщиков в четверг утром, или дочь позвонила из Оклахома-Сити с очередными жалобами), эти медленно плавающие рыбы и тихая мелодия сразу его успокаивали. Иногда он даже забывал про бег времени. Это было потрясающе. Как-то вечером на исходе 2012 года Эла осенило. Хартсфилд из 217-й не мог читать и не выказывал никакого интереса к аудиокнигам или музыке на дисках. Если кто-нибудь надевал ему наушники, он неуклюже срывал их, словно они сдавливали ему голову. Не получилось бы у него и манипулировать маленькими кнопочками под экраном «Заппита», однако он мог смотреть демоверсию «Рыбалки». Она даже могла ему понравиться, как и демоверсии каких-нибудь других игр. А если бы понравилась, то могла понравиться и другим пациентам (к чести Эла, он даже в мыслях не называл их дефективными или дегенератами), и это было бы очень хорошо, поскольку некоторые пациенты Ведра вдруг ни с того ни с сего возбуждались и становились агрессивными. Если бы демоверсии их успокаивали, врачам, медсестрам и санитарам – даже уборщикам – стало бы легче. Ему могли выписать премию. Надежда, конечно, слабая, но мечтать не вредно. И в один из первых дней декабря 2012 года, ближе к вечеру, Эл вошел в палату 217, вскоре после того, как ее покинул постоянный посетитель Хартсфилда, бывший детектив по фамилии Ходжес, который сыграл немалую роль в его поимке, хотя не он нанес удары по голове, приведшие к необратимым повреждениям мозга Хартсфилда. Хартсфилда расстраивали визиты Ходжеса. После его ухода в палате 217 падали вещи, вода в душе включалась и выключалась, дверь в ванную вдруг распахивалась и захлопывалась. Медсестры, которые это видели, не сомневались, что к этому причастен Хартсфилд, но доктор Бэбино пресекал такие разговоры на корню. Заявлял, что это истерическая реакция, свойственная определенному типу женщин (хотя в Ведре хватало и медбратьев). Эл знал: все эти истории – правда, поскольку несколько раз видел все собственными глазами и не считал себя истериком. Скорее наоборот. Однажды он услышал какие-то звуки в палате Хартсфилда, открыл дверь и увидел, как яростно дребезжат жалюзи. Это было вскоре после очередного визита Ходжеса. И прошло не меньше тридцати секунд, прежде чем жалюзи вновь замерли. Хотя Эл пытался держаться с Ходжесом дружелюбно – он пытался держаться так со всеми, – поведения бывшего детектива он не одобрял. Тот, похоже, упивался нынешним состоянием Хартсфилда. Блаженствовал, глядя на него. Эл знал, что Хартсфилд был плохим человеком, убившим невинных людей, но ведь того человека больше не существовало. А то, что осталось, не слишком отличалось от овоща. Да, он заставлял дребезжать жалюзи и включал и выключал воду. Но этим никому не вредил. – Добрый день, мистер Хартсфилд, – поздоровался Эл в тот декабрьский вечер. – Я вам кое-что принес. Надеюсь, вы посмотрите. Он включил «Заппит» и вывел на экран демоверсию «Рыбалки». Рыбы начали плавать, заиграла мелодия. Как всегда, Эл почувствовал разливающуюся по телу умиротворенность и на мгновение замер, чтобы насладиться ощущениями. Но прежде чем повернул приставку так, чтобы Хартсфилд мог видеть экран, обнаружил, что толкает библиотечную тележку в крыле А, на другом конце больницы. И «Заппита» у него не было. И что странно, его это совершенно не расстроило. Он пребывал в прекрасном расположении духа. Ощущал некоторую усталость, и ему никак не удавалось собрать разбегавшиеся в разные стороны мысли, но в остальном он был всем доволен. Даже счастлив. Он посмотрел вниз и на тыльной стороне левой ладони увидел большую букву «зет», написанную ручкой, которую он всегда держал в кармане куртки. «Зет» – для Зет-боя, подумал Эл и рассмеялся. Брейди не принимал решения внедриться в разум Библиотечного