Пост сдал
Часть 24 из 64 Информация о книге
– Едва ли он будет в компьютере, где его слишком легко найти. Но Скапелли держала пару папок с документами в запертом ящике на сестринском посту. Вела учет, кто хороший, а кто плохой. Если я что-то найду, двадцатки будет не жалко?
– Я заплачу полсотни, если вы позвоните мне завтра. – Но у Ходжеса нет уверенности, что завтра она вспомнит этот разговор. – Время дорого.
– Если такой список и есть, то чтобы пудрить мозги. Просто Бэбино ни с кем не хочет делиться Хартсфилдом.
– Но вы проверите?
– Да, почему нет? Я знаю, где она прятала ключ от запертого ящика. Черт, большинство медсестер это знают. Трудно свыкнуться с мыслью, что медсестра Гнусен мертва.
Ходжес кивает.
– Он может двигать вещи, знаете ли. Не прикасаясь к ним. – Норма, не глядя на Ходжеса, выписывает стаканом круги по столу. Словно пытается нарисовать эмблему Олимпийских игр.
– Хартсфилд?
– А о ком мы говорим? Да. Делает это, чтобы напугать медсестер. – Она поднимает голову. – Я пьяна, поэтому скажу вам кое-что такое, чего никогда не сказала бы трезвая. Я хочу, чтобы Бэбино его убил. Вколол ему что-нибудь ядовитое и отправил на тот свет. Потому что он меня пугает. – Она замолкает, потом продолжает: – Он пугает нас всех.
21
Холли застает личного помощника Тодда Шнайдера, когда тот уже завершает рабочий день и собирается домой. Помощник говорит, что мистеру Шнайдеру можно позвонить от половины девятого до девяти. Потом сплошные совещания до самого вечера.
Закончив разговор, Холли умывается в маленькой туалетной комнате, использует дезодорант, запирает офис и едет в больницу Кайнера, попав в самый час пик. Приезжает в шесть вечера, уже в полной темноте. Женщина за информационной стойкой заглядывает в компьютер и говорит, что Барбара Робинсон в палате 528 крыла Б.
– Это реанимация? – спрашивает Холли.
– Нет, мэм.
– Хорошо, – кивает Холли и направляется к лифту, постукивая низкими каблуками.
Двери открываются на пятом этаже, и там, ожидая лифта, стоят родители Барбары. Таня, с мобильником в руке, смотрит на Холли, как на призрака. С губ Джима Робинсона срывается:
– Будь я проклят.
Холли вся сжимается.
– Что? Что такое? Почему вы так на меня смотрите? Что не так?
– Все хорошо, – отвечает Таня. – Просто я собиралась позвонить тебе…
Двери кабинки начинают закрываться. Джим протягивает руку, и они разъезжаются. Холли выходит.
– …из вестибюля, – продолжает Таня и показывает на настенный плакат. На нем мобильник, перечеркнутый красной полосой.
– Мне? Зачем? Как я поняла, у нее только нога сломана. Я знаю, перелом ноги – это серьезно, конечно, серьезно, но…
– Она в сознании, и все хорошо, – говорит Джим, но они с Таней переглядываются, показывая, что это не вся правда. – Перелом без смещения, но при осмотре заметили еще и шишку на затылке и решили, что ночь ей лучше провести здесь, на всякий случай. Доктор, который накладывал гипс, уверен на девяносто девять процентов, что утром она отправится домой.
– Ей сделали анализ на токсины, – добавляет Таня. – Никаких наркотиков в крови нет. Я не удивлена, но все-таки от сердца отлегло.
– Тогда что не так?
– Все, – без промедления отвечает Таня. Холли думает, что после их последней встречи она постарела лет на десять. – Мать Хильды Карвер отвезла Барб и Хильду в школу, это ее неделя, и она говорит, что в машине Барбара вела себя как обычно, разве что смеялась не так громко. В школе Барбара сказала Хильде, что ей надо в туалет, и больше Хильда ее не видела. По ее словам, Барбара ушла через одну из дверей спортивного зала. В школе их называют прогульными дверями.
