— Вы не забрали записи о вакцинации, — закончил за него мистер Гонт. — Вот и чудненько. На самом деле ее там не будет, но вы же не можете знать заранее? Просто постучитесь в медпункт и уйдете. Но по пути… не важно, туда или обратно… я попрошу вас подложить этот конверт в машину, которую мисс Рэтклифф одолжила у своего молодого человека. Положите его под сиденье водителя… но так, чтобы один уголок торчал наружу. Эверетт прекрасно знал, кто этот «молодой человек мисс Рэтклифф»: учитель физкультуры у старших классов. Имея право выбора, он предпочел бы подшутить над самим Лестером Праттом, а не над его невестой. Пратт был накачанным молодым баптистом, из тех, что ходят в синих спортивных костюмах с белыми лампасами на штанах. Люди его типа выделяют через поры не только пот, но и Иисуса, причем в равных (и немалых) количествах. Эверетту он не нравился. Иногда он гадал, переспал уже Лестер с Салли или нет — вот уж рыбка что надо. Он был уверен, что ответ скорее всего отрицательный. А еще он думал, что, когда Лестер слишком уж распаляется во время всяких там обжиманцев на крыльце дома, Салли скорее всего заставляет его делать приседания или бегать вокруг дома, чтобы он слегка поостыл. — Салли опять ездит на праттмобиле? — Да, — сказал мистер Гонт. — Вы уже закончили упражняться в остроумии, доктор Франкель? — Ну, вроде, — смутился тот. На самом деле он испытал чувство глубочайшего облегчения. С самого начала его несколько тревожила эта «шутка», на которую он согласился. Теперь он понял, что напрасно беспокоился. Мистер Гонт не заставил его подложить хлопушку ей в обувь или налить слабительного в шоколадное молоко… А от конверта много ли вреда? Мистер Гонт вновь улыбнулся своей сияющей улыбкой. — Вот и хорошо, — сказал он. Он шагнул к Эверетту, который не на шутку перепугался — подумал, что мистер Гонт собирается пожать ему руку или даже обнять его. Эверетт поспешно попятился. Мистер Гонт, в свою очередь, обошел его, подошел к входной двери и широко ее распахнул. — Наслаждайтесь своей трубкой, — сказал он. — Я вам не говорил, что когда-то она принадлежала сэру Артуру Конан Дойлю, создателю великого Шерлока Холмса? — Нет! — вырвалось у Эверетта Франкеля. — Конечно же, не говорил, — сказал мистер Гонт, улыбаясь. — Ведь это было бы неправдой… А я никогда не лгу, когда речь идет о бизнесе, доктор Франкель. И не забудьте вашего маленького обязательства. — Не забуду. — Тогда доброго вам дня. — Вам того ж… Но говорить было уже не с кем. Дверь с опущенной шторой закрылась за его спиной. Пару секунд Эверетт просто стоял, тупо таращась на дверь, потом медленно побрел в сторону своего «плимута». Если бы кому-нибудь вздумалось заставить его написать отчет о только что завершившемся разговоре — что он говорил мистеру Гонту и что мистер Гонт говорил ему, — то результат вышел бы плачевный, потому что Эверетт почти ничего не запомнил. Он чувствовал себя как человек, которому вкатили разумную дозу легкого наркотического обезболивающего. Первое, что он сделал, уже сидя снова за рулем, — открыл бардачок, положил туда конверт с надписью «Моей единственной любви» и достал трубку. Единственное, что он запомнил, — как мистер Гонт поддразнил его, сказав, что это была трубка великого Конан Дойля. Он ведь почти поверил. Глупость какая! Стоит лишь взять эту вещицу в зубы и сжать мундштук, чтобы это понять. Настоящим владельцем этой трубки был Герман Геринг. Эверетт Франкель завел машину и медленно выехал из города. Пока он ехал к бургмайеровской ферме, ему пришлось всего дважды сворачивать на обочину. Чтобы убедиться, насколько ему идет эта трубка. 