Ну, возможно, и помогла бы. Разумеется, для этого кому-то пришлось бы предложить ей достойную компенсацию, но… «Правда — это единственное, что мне от тебя нужно», — холодно ответила Сюзанна. Кто-то коснулся Миа, когда она стояла в дверях магазинчика, и она повернулась, одновременно поднимая руки. Будь это ее враг или враг малого, она выцарапала бы ему глаза. — Исьвините, — улыбнулась еще одна черноволосая женщина. Как и мужчина, она протягивала ей один из продолговатых, вспыхивающих предметов. В центре находился круглый глаз, который смотрел на Миа. Она видела в нем отражение собственного лица, маленького, темного, недоумевающего. — Делать мое фото, посялуйста? Делать фото меня и моей подьюги? Миа понятия не имела, что она говорит, чего хочет, для чего нужны эти вспыхивающие штуковины. Она только знала: здесь слишком много людей, они везде, это какой-то сумасшедший дом. Через окно магазина она видела, что перед отелем тоже толпа. У тротуара стояли желтые автомобили, длинные черные автомобили с окнами, через которые ничего не видно (хотя люди, которые сидели внутри, несомненно, видели, что происходит снаружи), и огромное серебристое транспортное средство с работающим двигателем. Двое мужчин в зеленой униформе с серебряными свистками стояли на мостовой. Где-то неподалеку что-то загрохотало. Миа, которая никогда не слышала отбойного молотка, показалось, что заработал пулемет, но на улице никто не падал на тротуар, спасаясь от пуль, на лицах не отразилось ни малейшей тревоги. И как же, скажите на милость, она в одиночку могла добраться до «Дикси-Пиг»? Ричард П. Сейр выразил уверенность, что Сюзанна ей поможет, но Сюзанна упрямо хранила молчание, а Миа чувствовала, что вот-вот потеряет контроль над собой. И тут Сюзанна вновь подала голос. «Если я немного помогу тебе, отведу в спокойное место, где ты сможешь перевести дыхание и, по крайней мере, что-то сделать со своей рубашкой, ты дашь мне честные ответы?» «Насчет чего?» «Насчет ребенка, Миа. И насчет матери. То есть тебя». «Я на них уже ответила». «Я так не думаю. Я считаю, что ты такой же первородный демон… ну, как и я. Я хочу знать правду». «Почему?» «Я хочу знать правду», — повторила Сюзанна и замолчала, отказываясь реагировать на вопросы Миа. И когда еще один улыбающийся невысокий мужчина подошел к ней с очередной вспыхивающей штуковиной, у Миа сдали нервы. Да в одиночку она не могла пересечь вестибюль отеля. Что говорить о том, чтобы добраться до «Дикси-Пиг»? После стольких лет в (Федике) (Дискордии) (Замке-над-бездной) Ей просто хотелось зайтись криком, оказавшись посреди этого людского водоворота. И, в конце концов, почему не поделиться с этой темнокожей женщиной той малостью, которую она знала? Все равно она, Миа, ничья дочь, мать одного, командовала парадом. Кому могла помешать толика правды? «Хорошо, — сказала она. — Я сделаю все, о чем ты просишь, Сюзанна, или Одетта, ли кто там ты есть. Только помоги мне. Уведи меня отсюда». Сюзанна Дин выступила вперед. 8 Женский туалет примыкал в бару отеля, стоило лишь пройти мимо пианиста и повернуть за угол. Две желтокожих, черноволосых, узкоглазых женщины стояли у ряда раковин. Одна мыла руки, вторая поправляла волосы, обе щебетали на своем птичьем языке. Ни одна не обратила внимания на негритянку, которая проследовала мимо них к кабинкам. А несколько мгновений спустя они оставили ее в благословенной тишине, нарушаемой только тихой музыкой, которая доносилась из упрятанных за навесным потолком динамиков. Миа видела, как работает защелка, и закрыла кабинку. Уже собралась сесть на сидение унитаза, когда Сюзанна подала голос: «Выверни ее наизнанку». «Что?» «Рубашку, женщина. Выверни ее наизнанку, ради своего отца!» На мгновение Миа застыла, как вкопанная. Никак не могла прийти себя от потрясения, которое испытала в вестибюле. Таким рубашкам, связанным из грубой пряжи и напоминающим пуловер, в холодную погоду отдавали предпочтение как мужчины, так и женщины Кэллы. Одетта Холмс назвала бы ее водолазкой. Никаких пуговиц, поэтому, да, вывернуть ее и надеть снова не составляло труда, но… По голосу Сюзанны чувствовалось, что она теряет терпение: «Ты собираешься стоять столбом весь день? Выверни ее наизнанку! И на этот раз заправь в джинсы». «З… зачем?» «С заправленной рубашкой ты будешь выглядеть по-другому», — без запинки ответила