– А что говорит Барбара?
– Нам она ничего не рассказывает. – Голос Тани дрожит, и Джим обнимает ее за плечи. – Но обещала, что скажет тебе. Поэтому я и собиралась позвонить. По ее словам, только ты сможешь ее понять.
22
Холли медленно идет по коридору к палате 528, находящейся в самом его конце. Ее голова опущена, она задумалась – и потому едва не сталкивается с мужчиной, который катит тележку с потрепанными книгами в бумажной обложке и читалками «Киндл» (на каждой под экраном – наклейка: «СОБСТВЕННОСТЬ БОЛЬНИЦЫ КАЙНЕРА»).
– Извините, – говорит ему Холли. – Не смотрела, куда иду.
– Ничего страшного, – заверяет ее Библиотечный Эл и продолжает путь. Холли не видит, как он останавливается и смотрит ей вслед. Она собирается с духом, готовясь к предстоящему разговору. Наверняка эмоциональному, а выброс эмоций всегда ее ужасает. Но она любит Барбару, и это ей помогает.
Опять же она любопытна.
Холли стучит в дверь, которая приоткрыта, и, не получив ответа, заглядывает в палату:
– Барбара? Это Холли. Можно войти?
Барбара устало улыбается и откладывает «Сойку-пересмешницу», которую читала. Вероятно, получила от мужчины с тележкой. Она сидит на кровати в розовой пижаме, а не в больничном халате. Холли догадывается, что пижаму принесла Таня вместе с ноутбуком «Синкпэд» – он на прикроватном столике. Розовая пижама оживляет Барбару, но все равно она какая-то заторможенная. Повязки на голове нет, следовательно, шишка не такая уж и страшная. Холли задается вопросом: а может, Барбару оставили в больнице по какой-то другой причине? Она находит только одну, и ей хочется верить, что это нелепость, но сомнения полностью не уходят.
– Холли! Как тебе удалось так быстро добраться сюда?
– Я приехала, чтобы повидаться с тобой. – Холли входит и закрывает за собой дверь. – Когда кто-то попадает в больницу, ты едешь его проведать, если ты друг, а мы ведь подруги. Твоих родителей я встретила у лифта. Они сказали, ты хотела поговорить со мной.
– Да.
– Чем я могу тебе помочь, Барбара?
– Ну… можно тебя кое о чем спросить? Только это очень личное.
– Хорошо. – Она садится на стул у кровати. Опасливо, словно стул под напряжением.
– Я знаю, у тебя в жизни бывали тяжелые моменты. Когда ты была моложе. До того, как начала работать у Билла.
– Да, – кивает Холли. Горит только лампа на прикроватном столике, и ее свет создает некий кокон, которым они отделены от окружающего мира. – Очень тяжелые.
– Ты когда-нибудь пыталась покончить с собой? – Барбара нервно смеется. – Я сказала тебе, это очень личное.
– Дважды, – отвечает Холли без малейшего колебания. Она на удивление спокойна, не испытывает никакого волнения. – Первый раз примерно в твоем возрасте, потому что другие ученики в школе травили меня, обзывая нехорошими словами. Я не могла этого вытерпеть. Но, наверное, не очень хотела расстаться с жизнью. Приняла пригоршню аспирина и антигистаминных таблеток.
– А второй раз приложила больше усилий?
Вопрос трудный, и Холли тщательно его обдумывает.
– И да, и нет. Это случилось после того, как у меня возникли проблемы с моим боссом. Теперь это называют сексуальными домогательствами. Тогда никак не называли. Мне было за двадцать. Я сидела на сильных психотропных препаратах, но их было недостаточно, и подсознательно я это понимала. Тогда я была очень неуравновешенной, но далеко не глупой, и в глубине души хотела жить. Отчасти потому, что я знала: Мартин Скорсезе будет продолжать снимать фильмы, а мне хотелось их увидеть. Мартин Скорсезе – лучший кинорежиссер из ныне живущих. Он снимает длинные фильмы, которые я воспринимаю как романы. А большинство фильмов – рассказы.