Эла. Он очутился там через несколько секунд после того, как старикан уставился на экран игровой приставки, которую держал в руках. И Брейди не чувствовал себя незваным гостем в голове библиотекаря. Теперь это тело принадлежало Брейди подобно автомобилю от «Херца»: катайся сколько пожелаешь. Только за взятое напрокат тело он не платил. Сознание библиотекаря находилось здесь же – где-то здесь, – но проявляло себя успокаивающим гулом, напоминавшим гул нагревательного котла в подвале в холодный день. При этом Брейди получил доступ ко всем воспоминаниям Элвина Брукса, к накопленным знаниям. И знаний хватало, потому что на пенсию Брукс ушел в пятьдесят восемь лет, а до этого был первоклассным электриком. Звали его тогда Электробрукс, а не Библиотечный Эл. И если бы сейчас Брейди захотел что-то к чему-то подключить, он сделал бы это играючи, хотя прекрасно понимал, что лишится такой способности, вернувшись в свое тело. Мысль о собственном теле встревожила его, и он нагнулся над человеком, который, обмякнув, сидел на стуле. Глаза наполовину закрылись, виднелись только белки. Язык вывалился из угла рта. Брейди сделал так, что старческая рука опустилась на собственную грудь, грудь Брейди, и почувствовал, как она поднимается и опускается. То есть тело жило, но, Бог свидетель, выглядел он ужасно. Обтянутый кожей скелет. Вот что с ним сделал Ходжес. Он вышел из палаты и отправился на экскурсию по больнице, ощущая безумную радость. Он всем улыбался. Ничего не мог с собой поделать. С Сейди Макдоналд он боялся напортачить. Сейчас тоже боялся, но не так сильно. На этот раз все обстояло гораздо лучше. Тело Библиотечного Эла обтягивало его, как перчатка. Проходя мимо Энн Кори, старшей сестры-хозяйки крыла А, он спросил, как чувствует себя ее муж после лучевой терапии. Та ответила, что у Эллиса все идет неплохо, учитывая ситуацию, и поблагодарила за участие. В вестибюле он оставил тележку около мужского туалета, зашел в кабинку, сел на унитаз и внимательно рассмотрел «Заппит». Как только увидел плавающих рыб, сразу понял, что произошло. Идиоты, разработавшие эту игру, наверняка совершенно случайно добились гипнотического эффекта. Этот гипноз действовал не на всех, но Брейди полагал, что на многих, а не только на тех, с кем случались легкие припадки, как у Сейди Макдоналд. Из прочитанного в подвальном командном пункте Брейди знал, что несколько видеоигр вызывали припадки или вводили в состояние легкого гипноза совершенно здоровых людей, что заставило разработчиков писать в инструкции предупреждение (очень-очень мелким шрифтом): не играть длительное время; находиться на расстоянии не меньше трех футов от экрана; не играть страдающим эпилепсией. Этот эффект проявлялся не только в видеоиграх. Как минимум один мультфильм из сериала «Покемоны» запретили к показу, когда тысячи детей пожаловались на головную боль, ухудшение зрения, тошноту и судороги. Причиной сочли последовательные вспышки от взрывов, создававшие стробоскопический эффект. Комбинация плавающих рыб в сочетании с мелодией достигала того же. Брейди удивился, что фирму-изготовитель «Заппита» не завалили жалобами. Потом выяснил, что жалобы были, но не так много. И он мог назвать две причины. Во-первых, сама игра «Рыбалка» такого эффекта не давала. Во-вторых, едва ли кто покупал эти «Заппиты». На жаргоне компьютерной торговли это был «отстой». Продолжая толкать тележку, человек в теле Библиотечного Эла вернулся в палату 217 и положил «Заппит» на прикроватный столик, чтобы обдумать, что с ним делать дальше. Потом (не без сожаления) Брейди покинул Библиотечного Эла Брукса. На мгновение у него закружилась голова, а потом он уже смотрел вверх, а не вниз. Ему хотелось увидеть, что