Сюзанна, не назвав, правда, истинной причины. Ей хотелось взглянуть на себя ниже талии. Если ее ноги принадлежали Миа, тогда они, скорее всего, были белыми. Она просто представить себя не могла (от этой мысли даже мутило), что тело ее стало двухцветным. Миа еще чуть-чуть постояла, потирая подушечками пальцев грубую пряжу рубашки чуть повыше самого большого кровяного пятна, над левой грудью. Снять рубашку через голову. Вывернуть наизнанку! В вестибюле у нее возникали разные мысли (достать из кармана черепашку, вырезанную из слоновой кости, загипнотизировать людей в магазине, возможно, была единственной, которую она могла реализовать на практике), но надеть ту же рубашку, только изнанкой к верху… нет до этого она не додумалась. Еще одно доказательство того, что она едва не впала в панику. Но теперь… Нужна ли ей Сюзанна на то короткое время, которое предстоит провести в этом запруженном людьми, сбивающем с толку городе, таком непохожим на тихие комнаты замка или пустынные улицы Федика? Только для того, чтобы добраться до пересечения Шестьдесят первой улицы и Лексингуорт? «Лексингтон, — поправила женщина, соседка по телу. — Лексингтон-авеню. Ты никак не может этого запомнить, так?» Да. Да, она не могла запомнить. И, собственно, почему она не могла запомнить такую ерунду? Возможно, она не бывала в больше-чем-доме, не бывала ни в больше-чем-доме, ни в никаком доме, но ведь она далеко не дура. Тогда почему… «Что такое? — спросила Миа. — Чему ты улыбаешься?» «Ничему», — ответила другая женщина… но продолжала улыбаться. Просто лыбилась. Миа чувствовала, что лыбилась, и ей это определенно не нравилось. Наверху, в номере 1919, Сюзанна кричала на нее в ужасе и ярости, обвиняла в том, что она, Миа, предала мужчину, которого любила Сюзанна, за которым шла. И действительно, этого хватило, чтобы Миа стало стыдно. Чувство это не доставило ей никакого удовольствия, но она бы предпочла, чтобы женщина, делящая с ней тело, визжала, плакала, сходила с ума от горя. А улыбка ее нервировала. Эта коричневокожая женщина пыталась обвести ее вокруг пальца, возможно, уже обвела. Такого, понятное дело, быть не могло, она же находится под защитой Короля, но… «Скажи мне, чего ты улыбаешься?!» «А, не обращай внимания, — ответила Сюзанна, только интонациями она больше напоминала другую, которую звали Детта. Вот ее Миа терпеть не могла. И даже немного побаивалась. — Просто был такой типчик, звали его Зигмунд Фрейд, сладенькая… похотливый козел, но не дурак. Так он сказал, если человек всегда что-то забывает, причина, возможно, в том, что ему хочется это забыть». «Это глупо, — холодно ответила Миа. В этот момент открылась дверь и в туалет, в одной из кабинок которого они вели этот мысленный разговор, вошли две женщины, нет, как минимум, три, может, и четыре, щебечущие на птичьем языке и смеющиеся так громко, что Миа аж скрипнула зубами. — Почему у меня должно возникнуть желание забыть место, где они ждут, чтобы помочь мне родить моего ребенка?» «Ну, этот Фрейд… умненький, курящий сигары, похотливый козел из Вены… он говорил, что под нашим разумом есть еще один разум, он называл его бессознательным, или подсознанием, или как-то еще. Я не утверждаю, что так оно и есть, но вот он утверждал». («Продержись день», — сказал ей Эдди, это она знала точно, вот она и делала, что могла, надеясь, ее старания не приведут к тому, что кроме нее, погибнут еще и Джейк, и Каллагэн). «Старый козел Фрейд, — продолжила Детта, — он говорит, что во многих аспектах подсознание и бессознательное умнее того разума, что наверху. Докапывается до истины быстрее, чем верхний разум. И, возможно, твое подсознание понимает, о чем я тебе постоянно толкую, понимает, что твой друг Сейр на самом деле лживый сукин сын, который собирается отнять у тебя твоего ребенка, а потом… ну не знаю, порубить его на куски и скормить его вампирам. Ты же понимаешь, такое блюдо придется им по вку…» «Замолчи! Заткни свою лживую пасть!» У раковин одна из женщин засмеялась так пронзительно, что Миа почувствовала, как ее глаза завибрировали, грозя обратиться в жидкость и вытечь на щеки. Ей хотелось выскочить из кабинки, схватить этих женщин за головы и двинуть мордой в зеркало, раз, другой, третий, снова и снова, пока кровь не забрызгает стену до самого потолка, а мозги… «Нервы, нервы», — откликнулась женщина из