— У меня зажигалка. Спасибо за курево. — Я слышал, сегодня вроде как была двойная работка, — крикнул уборщик ему вслед. — Ага, — ответил Алан, не оборачиваясь. — Дерьмовая работенка все эти вскрытия… — Да, — согласился Алан. У него за спиной снова раздалось мягкое жужжание полотера. Дерьмовая работенка, очень верно подмечено. Вскрытие Нетти Кобб и Вильмы Ержик было двадцать третьим и двадцать четвертым по счету в его полицейской карьере. Все они были паршивыми, надо сказать, но эти два пока что держали безоговорочную пальму первенства по дерьмовости. Дверь, которую указал ему уборщик, оказалась пожарным выходом, оборудованным аварийной задвижкой. Алан поискал, чем бы ее подоткнуть, но не нашел ничего подходящего. В итоге он стащил с себя зеленый больничный халат, скомкал его и открыл дверь. Ночной воздух ворвался внутрь, холодный, но невероятно свежий после застоявшегося спирто-формалинового запаха морга и палаты для вскрытия. Алан подложил под дверь скомканный халат и шагнул наружу. Он осторожно прикрыл дверь, убедился, что комок прорезиненной ткани не даст двери захлопнуться. Потом он прислонился к стене рядом с тонкой полоской света, пробивавшегося через дверную щель, и закурил. От первой затяжки он сразу поплыл. Уже два года Алан пытался бросить курить и почти добивался успеха. А потом что-то случалось. В этом благословение и проклятие полицейской работы: всегда что-то случается. Алан посмотрел на звезды — обычно это его успокаивало, — но увидел лишь несколько штук. Мешали яркие фонари, окружавшие здания. Он сумел различить только Большую Медведицу, Ориона и мерцающую красноватую точку, наверное, Марс. Марс, подумал он. Точно. Без сомнения, это он. Около полудня захватчики с Марса высадились в Касл-Роке, и первыми, кто им встретился из землян, были Нетти и сучка Ержик. Инопланетяне их покусали и заразили бешенством. Это единственное разумное объяснение. Он подумал, а может, пойти и сказать Генри Райану, главному патологоанатому штата Мэн: «Док, это было вторжение пришельцев. Дело закрыто». Вряд ли Райана это развеселит. Для него эта ночь тоже была не из самых приятных. Алан глубоко затянулся. Вкус был просто бесподобный, и не важно — плывешь ты или нет. Теперь он понял, почему во всех медицинских учреждениях Америки запрещено курение. Джон Кельвин был на сто процентов прав: штука, которая доставляет такое божественное удовольствие, просто по определению не может быть полезной. Но это вообще, а пока что: эй, кочегар, поддай никотину, чтобы мне стало совсем хорошо! Он отстраненно подумал о том, как круто было бы купить целый блок тех же самых «страйков», оторвать с обоих краев крышки и поджечь все это безобразие газовой горелкой. А еще лучше было бы надраться. Хотя как раз сейчас напиваться не стоит. Еще один закон подлости: Когда тебе нужно напиться, ты не можешь себе этого позволить. Хорошо алкоголикам, мрачно подумал Алан, хотят — пьют, и не хотят — тоже пьют. Красота. Узкая щелочка света вдруг выросла в полосу. Алан поднял глаза и увидел Норриса Риджвика. Норрис вышел наружу и прислонился к стене с другой стороны двери. На нем все еще была зеленая шапочка, только она сбилась набок. Цвет лица Норриса соответствовал цвету халата. — Боже мой, Алан. — Они у тебя первые? — Нет, я был на вскрытии, когда учился в Уиндхеме. Отравление дымом. Но эти… Господи, Алан. — Да, — кивнул он и выдохнул дым. — Именно, Господи. — У тебя есть еще сигарета? — Нет, извини. Я и эту стрельнул у уборщика. — Алан посмотрел на помощника с легким недоумением. — Я не знал, что ты куришь. — Я не курю. Но уже думаю, может, начать? Алан усмехнулся. — Я жду не дождусь завтрашней рыбалки. Или, когда что-то такое случается, выходные тоже летят к чертям? Алан подумал и покачал головой. На самом деле никаких пришельцев с Марса не было; дело казалось донельзя простым. И как раз из-за этого оно и было таким ужасным. Но это еще не причина лишать Норриса заслуженных выходных. — Здорово, — сказал Норрис и тут же добавил: — Но если ты скажешь, Алан, я выйду на работу. Без проблем. — Да справимся, Норрис. Джон и Клат предоставили мне полный отчет. Клат с ребятами из угрозыска разговаривали с Питом Ержиком, а Джон с другой группой разбирались с Нетти. Они и друг с другом держали связь. Дело вполне очевидно. Страшно, но очевидно. И именно это его и смущало. Где-то в глубине души — в самой глубине — он чувствовал какую-то фальшь. — Так что там у них случилось? Я имею в виду, эта сучка Ержик напрашивалась уже не один год, но я думал, что в случае если кто-то в итоге не сможет сдержаться, все ограничится фонарем под глазом или, самое страшное, сломанной рукой… но такое. Может, она просто вцепилась не в того человека? — Это похоже на правду, — сказал Алан. — Вильма совершила большую ошибку. Затевать войну с Нетти… — Войну? — Прошлой весной Полли подарила Нетти щенка. Вначале он лаял. Ну так, как и все щенки… Никто из соседей не жаловался. Только Вильма развонялась по этому поводу. — Правда? Но я что-то не помню, чтобы были какие-то жалобы… — Она подала официальную жалобу только раз. Я сам ее принял, по просьбе Полли. Она чувствовала себя отчасти ответственной, потому что это она подарила щенка. Нетти сказала, что постарается держать его в доме, и на этом все закончилось. Для меня. Собака больше не лаяла, но Вильма