— Не часто, наверное. — Я такого вообще не припомню. — Сэнди тяжко вздохнула. — Скажу тебе по секрету… теперь, когда все закончилось, я почти жалею о том, что не согласилась, когда Шейла хотела остаться. Сегодня тут был сумасшедший дом. Из телекомпаний штата звонили чуть ли не по десять раз, и до одиннадцати часов контора была похожа на супермаркет в новогоднюю распродажу. — Ладно, иди домой. Я тебе разрешаю. Ты включила Паршивца? Паршивцем они называли машину, которая переводила звонки к Алану домой, когда в диспетчерской никого не было. Если после четырех звонков Алан не брал трубку, Паршивец говорил звонившему, чтобы тот звонил в Оксфорд, в полицию штата. Конечно, такая система не годилась бы для большого города, но в округе Касл, самом малонаселенном из всех шестнадцати округов Мэна, она вполне себя оправдывала. — Включила. — Хорошо. Мне почему-то кажется, что Алан еще очень нескоро окажется дома. Сэнди понимающе прищурилась. — От лейтенанта Пейтона что-нибудь слышно? — спросил Норрис. — Ни слова. — Она запнулась. — Норрис, это было очень ужасно? Я про этих женщин. — Еще бы, приятного мало, — согласился он. Его одежда висела на вешалке, зацепленной за ручку картотеки. Он взял вешалку и пошел к туалету. За последние три года у него вошло в привычку переодеваться в мужском туалете. — Иди домой, Сэнди, я сам все закрою. Он толкнул дверь туалета и повесил вешалку на дверцу кабинки. Уже расстегивая форму, Норрис услышал легкий стук в дверь. — Норрис? — позвала Сэнди. — Да здесь в общем-то больше и нет никого, — отозвался он. — Чуть не забыла. Тебе кто-то подарок принес. У тебя на столе лежит. Рука Норриса застыла на молнии брюк. — Подарок? От кого? — Не знаю. Говорю же, тут был сумасшедший дом. Но там есть карточка. И такой симпатичный бантик. Наверное, от какой-нибудь тайной поклонницы. — Ага. Такой тайной, что даже я о ней ничего не знаю, — с наигранной горечью проговорил Норрис. Он снял брюки, повесил их на ручку двери и стал натягивать джинсы. Стоявшая за дверью Сэнди Макмиллан недобро усмехнулась. — Сегодня еще заходил мистер Китон, — сказал она. — Может, это от него подарок. Вроде признания в любви. Норрис засмеялся: — Да, это было бы нечто. — В общем, завтра расскажешь, я умираю от любопытства. Внушительный сверток. Спокойной ночи, Норрис. — Спокойной ночи. Что еще за подарок? — призадумался он, застегивая ширинку. 6 Сэнди вышла на улицу и сразу же подняла воротник пальто. Было ужасно холодно. Впрочем, оно и понятно: зима уже не за горами. Синди Роуз Мартин, адвокатская жена, была среди многочисленных «гостей», заходивших сегодня в участок. Сэнди не сказала об этом Норрису; он не входил в избранный круг общения семейства Мартинов. Синди Роуз сказала, что ищет мужа, что показалось Сэнди вполне логичным (хотя вокруг царил такой бедлам, что Сэнди, наверное, не удивилась бы, даже если бы кто-нибудь вдруг стал искать Михаила Барышникова), потому что Альберт Мартин нередко оказывал юридические услуги муниципальной полиции. Сэнди сказала, что сегодня она мистера Мартина здесь не видела, но Синди Роуз может пройти наверх и проверить, не поднялся ли он туда вместе с мистером Китоном. Синди Роуз сказала: почему бы нет, раз уж я все равно пришла. И тут коммутатор снова расцвел огнями, как новогодняя елка, так что Сэнди не заметила, как Синди Роуз вынула из своей объемистой сумки большую коробку, обернутую в блестящую бумагу, с синим бархатным бантом на крышке, и положила его на стол Норриса Риджвика. Ее симпатичное лицо озарилось довольной улыбкой, но эта улыбка была вовсе не симпатичной. Скорее зловещей. 