Зазвонил телефон. Китон нажал на спуск кольта. Раздался сухой щелчок. Если бы пистолет был заряжен, пуля пробила бы пол. Он сорвал трубку с аппарата. — Вы что, не можете ни на минуту оставить меня в покое? — заорал он раздраженно. В ответ раздался тихий голос, который сразу унял эту ярость. Это был голос мистера Гонта, пролившийся на измученную душу Китона исцеляющим бальзамом. — Как вам моя игрушка, мистер Китон? — Изумительно! Все сработало! — произнес Китон голосом триумфатора. На секунду он даже забыл, что задумал убийство и самоубийство. — Я собрал урожай с каждого забега. — Замечательно, — сказал мистер Гонт. Лицо Китона вновь омрачилось. Он заговорил почти шепотом: — Вчера… когда я вернулся домой… — Он вдруг понял, что не может продолжать. А еще через секунду понял, к своему несказанному удивлению и еще большему удовольствию, что этого и не нужно. — Вы обнаружили, что они побывали у вас дома? — спросил мистер Гонт. — Да! Да! Как вы дога… — В этом городе они повсюду, — сказал мистер Гонт. — Я уже говорил вам об этом в прошлый раз. — Да! И… — Китон внезапно осекся, скривившись в предчувствии опасности. — Они могли подключиться к этой линии, вы понимаете, мистер Гонт?! Они нас могут прослушивать прямо сейчас! Мистер Гонт был спокоен. — Да, могут. Но не подслушивают. Пожалуйста, не считайте меня настолько наивным, мистер Китон. Я встречался с ними и раньше. Не раз. — Я вам верю. — Китон понял, что дикая радость, которую приносила ему «Выигрышная ставка», просто ничто по сравнению с этим: после стольких лет темноты и борьбы в одиночку вдруг обнаружить единомышленника. — У меня к линии подключено одно небольшое устройство. — Мистер Гонт перешел на свой обычный спокойный и вкрадчивый тон. — Если линия прослушивается, загорается индикатор. Я как раз смотрю на него, и он темный. Темный, как многие сердца в этом городе. — Вы уже знаете? — Голос у Дэнфорда Китона дрожал и срывался. Он чуть не расплакался. — Да. Я позвонил как раз для того, чтобы вы не пороли горячку, мистер Китон. — Какой мягкий, баюкающий голос. Под звуки этого голоса Китон поплыл, как детский шарик, наполненный гелием. — Это слишком облегчило бы им задачу, мистер Китон. Вы хоть раз представляли себе, что будет, если вы умрете? — Нет, — промямлил Китон. Он смотрел в окно. Его глаза были остекленелыми и пустыми. — Да они праздник устроят, — тихо, но убедительно произнес мистер Гонт. — Насосутся ликера в офисе шерифа Пангборна! А потом все поедут на кладбище и будут дружно мочиться на вашу могилу! — Шериф Пангборн? — неуверенно переспросил Китон. — А вы что, всерьез думаете, что этот квелый Риджвик стал бы вести себя так без соответствующих приказов от начальства? — Нет, конечно, нет. — Теперь все прояснялось. Они. Это всегда были они. Громыхающее темное облако, что окружает тебя со всех сторон. Ты пытаешься схватить это облако, разжимаешь кулаки, а там — ничего. Теперь до него начало доходить, что у них были лица и имена. И что они уязвимы. И это принесло ему ни с чем не сравнимую радость. — Пангборн, Фуллертон, Сэмюэлс, дура Уильямс, да ваша собственная жена… но я подозреваю, мистер Китон, и подозреваю с достаточными основаниями, что верховодит у них Алан Пангборн. Если это действительно так, он будет даже рад, если вы убьете одного или двоих из его подчиненных и тем самым дадите ему возможность убрать вас с дороги. Вообще-то есть у меня подозрение, что он как раз к этому и стремится в последнее время. Но вы не дадите себя одурачить, правда, мистер Китон? — Неееет! — яростно прошипел Китон. — Что я должен делать? — Сегодня — ничего. Займитесь обычными делами. Если хотите, поезжайте на скачки, получите удовольствие от своей покупки. Если они увидят, что вы ведете себя как обычно, это выбьет их из равновесия. Мы посеем смятение и неуверенность в стане врага. — Смятение и неуверенность, — медленно, смакуя каждый слог, повторил Китон. — Да. Я кое-что запланировал и, когда придет время, обязательно дам вам знать. — Обещаете? — Разумеется, мистер Китон. Вы для меня очень важны. На самом деле я даже могу сказать, что без вас мне не обойтись. Мистер Гонт повесил трубку. Китон убрал пистолет и набор для чистки оружия. Потом он поднялся наверх, запихал свою пропитанную потом одежду в корзину для грязного белья, принял душ и оделся. Когда он спустился вниз, Миртл сперва отпрянула от него, но Китон мило заговорил с ней и поцеловал в щечку. Миртл расслабилась. Какой бы у мужа ни был кризис, кажется, он прошел. 