– Твой босс, он набросился на тебя?
– Я не хочу об этом говорить, да это и не имеет значения. – У Холли нет желания поднимать голову, но она напоминает себе, что это Барбара, и заставляет себя поднять. Потому что Барбара – подруга, несмотря на все тики и прибабахи Холли. И сейчас у Барбары проблемы. – Причины не имеют значения, потому что самоубийство противоречит всем человеческим инстинктам, и поэтому оно – безумие.
За исключением определенных случаев, думает она. Определенных неизлечимых случаев. Но к Биллу это не относится.
«Я сделаю все, чтобы его вылечили».
– Я знаю, что ты хочешь этим сказать, – говорит Барбара. Вертит головой из стороны в сторону. В свете лампы на щеках блестят дорожки от слез. – Я знаю.
– Поэтому ты оказалась в Лоутауне? Чтобы покончить с собой?
Барбара закрывает глаза, но слезы просачиваются сквозь ресницы.
– Я так не думаю. Во всяком случае, поначалу – нет. Я пошла туда, потому что мне велел голос. Мой друг. – Она замолкает, думает. – Но он все-таки не был моим другом. Друг не захотел бы, чтобы я покончила с собой, правда?
Холли берет Барбару за руку. Обычно прикосновения даются ей с трудом, но не в этот вечер. Может, потому, что она чувствует себя в безопасности в световом коконе, которым они отгородились от мира. Может, потому, что это Барбара. Может, благодаря обеим причинам.
– Кто этот друг?
– Который с рыбами, – отвечает Барбара. – Из игры.
23
Эл Брукс катит библиотечную тележку по главному вестибюлю больницы (мимо мистера и миссис Робинсон, ожидающих Холли). Эл Брукс поднимается на другом лифте к надземному переходу, который соединяет больницу с Клиникой травматических повреждений головного мозга. Эл Брукс здоровается с медсестрой Райниер, которая сидит на сестринском посту. Она – ветеран клиники и говорит Элу «привет», не отводя глаз от компьютерного экрана. Это Эл катит тележку по коридору, но, зайдя в палату 217, Эл Брукс исчезает, и его место занимает Зет-бой.
Брейди сидит на стуле с «Заппитом» на коленях. Он не отрывается от экрана. Зет-бой достает из левого кармана просторной серой куртки свой «Заппит» и включает его. Нажимает на иконку игры «Рыбалка», и по экрану начинают плавать рыбы: красные, желтые, золотистые, иногда среди них появляется очень быстрая розовая. Бренчит мелодия. Время от времени экран ярко вспыхивает синим, окрашивая щеки Зет-боя и превращая глаза в синие пустышки.
Так продолжается пять минут: один сидит, другой стоит, оба смотрят на плавающих рыб и слушают бренчание. Жалюзи над окном непрерывно дребезжат. Покрывало на кровати идет волнами. Раз или два Зет-бой понимающе кивает. Потом руки Брейди расслабляются и отпускают игровую приставку. Она скользит по исхудалым ногам, проваливается между колен и падает на пол. Веки опускаются. Прикрытая клетчатой рубашкой грудь перестает подниматься и опускаться.
Плечи Зет-боя расправляются. Он содрогается всем телом, выключает «Заппит», убирает в левый карман куртки. Из правого достает айфон. Человек, прекрасно разбирающийся в компьютерах, модифицировал его, добавив несколько самых современных систем защиты. А вот датчик GPS отключен. В контактах ни одного имени, только несколько инициалов. Зет-бой нажимает на ФЛ.
Два гудка, и ФЛ отвечает, имитируя русский акцент:
– Это есть агент Зиппити Ду Да камарад. Я ждать твоя команда.