7 Норрис услышал, как тихо захлопнулась входная дверь, а потом — еле слышно — завелся двигатель. Он заправил рубашку в джинсы, надел туфли и тщательно расправил форму на вешалке. Принюхавшись к подмышкам рубашки, он решил, что ее можно пока не стирать. Вот и хорошо: цент сэкономишь — доллар сбережешь. Выйдя из туалета, он водрузил вешалку на ручку входной двери, так чтобы точно увидеть ее, когда он соберется уходить. Это было немаловажно: в прошлый раз, когда он оставил свои шмотки в конторе, Алан ревел как медведь. Сказал, что у них тут полицейский участок, а не прачечная. Он подошел к своему столу. Действительно, кто-то оставил для него подарок: коробку, обернутую в синюю фольгу, с синей лентой с пышным бантом на крышке. Под лентой лежал белый квадратный конверт. Сильно заинтригованный, Норрис вынул конверт и открыл его. Внутри лежала открытка. На ней заглавными буквами было написано короткое загадочное послание: !!!!!ТОЛЬКО НАПОМИНАНИЕ!!!!! Он нахмурился. Он знал только двоих людей, которые постоянно ему о чем-то напоминали. Алан и мать… но мать умерла уже пять лет назад. Он взял сверток в руки, сорвал ленточку, осторожно снял бант и отложил его в сторонку. Потом он содрал упаковочную бумагу, под которой оказалась белая картонная коробка. Она была около фута в длину и по четыре дюйма в ширину и высоту. Крышка была заклеена скотчем. Оторвав скотч, Норрис снял крышку. Под ней обнаружилось несколько салфеток, достаточно тонких, чтобы можно было разглядеть плоскую поверхность с какими-то выступающими углами, но непрозрачных, так что было все равно непонятно, что именно там лежит. Норрис запустил руку в коробку, чтобы вынуть салфетки, и его средний палец уперся во что-то твердое — выпирающий металлический рычаг. Тяжелая стальная челюсть сомкнулась на бумаге, захватив попутно и три пальца Норриса. Руку пронзила резкая боль. Норрис закричал и отскочил назад, схватившись левой рукой за запястье правой. Коробка упала на пол. Черт подери, блииин, как же больно! Свободной рукой он схватил ворох салфеток, свисавших смятой шуршащей лентой, и отшвырнул их прочь. Оказалось, что ему в руку вцепилась громадная мышеловка. Кто-то завел ее, упаковал в коробку, обложил салфетками и обернул в красивую синюю бумагу. Теперь она намертво сжала три пальца у него на правой руке. Ноготь на указательном пальце был сорван напрочь, остался только кровоточащий полумесяц открытого мяса. — Госсподи! — взвыл Норрис. Сперва — от боли и шока — он принялся дубасить мышеловкой по столу Джона Лапуанта, вместо того чтобы просто отогнуть стальную рамку. Разумеется, этим он ничего не добился — только еще больше повредил пальцы о металлический угол стола. Он опять завопил, схватил рамку и отодвинул ее. Пальцы освободились, и мышеловка грохнулась на пол. Когда ее деревянное основание коснулось пола, проволочная челюсть снова защелкнулась с мерзким лязгом. Норрис минут пять приходил в себя, потом кинулся обратно в туалет, открыл холодную воду левой рукой и подставил правую под струю. Раненая рука пульсировала болью, как воспаленный зуб мудрости. Норрис стоял, скалясь в болезненной гримасе и наблюдая за струйками крови, что сворачивались алыми спиралями в водовороте стока. Ему вспомнились слова Сэнди: Заходил мистер Китон… признание в любви. И открытка: ТОЛЬКО НАПОМИНАНИЕ. Разумеется, это был Бастер. Норрис ни капельки в этом не сомневался. Сюрприз как раз в стиле