будет дальше. Поначалу Библиотечный Эл просто стоял, словно предмет мебели. Брейди потянулся к нему невидимой левой рукой и похлопал по щеке. Затем коснулся разума Эла своим, ожидая получить отпор, как однажды случилось с медсестрой Макдоналд, когда та вышла из транса. Но дверь оставалась широко открытой. Сознание Эла вернулось, но не в полном объеме. Брейди заподозрил, что какую-то часть раздавило его присутствие. И что с того? Люди убивали мозговые клетки, если выпивали слишком много, но запасных хватало. То же самое он мог сказать про Эла. Во всяком случае, пока. Брейди увидел букву «зет», которую нарисовал на тыльной стороне ладони Эла – без всякой причины, только потому, что мог, – и заговорил, не открывая рта: – Эй, Зет-бой. Пора тебе очнуться. Выметайся отсюда. Иди в крыло А. Но никому об этом не говори, понятно? – Не говорить о чем? – спросил Эл с написанным на лице недоумением. Брейди кивнул, как если бы мог кивнуть, улыбнулся, как если бы мог улыбнуться. Ему уже снова хотелось забраться в Эла. Тело Эла было старым, но оно хотя бы функционировало. – Это правильно, – сказал он Зет-бою. – Не о чем тебе говорить. 2012 год перетек в 2013-й. Брейди потерял интерес к развитию телекинезных мышц. Теперь, когда у него появился Эл, смысла в этом не было никакого. Всякий раз, когда он попадал в разум Эла, его хватка становилась сильнее, контроль – лучше. Он управлял Элом, как военные управляли дронами-беспилотниками, которые выслеживали талибов в Афганистане, а потом сбрасывали бомбы на их главарей. И как ему это нравилось! Однажды он приказал Зет-бою подсунуть детпену один из «Заппитов», в надежде, что демоверсия «Рыбалки» сможет подавить Ходжеса. Брейди очень хотелось оказаться в голове детпена. Первым делом он заставил бы старикана взять карандаш и выколоть себе глаза. Но Ходжес лишь глянул на экран и вернул гаджет Библиотечному Элу. Брейди попытался еще раз, несколькими днями позже, с Дениз Вудз, инструктором лечебной физкультуры, которая приходила в палату два раза в неделю, чтобы размять ему руки и ноги. Она взяла у Зет-боя игровую приставку и смотрела на плавающих рыб гораздо дольше, чем Ходжес. Что-то в ней изменилось, но явно недостаточно. При попытке проникнуть в ее разум Брейди наткнулся на прочную, словно резиновую, мембрану. Она чуть подалась, он успел увидеть, как Дениз кормит яичницей маленького сына, сидящего в высоком стульчике, а потом его вытолкнули. Дениз протянула «Заппит» Зет-бою со словами: – Ты прав, милые рыбы. А теперь, Эл, иди и раздавай книги. Нам с Брейди надо размять его колени. Вот так. Добиться мгновенного успеха, как с Элом, с другими не удалось, и Брейди достаточно быстро понял, в чем дело. Эл был подготовлен тем, что много раз смотрел демоверсию «Рыбалки», прежде чем принес «Заппит» Брейди. Эта разница оказалась критической, и осознание случившегося принесло жуткое разочарование. Брейди уже представлял десятки «дронов», из которых он будет выбирать нужный в тот или иной момент, но получалось, что ничего не выйдет, пока он не перепрограммирует «Заппиты», усилив гипнотический эффект. Однако возможно ли такое? Как человек, модифицировавший различные гаджеты – Изделие один и Изделие два тому пример, – Брейди полагал, что да. «Заппит» как-никак снабдили вай-фаем, а вай-фай – лучший друг хакера. Допустим, существует программа, вызывающая вспышки, вроде стробоскопа, воздействующая так же, как взлетающие ракеты в покемоновском мультсериале. Стробоскоп служил и другой цели. Посещая в городском колледже курс «Компьютеры будущего» (это было до того, как он забросил учебу), Брейди ознакомился с длинным отчетом ЦРУ, подготовленным в 1995 году и рассекреченным после событий 11 