3 Эверетт Франкель, большой рыжий мужик, выглядел настоящим стопроцентным ирландцем… что, впрочем, и неудивительно, потому что он и был настоящим ирландцем по линии матери. Он работал медбратом у Рэя Ван Аллена уже четыре года — с тех пор как списался с флота. В это утро он пришел на работу в четверть восьмого, и Нэнси Ремидж, старшая сестра, попросила его съездить на ферму Бургмайеров. У Эллен Бургмайер ночью было что-то вроде эпилептического припадка, сказала она. Если диагноз Эверетта подтвердит, что это действительно был припадок, ее нужно будет привезти в город, чтобы доктор, который скоро появится, осмотрел ее и решил, надо ли ей ложиться в больницу на обследование. Обычно Эверетт не обрадовался бы такому поручению — сразу с места в карьер тащиться на домашний вызов, особенно так далеко от города, — но таким жарким утром поездка за город была в самый раз. К тому же у него с собой была трубка. Забравшись в свой «плимут», он сразу полез в бардачок и достал ее. Это была пенковая трубка с широкой и глубокой чашей. Мастер, ее вырезавший, знал свое дело: птицы, цветы и лоза обвивали чашу в орнаменте, который, казалось, менялся в зависимости от угла зрения. Эверетт оставлял трубку в бардачке вовсе не потому, что курение в помещении поликлиники было строжайшим образом запрещено; ему просто не хотелось, чтобы другие люди (и особенно любопытная кошка вроде Нэнси Ремидж) рассматривали его трубку. Сначала они захотят узнать, где он ее раздобыл. Потом — сколько заплатил. И наверняка найдутся такие, которые захотят ее заполучить. Эверетт зажал мундштук губами, в который раз удивляясь, как идеально он сидит у него во рту — на своем месте. Он сдвинул зеркальце заднего вида, чтобы в него посмотреться, и полностью одобрил увиденное. Ему казалось, что трубка делает его старше, мудрее и интереснее. И сейчас, когда трубка торчала, чуть свешиваясь вправо, он действительно чувствовал себя старше, мудрее и интереснее. Он поехал по Главной улице, намереваясь пересечь Оловянный мост, отделяющий город от пригорода, и притормозил напротив «Нужных вещей». Зеленый навес притягивал его, как наживка. Ему вдруг показалось, что это очень важно — просто необходимо — остановиться. Он свернул на обочину, вылез из машины, но вспомнил, что в зубах у него по-прежнему зажата трубка. Он вынул ее (с легким сожалением) и снова запер в бардачке. В этот раз он почти дошел до навеса, а потом вернулся к машине и запер все четыре дверцы. С такой чудной трубкой лучше не рисковать. Ее кто угодно может спереть. Кто угодно. Эверетт подошел к магазину и остановился, разочарованный. На окне висела табличка: КОЛУМБОВ ДЕНЬ ЗАКРЫТО Эверетт уже собрался идти к машине, но тут дверь отворилась. На пороге стоял мистер Гонт, который смотрелся весьма шикарно в своем желто-коричневом пиджаке с заплатками на локтях и угольно-серых брюках. — Заходите, мистер Франкель, — сказал он. — Рад вас видеть. — Я вообще-то ехал из города — по делам… и я подумал, может, остановиться и сказать вам еще раз, как мне нравится эта трубка. Я всегда хотел иметь такую. Сияющий мистер Гонт ответил: — Я знаю. — Но я вижу, вы закрыты, так что не буду вас беспокоить… — Для моих любимых покупателей магазин никогда не закрывается, мистер Франкель, а вас я тоже включил в этот список. Проходите. — Мистер Гонт протянул руку. Эверетт отпрянул. Лиланд Гонт рассмеялся и отошел в сторону, пропуская юного медбрата внутрь. — Я правда не могу остаться… — начал было Эверетт, но почувствовал, что ноги сами несут его в полумрак магазина, как будто они лучше знают, что делать. — Конечно, — сказал мистер Гонт. — Целитель должен являться вовремя, разрывая оковы болезни, стягивающие тело, и… — его улыбка стала еще лучезарнее, — …изгоняя бесов, отягчающих дух. Я прав? — Наверное, — сказал Эверетт. Когда мистер Гонт закрыл дверь, он почувствовал легкий укол беспокойства. Оставалось надеяться, что с трубкой все будет в порядке. А то иногда ведь машины взламывают. Прямо средь бела дня. — С трубкой ничего не случится, — утешил его мистер Гонт. Он извлек из внутреннего кармана простой конверт, на котором было написано: Моей единственной любви. — Вы помните, что вы мне обещали? Устроить небольшой розыгрыш, доктор Франкель? — Я не док… Мистер Гонт так грозно нахмурил брови, что Эверетт невольно отпрянул, прикусив язык. — Вы помните или нет? — резко спросил мистер Гонт. — Вам лучше поторопиться с ответом, потому что я уже не настолько уверен касательно трубки, как секунду назад. — Помню! — встревоженно сказал Эверетт. — Салли Рэтклифф! Логопед! Грозовая туча посреди лба мистера Гонта более или менее рассеялась. Эверетт Франкель тоже слегка расслабился. — Правильно. И сейчас наступил этот самый момент, доктор. Держите. Он протянул конверт. Эверетт взял его, тщательно избегая прикасаться к руке мистера Гонта. — Сегодня в школе выходной, но юная мисс Рэтклифф сидит в учительской, заполняет журналы, — сказал мистер Гонт. — Я понимаю, что это немного не по пути к ферме Бургмайеров… — Откуда вам все известно? — поразился Эверетт. Мистер Гонт нетерпеливо отмахнулся. — …но на обратном пути вам ничто не мешает туда заехать. — А как… — А поскольку ко всем посторонним в школе, даже когда там нет учеников, относятся подозрительно, вы объясните свое появление необходимостью навестить местную медсестру. Так? — Если она там, то, наверное, так, — сказал Эверетт. — На самом деле мне действительно надо туда заглянуть, потому что…