— Ничего, — согласилась Ленор и прицелилась в стену. — Пау. Пау, пау, пау. Вот тебе, завистливая дрянь с круглыми каблуками. Надеюсь, твой муж закончит жизнь в мусорном баке. Большего он не заслуживает. Вы оба большего не заслуживаете. — Видите тут маленький рычажок, миссис Поттер? — сказал мистер Гонт. — Да, вижу. — Это предохранитель. Если эта сука попробует снова забраться к вам в сад, попытается еще нагадить, сначала надо его повернуть. Вам понятно? — О да! — сказала Ленор сомнамбулическим голосом. — Я все поняла. Пау! — Никто вас не осудит. В конце концов человеку надо защищать свою собственность. Человеку надо защищать всю карму. Эта гадина Бонсан скорее всего больше не появится, но если все-таки… Гонт многозначительно посмотрел на нее. — Если появится, то ей настанет конец. — Ленор подняла ствол пистолета к губам и нежно его поцеловала. — Положите его в сумочку, — велел мистер Гонт, — и идите домой. Вы же не знаете, может, она сейчас как раз на вашем дворе! А может быть, даже в доме! Ленор забеспокоилась. В ее голубой ауре закружились тонкие нити зловеще пурпурного цвета. Она встала и убрала пистолет в сумочку. Мистер Гонт отвел взгляд в сторону, и Ленор тут же растерянно заморгала. — Простите меня, мистер Гонт, но, видимо, о Хауди-Дуди мы поговорим в другой раз. Сейчас мне лучше пойти домой. Я же не знаю, может, эта Бонсан сейчас у меня во дворе. А может быть, даже в доме! — Какой ужас! — сказал мистер Гонт. — Да, но собственность означает ответственность. Ее надо защищать. Сколько я вам должна за… за… — Она не могла вспомнить, что конкретно он ей продал, хотя очень скоро она это поймет. Она судорожно схватилась за сумочку. — Никаких денег. Этот товар сегодня на распродаже. Считайте, что это… — улыбка мистера Гонта стала еще лучезарнее, — …бесплатный подарок от фирмы. — Спасибо, — сказала Ленор. — Мне стало настолько лучше… — Как всегда, — произнес мистер Гонт с небольшим поклоном. — Всегда к вашим услугам. 8 Норрис Риджвик был не на рыбалке. Норрис Риджвик был у дома Хью Приста — заглядывал с улицы в окно его спальни. Хью храпел в потолок, раскинувшись на постели морской звездой. Из одежды на нем были только семейные трусы с темными следами засохшей мочи. В своих волосатых граблях он сжимал кусок какого-то всклокоченного меха. Норрис не мог разглядеть точно — лапы у Хью были слишком большими, а окно слишком грязным, — но скорее всего это был старый, объеденный молью лисий хвост. Хотя какая разница, что там у него было. Главное, что Хью спит. Норрис вернулся к своей машине, стоявшей за «бьюиком» Хью. Он открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья и залез в кабину. Корзина для рыбы стояла на полу. Базуновская удочка лежала на заднем сиденье — Норрис решил, что будет лучше и безопаснее возить ее с собой. Он так ее и не опробовал. Просто побоялся. Взял ее с собой на озеро, размотал, все приготовил… и застыл в нерешительности перед первым же замахом — то есть замахнуться-то он замахнулся, а вот забросить удочку так и не смог. Что, если, подумал он, наживку возьмет настоящая, большая рыбина? Смоки, к примеру? Смоки — старая форель — был дежурной легендой местных рыбаков. Говорили, что он имеет два фута в длину, хитер, как хорек, силен, как горностай, и крепок, как гвозди. Старожилы рассказывали, что челюсти Смоки ощетинены крючками незадачливых рыболовов, подцепивших его… но не сумевших удержать. Что, если Смоки закусит лесу? Конечно, думать, что озерная форель, даже такая крупная, как Смоки (если Смоки вообще существует), может сломать базуновскую удочку, было чистой воды безумием, но Норрису это казалось возможным… особенно если учесть, что в последнее время его буквально преследуют неудачи. Он явственно слышал резкий хруст, переживал леденящий ужас от вида удочки, разломанной на две половинки — одна на дне лодки, другая плавает невдалеке. А если удочка сломана — капец котенку, ничего с ней уже не сделаешь, только в мусорку выбросить. В итоге рыбу он ловил своей старой «Зебко». Рыба не клевала… зато он, кажется, задремал, и ему приснился мистер Гонт, одетый в высокие болотные сапоги и широкополую шляпу, с наживками из перьев, заткнутыми за ленту. Он сидел в лодке в тридцати футах от берега, а Норрис стоял на западном берегу, рядом со старой времянкой отца, которую на самом деле сожгли лет десять назад. Он стоял и слушал, а мистер Гонт говорил. Он напомнил Норрису о его обещании, и Норрис проснулся, уверенный: вчера он поступил правильно, использовав вместо «Базуна» старую «Зебко». Базуновская удочка была слишком хороша, слишком. Идти на такой риск было бы настоящим преступлением. А пока что Норрис открыл корзину, достал оттуда длинный нож для потрошения рыбы и вернулся к «бьюику». Так ему и надо, этому вонючему забулдыге, твердил он себе, но некто у него внутри с этим не соглашался. Внутренний голос убеждал Норриса, что он совершает ужасную и непоправимую ошибку. Он же полицейский; если бы он застал кого-то за подобным занятием, он бы его арестовал. Если называть вещи своими именами, это же чистой воды вандализм, а вандализм — это плохо. Это противозаконно. Тебе решать, Норрис, неожиданно у него в голове раздался голос мистера Гонта. Это твоя удочка. И твоя Богом данная свободная