сентября. Назывался отчет «Практический потенциал подсознательного восприятия». В нем объяснялось, как нужно программировать компьютеры для столь быстрой передачи посланий, что мозг будет воспринимать их не как послания, а как мысли. Допустим, он сумел бы передавать такие послания в стробоскопических вспышках. «СЕЙЧАС СПИ, ВСЕ ХОРОШО», к примеру, или просто «РАССЛАБЬСЯ». Брейди надеялся, что такие послания в сочетании с существующим гипнотическим эффектом демоверсии окажутся весьма эффективными. Конечно, он мог и ошибаться, но ради того, чтобы выяснить, отдал бы свою практически бесполезную правую руку. Он сомневался, что когда-нибудь выяснит. Мешали две вроде бы непреодолимые проблемы. Первая: как заставить человека смотреть демоверсию достаточно долго, чтобы подействовал гипнотический эффект? Вторая, и более существенная: как, во имя Господа, он мог что-то модифицировать? Он не имел доступа к компьютеру, а если бы и имел, какой из этого вышел бы толк? Он не мог завязать даже чертовы шнурки! Брейди подумал о том, чтобы использовать Зет-боя, но сразу отказался от этой мысли. Эл Брукс жил в семье брата – и если бы вдруг начал демонстрировать удивительные знания компьютеров, это вызвало бы вопросы. Тем более что вопросы насчет Эла уже появились: он становился все более рассеянным и довольно странным. Все думали, что у него начальная стадия старческого маразма, полагал Брейди, и, наверное, этот диагноз соответствовал действительности. Похоже, запасные мозговые клетки Зет-боя иссякали. У Брейди нарастала депрессия. Он вновь добрался до столь хорошо знакомой ему точки, когда яркие идеи разбивались о прозу жизни. Так произошло с пылесосом «Ролла», и с компьютерным устройством для парковки задним ходом, и с автоматизированным монитором, призванным совершить революцию в охранных системах. Все его блестящие изобретения оборачивались пшиком. Тем не менее, имея под рукой одного человеческого дрона, после очередного, особенно неприятного визита Ходжеса, Брейди решил использовать Эла, чтобы поднять себе настроение. В итоге Зет-бой отправился в интернет-кафе, расположенное в паре кварталов от больницы, и после пяти минут у компьютера (Брейди млел от восторга, вновь усевшись перед экраном), выяснил, где проживал Энтони Моретти, он же Бьющий-по-яйцам-членосос. Выйдя из интернет-кафе, Брейди в теле Зет-боя направился в магазин, торгующий армейскими излишками, и купил охотничий нож. На следующий день, открыв дверь, Моретти обнаружил на коврике дохлого пса. С перерезанным горлом. На ветровом стекле автомобиля собачьей кровью было написано: «ТВОИ ЖЕНА И ДЕТИ БУДУТ СЛЕДУЮЩИМИ». Содеянное – а главное, осознание, что ему такое по силам, – безмерно порадовало Брейди. «Не рой другому яму, – думал он, – сам в нее попадешь, и твою яму вырыл я». Иногда он представлял, как посылает Зет-боя к Ходжесу, чтобы выстрелить ублюдку в живот. До чего приятно – стоять над лежащим детпеном и наблюдать, как тот дергается и стонет, а жизнь вытекает из него по капле. Брейди этого очень хотелось, но он потерял бы дрона, а Эл, попав за решетку, мог указать полиции на него, Брейди. Был и другой минус, более серьезный: мелковатая получалась месть. Ходжес задолжал ему больше, чем пуля в живот и десять – пятнадцать минут страданий. Гораздо больше. Нет, пусть Ходжес живет, вдыхая отравленный воздух из мешка вины, сдернуть который с головы возможности у него не будет. И обязательно наступит момент, когда он этого не выдержит и покончит с собой. Таким, собственно, и был исходный план в те далекие счастливые дни. «Не получится, – думал Брейди. – Ничего не получится. У меня есть только Зет-бой, который, если так пойдет и дальше, скоро станет слабоумным и не сможет выходить