* * * Кертис Уилкокс стоит на солнце у двери в боковой стене гаража Б. Веревка затянута на талии. На пленке он выглядит молодым, и становится все моложе с каждым ушедшим годом. Время от времени он сам просматривал кассету и, должно быть, чувствовал то же самое, пусть никогда об этом не говорил. И он не выглядит испуганным. Ни капельки. Ему не терпится попасть в гараж. Он машет камере рукой и говорит: «Сейчас вернусь». — Возвращайся обязательно, — отвечает ему Тони. Керт поворачивается и входит в гараж. На мгновение он похож на призрака, но тут же Тони уносит камеру с яркого солнца, и мы снова видим Керта ясно и отчетливо. Он направляется к автомобилю, начинает обходить его сзади. — Нет! — кричит Тони. — Нет, дубина, ты хочешь зацепить веревку? Проверь песчанок, дай им воды и выметайся оттуда к чертовой матери! Керт, не поворачиваясь, поднимает руку с оттопыренным большим пальцем, показывая, что у него полный порядок. Картинка дергается: Тони регулирует резкость. Кертис смотрит в окно водительской дверцы и замирает, с его губ срывается: «Срань господня!» — Сержант, мне тянуть… — начинает Хадди, и тут Кертис оборачивается. Картинка вновь дергается, Тони управляется с камерой не так ловко, как Кертис, но на лице Керта легко читается изумление. — Не тяни меня! — кричит он. — Не надо! Со мной все в порядке! — С этими словами он открывает дверцу «роудмастера». — Не лезь в кабину! — кричит Тони, камера так и ходит в его руках. Керт пропускает его слова мимо ушей, осторожно протаскивает мимо большого рулевого колеса пластмассовую клетку с песчанками. Коленом закрывает дверцу «бьюика» и возвращается к двери с клеткой в руках. Клетка эта, с двумя «комнатушками» по краям, соединенными коридором, напоминает пластмассовую гантель. — Зафиксируйте это на пленке! — кричит Керт, он вибрирует от волнения. — Зафиксируйте! Тони фиксирует. И приближение Керта к двери, и его выход на солнце. А потом камера нацеливается на левую «комнатушку». Розалин уже не ест, но вроде бы всем довольна и радостно бегает по пластиковому полу. Она видит собравшихся вокруг мужчин и смотрит прямо к камеру, подрагивая усиками, сверкая глазками. Она очень милая, но патрульные из взвода Д не любуются ею. Им не до этого. Камера перемещается на пустой коридор, пустой спортивный зал в его дальнем конце. Обе дверцы клетки надежно заперты, в дырочку под резервуар с водой над поилкой может пролезть только червячок, но Джимми исчез, как Эннис Рафферти, как мужчина с акцентом Бориса Бадиноффа, из-за которого «бьюик роудмастер» въехал в их жизнь. ТЕПЕРЬ: СЭНДИ Я замолчал и четырьмя большими глотками осушил стакан ледяного чая, который налила мне Ширли. От чая в лоб словно воткнулась сосулька, и мне пришлось подождать, пока она растает. В какой-то момент к нам присоединился Эдди Джейкобю. Он уже переоделся в гражданское и сидел на краю скамьи; с одной стороны, сожалел об этом, с другой — не хотел уходить. У меня такой двойственности не было: я радовался, что он здесь. Он мог рассказать свою часть этой долгой истории. Хадди мог бы ему помочь, если б возникла такая необходимость. И Ширли тоже. К 1988-му она работала с нами уже два года, а Мэтт уже превратился в воспоминания, освежаемые редкой открыткой с изображением пальм в солнечной Саратоге, где у Мэтта и его жены была школа обучения вождению автомобилей. Которая, по словам Мэтта, приносила немалый доход. — Сэнди? — спросил Нед. — Вы в порядке? — Конечно. Думал о том, как неуклюже управлялся Тони с видеокамерой. У твоего отца получалось гораздо лучше, прямо-таки Стивен Спилберг, но… — Я могу посмотреть эти пленки? — спросил Нед. Я посмотрел на Хадди… Арки… Фила… Эдди. В глазах каждого увидел одно и то же: «Решать тебе». Естественно. Кто сидит в большом кресле, тот и принимает большие решения. И чаще всего мне это нравится. Не буду кривить душой. — Почему нет? Если только смотреть ты будешь здесь. Мне бы не хотелось, чтобы их выносили за пределы базы. Можно сказать, они — собственность взвода Д. Но здесь… — Никаких возражений. Можешь воспользоваться видеомагнитофоном в комнате отдыха на втором этаже. Только прими таблетку транквилизатора, перед тем как будешь смотреть пленки, снятые Тони. Я прав, Эдди? Какое-то время Эдди смотрел на противоположную сторону автостоянки. Не на гараж Б, в котором стоял «роудмастер», а на то место, где до 1982 года находился гараж А. — Я многого не знаю. И не помню. Самое значимое произошло до того, как я здесь появился, знаете ли. Даже Нед наверняка чувствовал, когда человек врал; а уж Эдди лгуном был отвратительным. — Я просто подошел сказать, что отработал три часа, которые задолжал в мае, сержант.., помните, когда помогал родственникам в постройке новой студии. — Ага, — кивнул я. Голова Эдди ходила вверх-вниз. — Вот-вот. Я их отработал и положил рапорт о конопле, которую мы нашли на поле Робби Реннертса, вам на стол. А теперь, если не возражаете, я поеду домой. Он говорил про «Тэп». Его дом вне дома. Сняв форму, Эдди Джи любил пропустить стаканчик-другой. Он уже начал подниматься, но я усадил его на место, сжав