воля. Выбор за тобой. Он всегда есть. Но… Мистер Гонт не закончил. Да и не нужно было заканчивать. Норрис и так понимал, что если он сейчас пойдет на попятный, то, вернувшись в свою машину, он найдет удочку переломленной надвое. Потому что у каждого выбора есть последствия. Потому что в Америке можно получить все, что угодно, если ты можешь за это заплатить. А если не можешь или откажешься заплатить, то ничего и не получишь. К тому же Хью сделал бы со мной то же самое — без всяких душевных терзаний. И не за такую чудесную удочку, как мой «Базун». Хью Прист перерезал бы глотку родной матери за бутылку кукурузного виски и пачку сигарет. Этими мыслями он заглушил чувство вины. А когда что-то внутри попыталось запротестовать и попросило его опомниться или хотя бы сначала подумать, он отмахнулся. Потом он присел на корточки и принялся дырявить шины «бьюика». Мало-помалу его энтузиазм возрастал, как и у Майры Эванс. В качестве бесплатного приложения он разбил у несчастной машины все габариты и фары. А под конец, как завершающий штрих, налепил на лобовое стекло записку: [30] Покончив с машиной, он пробрался обратно к окну спальни. Сердце так и норовило вырваться из его узкой груди. Хью Прист по-прежнему крепко спал, сжимая в руках все тот же облезлый клочок меха. Зачем ему эта старая грязная штука? Он ее держит, как будто это его любимая игрушка. Норрис вернулся в машину, поставил скорость на нейтралку и дал машине возможность бесшумно скатиться к дороге. Он завел двигатель, только когда выехал на улицу, и тут же дал по газам. У него жутко болела голова. Желудок слегка сводило. Норрис продолжал убеждать себя, что это не важно. Все хорошо, все просто отлично, черт подери, у него все замечательно! Это не особенно помогало, пока он не перегнулся через кресло и не взял в левую руку гибкую, тонкую удочку. И тогда на него вновь снизошло спокойствие. Норрис не выпускал удочку из рук до самого дома. 9 Звякнул серебряный колокольчик. Слопи Додд вошел в «Нужные вещи». — Привет, Слопи! — сказал мистер Гонт. — 3-з-здрав-в-вствуйте, м-м-мистер Г-г-го… — У меня в магазине заикаться не надо, Слопи, — укоризненно произнес мистер Гонт. Он поднял руку, раздвинув средний и указательный пальцы в виде вилки. Потом провел ими в воздухе перед лицом Слопи, и мальчик почувствовал, как что-то — какой-то узловатый, запутанный клубок у него в мозгу — волшебным образом рассосалось. У него отвисла челюсть. — Что вы сделали? — выдохнул он. Слова слетали с его губ легко, словно бусинки с порванных бус. — Фокус, которому с большим удовольствием выучилась бы мисс Рэтклифф, — улыбнулся мистер Гонт. Он не забыл поставить отметку на своем листке рядом с именем Слопи. Посмотрев на большие напольные часы, довольно тикавшие в углу (они показывали четверть первого), он спросил: — Ты рано ушел из школы. Тебя никто не хватится? — Нет. — Слопи по-прежнему стоял с отвисшей челюстью. Казалось, что он пытается посмотреть на свои губы, чтобы увидеть слова, слетающие с них удивительно плавно и уверенно. — Я сказал миссис Девисс, что у меня болит живот. Она послала меня к медсестре. Сестре я сказал, что мне уже лучше, но живот все равно болит. Она спросила, дойду ли я сам до дому. Я сказал «да», и она меня отпустила. — Слопи сделал паузу. — Я пришел потому, что заснул в коридоре. Мне снилось, что вы меня звали. — Так и было. — Мистер Гонт подпер пальцами подбородок и улыбнулся мальчику. — Скажи, твоей маме понравился оловянный чайник, который ты ей подарил? Краска залила щеки Слопи, придав им цвет старого кирпича. Он начал что-то говорить, потом сдался и уставился в пол. — Ты оставил его себе, да? — произнес мистер Гонт своим самым мягким и добрым голосом. Слопи кивнул, все еще глядя на носки своих ботинок. Ему было стыдно и обидно. Но хуже всего было чувство горечи и несправедливости: мистер Гонт убрал этот противный, бесивший его узел у него из головы… и что это дало? Он был слишком смущен, чтобы говорить. — Но скажи мне, ради всего святого, зачем двенадцатилетнему мальчику вдруг понадобился оловянный чайник? Чубчик Слопи, весело пружинивший еще пару минут назад, сейчас только уныло мотнулся вместе с головой. Он не знал, зачем двенадцатилетнему мальчику вдруг понадобился оловянный чайник. Он знал только одно: что хотел оставить чайник себе. Он ему нравился. Очень сильно… сильно… нравился. — …приятный, — пробормотал он в итоге. — Прошу прощения, что? — переспросил мистер Гонт, удивленно приподняв бровь. — Я сказал, что мне нравится, какой он приятный. — Слопи, Слопи, — сказал мистер Гонт, обходя прилавок, — мне не нужно этого объяснять. Я прекрасно знаю то особое состояние, которое называется «радостью обладания». Я его сделал краеугольным камнем своей карьеры. Слопи Додд в ужасе отшатнулся от мистера Гонта. — Не трогайте меня! Пожалуйста! — Слопи, я совсем не хочу к тебе прикасаться. И я вовсе не собираюсь рассказывать твоей маме о чайнике. Он твой. Можешь делать с ним все, что захочешь. Я даже одобряю твое решение. — Вы… правда? — Серьезно! Я не шучу! Люди, которые любят себя, — это счастливые люди. Я верю в это всем сердцем. Но, Слопи… Слопи чуточку поднял голову и посмотрел на мистера Гонта через завесу своих рыжих волос. — Пришло время за него расплатиться.