тела, теперь вроде бы Сюзанна. «Она лжет! Эта тварь ЛЖЕТ!» «Нет, — ответила Сюзанна, и от убежденности, которая звучала в этом коротком ответе, сердце Миа пронзила стрела страха. Она говорит, что думает, это точно, и она не лжет. — Давай Миа, выворачивай рубашку наизнанку». С завершающим взрывом смеха птицеженщины покинули туалет. Миа сняла рубашку через голову, обнажив груди Сюзанны, цвета кофе, в который плеснули капельку молока. Ее соски, всегда не больше вишенки, теперь заметно увеличились. Соски, ждущие, когда же их охватит крохотный ротик. И действительно, на внутренней стороне рубашки кровяные пятна едва просматривались. Миа надела ее, потом расстегнула джинсы, чтобы засунуть подол внутрь. Сюзанна уставилась на свой живот, чуть повыше островка лобковых волос. Тут ее кожа цветом напоминала молоко, в которое добавили чуть-чуть кофе. А далее начинались белые ноги женщины, с которой она встречалась в галерее замка. Сюзанна знала, спусти Миа джинсы пониже, она бы увидела поцарапанные голени, которые ужа лицезрела, когда Миа, настоящая Миа, смотрела из Дискордии на красное зарево, поднимающееся над замком Короля. Увиденное ужасно испугало Сюзанну, и очень быстро (на это ушло не больше мгновения) она поняла причину испуга. Одно дело, если бы Миа заменила только части ног, которые потеряла Одетта Холмс после того, как Джек Морт столкнул ее под колеса поезда подземки. Но белыми были и ее бедра, да и нижняя часть туловища изменила цвет. Что за странная ликантропия[75]? «А началось все с кражи ребенка, — весело воскликнула Детта. — Скоро у тебя будет белый живот… белые груди… белая шея… белые щеки…» «Перестань», — осадила ее Сюзанна, но когда Детта Уокер прислушивалась к ее требованиям? Ее или кого-то еще? «А потом, напоследок, и твои мозги станут белыми, девочка! Они станут мозгами Миа! И разве это будет несправедливо? Отнюдь! Ты полностью превратишься в Миа! И на тебя наплюют, если ты вдруг захочешь сесть за руль!» Потом бедра скрылись под подолом рубашки, Миа застегнула джинсы, села на сидение унитаза. Перед глазами оказалась надпись на двери: «БАНГО СКАНК ЖДЕТ КОРОЛЯ». «Кто такой Банго Сканк»? — спросила Миа. «Понятия не имею». «Я думаю, — слова давались нелегко, но Миа выдавила их из себя. — Я думаю, что должна поблагодарить тебя». Сюзанна ответила без малейшей заминки: «Поблагодари меня правдой». «Сначала скажи, почему ты все-таки помогла мне, после того, как я…» На этот раз Миа не смогла закончить предложение. Ей нравилось полагать себя храброй, и храбрость свою она поставила на службу малому… но на этот раз она не смогла закончить предложение. «После того, как ты предала мужчину, которого я люблю, тем, кто, если уж докапываться до сути, служит Алому Королю? После того, как ты не нашла ничего плохого в том, что они убьют самого дорогого мне человека, при условии, что ты сохранишь своего любимчика? Ты хочешь услышать ответ именно на этот вопрос?» Миа конечно, не понравилась тирада Сюзанны. Совершенно не понравилась. Но свое недовольство она оставила при себе. Пришлось. «Да, женщина, если тебя это не затруднит». На этот раз ей ответила другая, голосом — грубым, лающим, насмешливым, торжествующим, сочащемся ненавистью — более неприятным, чем пронзительный смех птицеженщин. Куда как более неприятным. «Потому что мои мальчики остались живехоньки, вот почему! Выдали этим козлам по полной программе! Тех, кого они не пристрелили, разорвало в клочья!» Миа как-то сразу стало не по себе. Правду говорила эта противная женщина или нет, но она верила в свои слова. И если Роланд и Эдди Дин до сих пор живы, может, Алый Король не так силен, не так всемогущ, как ей об этом говорили? А в таком случае, не обманули ли ее, обещая… «Перестань, перестань, нельзя так думать!» «Есть и другая причина, по которой я помогла», — грубый голос ушел, уступив место второму. По крайней мере, на какое — то время. «Какая?» «Это и мой ребенок, — ответила Сюзанна. — Я не хочу, чтобы его убили». «Я тебе не верю». Но она поверила. Потому что женщина, соседствующая с ней в теле, говорила правду: Мордред Дискейн и Дискордия принадлежали им обоим. Плохой было наплевать на малого, но Сюзанна, вторая, чувствовала его притяжение. И, если она права насчет Сейра и тех, кто ждал в «Дикси-Пиг»… если они лгуны и мошенники… «Хватит. Хватит. Мне некуда идти, кроме как к ним».