из дома, а мне останется лишь трясти жалюзи фантомной рукой. И все. Ничего больше». А потом, летом 2013 года, черную панику, которая окутывала его, прорезал яркий свет. К нему пришел посетитель, настоящий, не Ходжес и не «костюм» из прокуратуры, чтобы проверить, а не поправился ли он чудесным образом, не пора ли ему предстать перед судом по обвинению в десятке тяжких преступлений, начиная с преднамеренного убийства восьми человек у Городского центра. Послышался осторожный стук в дверь, потом в палату заглянула Бекки Хелмингтон: – Брейди! К тебе пришла молодая женщина. Говорит, раньше работала с тобой и что-то тебе принесла. Хочешь с ней повидаться? Брейди мог подумать только об одной молодой женщине. Уже собрался сказать «нет», но любопытство вернулось вместе со злобой (возможно, что речь шла об одном и том же). Он неловко кивнул и попытался откинуть волосы со лба. Посетительница вошла осторожно, словно опасалась заложенных под половицами мин. В платье. Брейди никогда не видел ее в платье, даже сомневался, а было ли у нее хоть одно. Волосы она по-прежнему стригла очень коротко, как и в те дни, когда они работали в киберпатруле «Дисконт электроникс», и осталась плоской как доска. Брейди даже вспомнил шутку какого-то комика: «Если плоскогрудок считать говном, Камерон Диас будет плавать долго». Но она припудрила изъязвленную кожу (с ума сойти) и чуть накрасила губы помадой (просто шок). В одной руке женщина держала сверток. – Привет, чувак, – поздоровалась Фредди Линклэттер с непривычной застенчивостью. – Как поживаешь? Брейди сразу оценил весь спектр появившихся возможностей. И как мог улыбнулся. Badconcert.com 1 В оборудованном в подвале тренажерном зале Кора Бэбино вытирает шею полотенцем с вышитой монограммой и хмурится, глядя на монитор. Она отмерила только четыре из шести миль на «бегущей дорожке», она терпеть не может, когда ее прерывают, а этот чокнутый снова здесь. Раздается трель звонка, она прислушивается к шагам мужа над головой, но напрасно. На мониторе виден старик в потрепанной куртке с капюшоном. Такие часто торчат на перекрестках, держат в руках плакаты с надписями «ХОЧУ ЕСТЬ», «НЕТ РАБОТЫ», «ВЕТЕРАН ВОЙНЫ», «ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ». Этот же просто стоит, понурив плечи. – Черт побери, – бормочет Кора, останавливает «бегущую дорожку», поднимается по лестнице, открывает дверь в коридор и кричит: – Феликс! Это твой безумный друг! Это Эл! Никакой реакции. Наверное, он в кабинете, уставился в экран игровой приставки, в которую словно влюбился. Поначалу, упоминая о новом странном увлечении Феликса своим друзьям в загородном клубе, она считала это забавным. Теперь ей точно не до смеха. Ему шестьдесят три, он слишком стар для молодежных компьютерных игр и слишком юн для такого склероза. Она даже начинает тревожиться, а не первая ли это стадия болезни Альцгеймера? Ей также приходила в голову мысль, что безумный друг Феликса торгует наркотиками, но вроде бы для этого он староват. И потом, если бы муж нуждался в наркотиках, он бы без труда нашел, где их взять. По его словам, половина врачей в Кайнере частенько закидывается «колесами». Вновь трель звонка. – Боже ты мой! – вырывается у нее, и она сама идет к двери, на ее лице читается раздражение. Она высокая, сухопарая, ничего женственного в ней практически не осталось. Загар от пребывания на поле для гольфа сохраняется даже зимой, только принял желтоватый оттенок, и с первого взгляда возникает ощущение, что у нее желтуха. Она открывает дверь. Вечерний январский воздух врывается в проем, холодит потные лицо и руки. – Я думаю, мне пора узнать, кто вы, – говорит она, – и что связывает вас с моим мужем. Или я прошу слишком многого?