4 Альберт Гендрон держал стоматологическую клинику в Касл-билдинг, уродливом кирпичном образовании, расположенном напротив здания муниципалитета и приземистой бетонной кубышки, где размещалось окружное Управление по водоснабжению. Касл-билдинг отбрасывало свою тень на реку Касл и на Оловянный мост аж с 1924 года; в нем нашли пристанище три из пяти адвокатов округа, окулист, лор, пара независимых агентов по недвижимости, консультант по кредитованию, контора «Горячий звонок» и багетная мастерская. Полдюжины остальных офисов в данный момент пустовали. Альберт, который был стойким приверженцем и прихожанином Богоматери Тихих Вод еще со времен старого отца О’Нила, уже начал сдавать; его волосы, когда-то черные, теперь превратились в пепельные, его широкие плечи согнулись, но он по-прежнему оставался мужчиной невероятных размеров: шести футов семи дюймов роста, двухсот восьмидесяти фунтов веса. Он был самым крупным человеком в городе, если не во всем округе. Он медленно поднимался по узкой лестнице на четвертый, самый верхний этаж, останавливаясь между пролетами для того, чтобы перевести дух и прислушаться к сердечным шумам, которые, как говорит доктор Ван Аллен, у него таки есть. На середине последнего пролета он увидел лист бумаги, прилепленный к матовому стеклу двери его офиса, на котором было написано: АЛЬБЕРТУ ГЕНДРОНУ, ДОКТОРУ СТОМАТОЛОГИИ. Он сумел разглядеть обращение, несмотря на то что до двери оставалось еще пять ступенек, и его сердце забилось сильнее, наплевав на шумы и на все остальное. И вовсе не напряжение заставило поршни в его двигателе двигаться быстрее — это была ярость. СЛУШАЙ ТЫ, ЖИВОГЛОТ ВОНЮЧИЙ! — было написано в самом верху листка ярко-красным маркером. Альберт сорвал листок с двери и быстро его прочел. Читая, он дышал носом — шумно и мощно, как паровоз. Сейчас он был похож на разъяренного быка. СЛУШАЙ ТЫ, ЖИВОГЛОТ ВОНЮЧИЙ! Мы пытались вас урезонить — «Имеющий уши да услышит», — но это не помогло. ВЫ ИДЕТЕ ПО ПУТИ ПРОКЛЯТИЯ И ПО ДЕЛАМ ВАШИМ СУДИМЫ БУДЕТЕ. Мы терпели ваше папское идолопоклонство и даже ваше распутное служение Вавилонской Блуднице. Но вы зашли слишком далеко. В КАСЛ-РОКЕ НЕ БУДЕТ НИКАКИХ ДИАВОЛЬСКИХ ИГРИЩ В КОСТИ! Настоящие христиане этой осенью чувствуют в Касл-Роке запах СЕРЫ и ПЛАМЕНИ АДСКОГО. Вы этого не чуете, потому что носы ваши забиты вашими же грехами и разложением духовным. УСЛЫШЬТЕ НАШЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ И ВНЕМЛИТЕ ЕМУ: ОСТАВЬТЕ ВАШ ПЛАН ПРЕВРАТИТЬ СЕЙ ГРАД В ПРИТОН ВОРОВ И ИГРОКОВ, ИЛИ ВЫ ПОЧУЕТЕ ПЛАМЯ АДСКОЕ! ВЫ ПОЧУЕТЕ СЕРУ! «Да обратятся нечестивые в ад, все народы, забывающие Бога». Пс. 9:18 УСЛЫШЬТЕ И ВНЕМЛИТЕ, ИНАЧЕ ПЛАЧ ВАШ И КРИК СИЛЬНЫ БУДУТ ВЕЛЬМИ. БАПТИСТЫ КАСЛ-РОКА, КОТОРЫМ НЕ ВСЕ РАВНО. — Дерьмо на палочке, — произнес Альберт, смяв записку в ладони величиной с лопату. — Эти притыренные баптистские продавцы обуви в итоге и вправду сбрендили. Открыв свой офис, он первым делом позвонил отцу Джону и сказал ему, что обстановка в связи с «Ночью в казино» накаляется. — Не волнуйся, Альберт, — спокойно сказал отец Брайхем. — Если этот идиот полезет в драку, он узнает, что мы, хе-хе, живоглоты, умеем дать сдачи… я прав? — Ты прав, отче, — сказал Альберт. Он все еще держал в руке смятую бумаженцию. Теперь он посмотрел на нее с неприятной улыбкой, выглядывавшей из-под его моржовых усов. — Ты прав. 5 В четверть одиннадцатого на цифровом табло, вывешенном перед банком, высветились цифры, говорящие, что температура в Касл-Роке поднялась до семидесяти семи градусов.