запястье. — Возражаем, Эдди. — Что? — Я бы хотел, чтобы ты еще немного посидел с нами. — Босс, мне действительно надо… — Посиди, — повторил я. — Я думаю, ты у этого парнишки в долгу. — Я не понимаю, при чем… — Его отец спас тебе жизнь, помнишь? Эдди распрямил плечи. — Я не уверен, можно ли сказать, что он… — Да перестань, — оборвал его Хадди. — Я же там был. Внезапно у Неда пропал интерес в видеокассетам. — Мой отец спас вам жизнь, Эдди? Как? Эдди медлил с ответом, потом сдался: — Затащил меня за трактор «Джон Дир». Братья О'Дей, они… — Леденящую кровь сагу о братьях О'Дей мы послушаем в другой раз, — теперь оборвал его я. — Видишь ли, Эдди, мы тут проводим эксгумацию, а ты знаешь, где похоронено одно из тел. И мои слова следует понимать буквально. — Там были Хадди и Ширли, они могут… — Да, были. И Джордж Морган, если не ошибаюсь… — Не ошибаешься, — кивнула Ширли. — ..но что из этого? — Я по-прежнему держал Эдди за запястье, и мне хотелось вновь сжать его. Сильно. Мне нравился Эдди, всегда нравился, и он часто мог проявить храбрость, но была в нем и трусоватая жилка. Не знаю, как первое могло соседствовать со вторым в одном человеке, но соседствовало. Я видел это не единожды. Эдди застыл как истукан, в девяносто шестом, когда Трейвис и Трейси О'Дей начали палить из своих автоматов из окон фермерского дома. Керту пришлось выскакивать из-за укрытия и за шиворот тащить его в безопасное место. И вот теперь он пытался доказывать свою непричастность к другой истории, в которой отец Неда играл ключевую роль. Не потому, что он сделал что-то не так, такого не было, — лишь бы не оживлять пугающие и болезненные воспоминания. — Сэнди, мне действительно пора. У меня столько дел, больше нельзя откладывать, и… — Мы рассказываем мальчику о его отце, — отчеканил я. — И мне представляется, что ты, Эдди, должен сидеть тихо, может, съесть сандвич и выпить стакан ледяного чая и ждать, пока тебе будет что сказать. Он заерзал на краешке скамьи, посмотрел на нас. Я знаю, что он увидел в глазах сына Керта: недоумение и любопытство. Мы напоминали совет старейшин, пригласивший юношу, чтобы спеть ему боевые песни прошлого. Но вот песни спеты и что потом? Если Нед — храбрый воин, его можно послать в погоню за мечтой: убить указанного зверя, увидеть все, что нужно, пока кровь из сердца зверя еще свежа на губах, вернуться мужчиной. Если история эта могла закончиться неким испытанием, в ходе которого Нед продемонстрировал бы новый уровень зрелости и понимания, все было гораздо проще. Но времена изменились. Такие испытания ушли в прошлое. Нынче куда важнее, что ты чувствуешь, а не что делаешь. И я думаю, это не правильно. Но что увидел Эдди в наших глазах? Негодование? Даже презрение? Может, сожаление, что Кертис Уилкокс, а не он, остановил грузовик с сорванным протектором, что не его размазал по борту грузовика Брэдли Роуч? Страдающего избытком веса Эдди Джейкобю, который пил слишком много и которому, если он не сможет остановиться, вероятно, предстояла поездка в Скрантон и две недели в клинике в рамках Программы помощи сотрудникам полиции? Парня, который всегда запаздывал со своими рапортами и не понимал соль шутки без подробных объяснений? Надеюсь, он ничего этого не увидел, потому что была в нем и другая сторона, хорошая, но точно поручиться за это не могу. Что-то, конечно, в наших взглядах читалось. Может, и все. — ..общую картину? Я повернулся к Неду, радуясь, что он отвлек меня от неприятных мыслей. — Повтори. — Я спросил, вы когда-нибудь говорили о том, что все-таки представляет собой этот «бьюик», откуда он взялся, зачем? Хоть раз пытались представить себе общую картину? — Ну.., мы же провели то совещание в «Кантри уэй», — ответил я, не очень-то понимая, куда он клонит. — Я же рассказывал, как… — Да, конечно, но там решались чисто административные вопросы, и ничего больше. — В колледже ты будешь учиться на «отлично». — Арки похлопал его по колену. — Если мальчишка может оперировать такими словами легко и непринужденно, в колледже проблем у него не будет. Нед улыбнулся. — Административные. Организационные. Бюрократические. Корпоративные. — Хватит умничать, сынок, — остановил его Хадди. — От твоих слов у меня начинает болеть голова. — Во всяком случае, я говорю не о том совещании, которое вы провели в «Кантри уэй». Вы должны были… Я хочу сказать, с течением времени вы должны были… Я знал, что он пытается сказать, но одновременно знал и кое-что еще: парню никогда не понять, как все обстояло на самом деле. До чего, по большей части, буднично. Текла обычная жизнь. Продолжающаяся после того, как человек полюбовался прекрасным закатом, выпил отменного шампанского или получил плохие вести из дома. Рядом с нашим рабочим местом стояло чудо из чудес, но оно не меняло количества бумаг, которые нам приходилось писать, мы точно так же чистили зубы, точно так же занимались любовью с нашими женами и девушками. Это чудо не поднимало нас на новый уровень существования, не позволяло глубже проникать в суть вещей. Наши задницы по-прежнему чесались, и, когда такое случалось, мы их почесывали, как и прежде.