Бастера. — Сукин ты сын, — прорычал Норрис. Пальцы онемели от холодной воды, и болезненная пульсация чуть поутихла, но он знал, что, когда вернется домой, все начнется по новой. Аспирин немного поможет, но о нормальном сне этой ночью можно забыть. Как и о завтрашней рыбалке. Ну нет, не дождетесь. Я поеду на рыбалку, даже если моя гребаная рука вообще на хрен отвалится. Я столько ждал этого дня, столько к нему готовился, и никакой Дэнфорд На Хрен Бастер меня не остановит. Он закрыл кран и бережно высушил руку бумажным полотенцем. Пальцы вроде бы не были сломаны, но они уже начали опухать, несмотря на холодную воду. На пальцах на второй фаланге осталась темная красно-пурпурная полоса от проволоки мышеловки. Открытая плоть в том месте, где раньше был ноготь на указательном пальце, сочилась капельками крови, и Норрис снова почувствовал тупую пульсацию. Вернувшись в пустую контору, он подобрал мышеловку, валявшуюся у стола Джона, и подошел к своему столу. Положил ее обратно в коробку и убрал в верхний ящик стола. Достал бутылочку с аспирином и проглотил сразу три таблетки. Потом собрал оберточную бумагу, салфетки, ленту и бант и выбросил все это в мусорную корзину, прикрыв сверху испорченными и смятыми отчетами. Норрис не собирался никому рассказывать об этой грязной шутке: ни Алану, ни кому-то еще. Смеяться они не будут, но он знал, что они подумают… или думал, что знал: Только Норрис Риджвик попадется на такие штуки… кому еще придет в голову сунуть руку прямо во взведенную мышеловку?! Наверное, от какой-нибудь тайной поклонницы… Заходил мистер Китон… признание в любви. — Я сам разберусь, — сказал Норрис низким и мрачным голосом, прижимая к груди раненую руку. — Как надо и когда надо. И тут у него в голове вдруг мелькнула тревожная мысль: а что, если Бастер не ограничился мышеловкой, которая в конце концов могла бы просто не сработать? Что, если он забрался к Норрису в дом? А там базуновская удочка, и она даже не заперта; Норрис просто поставил ее в сарае, рядом с сачком. А что, если Бастер ее сломает?! — Пусть только попробует, я его самого сломаю, — сказал Норрис вслух. Даже не сказал, а чуть ли не прорычал грозным рыком. Если бы Генри Пейтон — да и любой из его коллег — услышал его сейчас, он бы сильно удивился. Уходя, Норрис не запер дверь. Даже боль в руке была на время забыта. Сейчас было важно одно: как можно скорее добраться до дому. Добраться до дому и убедиться, что удочка на месте и с ней все в порядке. 8 Когда Алан тихонечко вошел в комнату, силуэт под одеялом даже не шелохнулся, и он решил, что Полли спит — вероятно, не без помощи перкордана. Он тихо разделся и скользнул в постель рядом с ней. Но, устроившись на подушке, он увидел, что глаза у нее открыты и она внимательно наблюдает за ним. Он даже подскочил от неожиданности. — Что за таинственный незнакомец покушается на постель девицы? — тихо спросила она. — Это всего лишь я, — улыбнулся он. — Прошу прощения, что пробудил вас, мадемуазель. — Я не спала, — сказала она и обняла его за шею. А он обнял ее за талию и притянул к себе. Ему нравилось, когда она была такая сонная и теплая — как живая уютная печка. Ему в грудь на секунду уперлось что-то твердое, и Алан понял, что на груди под рубашкой у Полли надета какая-то штука. Что-то типа кулона, который сразу сместился и повис на красивой серебряной цепочке между ее левой грудью и подмышкой. — Ты в порядке? — спросил он. Не разрывая объятий, Полли уткнулась лицом в его шею. — Нет, — вздохнула она и заплакала.