[21] На дальнем конце Оловянного моста не по сезону жаркое солнце породило яркий блик, дневную звезду в том месте, где шоссе № 117 выходило из-за горизонта. Алан Пангборн сидел в своем офисе, готовил отчеты по делу Кобб — Ержик и не видел этого отражения от стекла и металла. Да если бы и увидел, его бы вряд ли это заинтересовало — в конце концов это была всего лишь машина. Так или иначе, немилосердно яркий отблеск хрома и стекла, приближавшийся к мосту на скорости миль семьдесят в час, ознаменовал собой начало значительной вехи в судьбе Алана Пангборна… и всего города тоже. В витрине «Нужных вещей» табличка с надписью: КОЛУМБОВ ДЕНЬ ЗАКРЫТО сменилась табличкой ТРЕБУЕТСЯ ПОМОЩНИК 6 Приблизившись к зоне, где максимальная скорость была двадцать пять миль, машина делала все пятьдесят. Она переехала мост. Автомобиль был такой, что ребята из старших классов все поголовно умерли бы от зависти: ярко-зеленый «додж челленджер» с настолько сильнофорсированной задней подвеской, что машина чуть ли не пахала носом землю. Через тонированные стекла можно было разглядеть раму безопасности, проходящую по крыше между передними и задними сиденьями. Задняя часть машины была похоронена под наклейками: HEARST, FUELLY, FRAM, QUKER STATE, GOODYEAR WIDE OVALS, RAM CHARGER.[22] Хромированные дюзы выхлопов не переставали бубнить, питаемые девяносто шестым бензином, который продавался только на шоссе Оксфорд-Плейнс, у самого Портленда. На перекрестке Главной и Лорель машина тормознула и с визгом свернула на пустое парковочное место перед парикмахерской. Клиентов в этот момент там не было; Билл Фуллертон и Генри Гендрон, второй парикмахер, сидели в креслах для посетителей под старыми рекламными плакатами «Бриогеля» и «Волшебного орехового масла». Они поделили между собой утреннюю газету. Когда водитель подъехавшей машины надавил на педаль газа, заставив выхлопную трубу закашляться дымом, оба брадобрея подняли головы. — Машина смерти как она есть, на мой скромный взгляд, — сказал Генри. Билл согласно кивнул и ущипнул себя за нижнюю губу. — Ага. Они выжидающе наблюдали, как водитель выключил зажигание и открыл дверцу. Из темных внутренностей «челленджера» появилась нога, обутая в высокий потертый армейский ботинок. За ботинком начиналась черная и тоже весьма потрепанная джинса. Спустя мгновение водитель вылез наружу, снял темные очки, повесил их на ворот рубашки и лениво огляделся по сторонам. — Ого, — сказал Генри. — Похоже, нам выпала плохая карта. Билл Фуллертон оторвался от спортивного раздела газеты, и у него слегка отвисла челюсть. — Туз Мерилл, — сказал он. — Чтоб мне провалиться. — Какого черта он тут делает? — раздраженно спросил Генри. — Я думал, что он в Микеник-Фоллс, живет там по-ихнему. — Хрен его знает, — сказал Билл и снова оттянул нижнюю губу. — Ты глянь на него! Серый, как крыса, и, наверное, в два раза злее. Сколько ему лет, Генри? Генри пожал плечами: — Больше сорока и меньше пятидесяти, точно не знаю. Да кому какая разница? Добра от него не жди. Как бы услышав его, Туз повернулся лицом к витрине и медленно и насмешливо помахал им рукой. Двое парикмахеров недовольно зафыркали и что-то забубнили, как две старые девы, до которых дошло, что тонкий оценивающий свист, исходящий из бильярдной, предназначался именно им, а не кому-то другому. Туз засунул руки в карманы джинсов и вразвалку пошел по улице — человек, обладающий всем временем мира и всей крутизной обозримой вселенной. — Как думаешь, может, стоит позвонить шерифу Пангборну? — спросил Генри. Билл Фуллертон еще раз оттянул нижнюю губу. — А оно тебе надо? Он и сам скоро узнает, что Туз вернулся в город. Они молча смотрели вслед Тузу, пока тот не скрылся из виду.