продолжала крыситься на Нетти. Полли говорит, что Нетти, завидев Вильму, переходила на другую сторону улицы, даже если та была в двух кварталах. В общем, Нетти боялась Вильму. Только что не крестилась и не носила амулеты от дурного глаза. А на прошлой неделе на нее что-то нашло. Наверное, нервы не выдержали. Когда Пит и Вильма были на работе, она пришла к ним и заляпала грязью висевшее во дворе белье. Норрис присвистнул. — А эту жалобу мы получали? Алан покачал головой. — Больше не было никаких жалоб. Дамочки предпочли решить все между собой. — А Пит Ержик? — Ты что, Пита не знаешь? — Ну… — Норрис запнулся. Подумал о Пите. Подумал о Вильме. Подумал о них обоих. Медленно кивнул. — Пит боялся, что, если он начнет изображать из себя рефери, Вильма сожрет его с потрохами… и поэтому стоял в стороне. Правильно? — Вроде того. Вообще-то он поначалу вмешался… ну вроде как утихомирил Вильму. Клат говорит, Пит рассказывал, что Вильма намеревалась бежать к Нетти сразу, как только увидела простыни. Она была готова к бою. Предварительно она позвонила Нетти и заявила, что оторвет ей голову и насрет на освободившееся место. Норрис кивнул. Между вскрытием Вильмы и вскрытием Нетти он позвонил в диспетчерскую полицейского управления и запросил список жалоб на каждую из женщин. Список Нетти был коротким: всего один пункт. Она сломалась и убила своего мужа. Финита ля комедия. Никаких «заслуг» ни до, ни после, включая последние несколько лет после возвращения из клиники. С Вильмой — совсем другой компот. Она никого не убивала, но список жалоб — на нее и от нее — был длиннющим, начиная еще со времен ее учебы в старших классах школы, когда она дала в глаз подменяющей учительнице за то, что та ее наказала. Так же было два случая, когда обеспокоенные женщины, имевшие несчастье попасть в черный список Вильмы, попросили защиты у полиции. За эти годы Вильму обвиняли в трех нападениях. В итоге все обвинения были сняты, но нетрудно понять, что никто в здравом уме и трезвой памяти не стал бы связываться с Вильмой Ержик. — Да. Хуже варианта придумать трудно, — пробормотал Норрис. — Это и есть самый худший. — А как муж ее отговорил? — Он не отговаривал, он сделал лучше. Он сказал Клату, что подбросил ей в чай две таблетки занакса и этим чуть выпустил пар. Ержик говорит, что думал, что этим все и ограничится. То есть на следующий день Вильма вроде как успокоилась. — Алан, ты ему веришь? — Да… насколько вообще можно верить человеку, не переговорив с ним лично. — А что это он ей подсыпал? Какую-нибудь наркоту? — Транквилизатор. Ержик сказал, что он уже пару раз прибегал к этому способу и что Вильма всегда успокаивалась. Он думал, что и на этот раз помогло. — А оно не помогло. — Да, но вначале подействовало. Вильма же не поскакала кусать Нетти за задницу. Но я уверен, что она продолжала оскорблять Нетти и пугать ее; этот способ она обкатала, когда скандалила из-за собаки. Пару раз позвонить. Пару раз проехаться мимо дома. Нетти была впечатлительной женщиной. Подобные вещи ее нервировали. Джон Лапуант и те следователи, к которым я его прикомандировал, сегодня переговорили с Полли. Полли говорит, что Нетти была чем-то встревожена. Она утром заходила к Полли и что-то такое сказала… очень неопределенное. Полли тогда не поняла. — Алан вздохнул. — Сейчас она очень жалеет, что была невнимательна. — А как Полли это перенесла? — Вроде нормально. — Он дважды звонил ей сегодня, один раз из дома рядом с местом происшествия, другой — уже из госпиталя. Оба раза ее голос звучал спокойно, но под внешней маской спокойствия и самообладания чувствовались и слезы, и растерянность. Алан почти не удивился, когда во время первого звонка выяснилось, что она уже знала практически все: новости — и особенно плохие новости — в маленьких городках распространяются быстро. — И что же вызвало большой взрыв? Алан удивленно взглянул на Норриса, но потом понял, что тот еще не в курсе. Алан Получил более или менее подробный отчет от Джона Лапуанта в перерыве между двумя вскрытиями, а Норрис в это время говорил с Шейлой Брайхем по другому телефону. — Одна из них решила поторопить события, — сказал Алан. — По-моему, это была Вильма, но детали пока неясны. Предположительно Вильма сегодня утром заявилась к Нетти домой, пока та была у Полли. Нетти не заперла дверь или как следует не захлопнула, и ее распахнуло ветром… ты же знаешь, какой сегодня был ветер. — О да! — Вильма, возможно, хотела просто проехаться мимо дома Нетти, чтобы напомнить о себе. Но заметила открытую дверь и решила, скажем так, усугубить. Может, все было и не совсем так, но похоже на правду. Как только Алан произнес это вслух, он понял, что это ложь. Это было совсем не похоже на правду, вот в чем проблема. Должно было быть правдой, он хотел, чтобы это была правда, но… Его больше всего донимало, что причин для сомнений практически не было, по крайней мере таких, в которые можно ткнуть пальцем. Разве что его удивляло, что Нетти вдруг повела себя так беззаботно и не только не заперла дверь, но даже не прикрыла ее за собой. И это при том, что она так боялась Вильму. Но одного этого было мало. Этого было мало, потому что в голове у Нетти не все шестеренки крутились, как надо, и поэтому нельзя было предполагать, что такой человек может сделать, а чего не может. И все же… — И что Вильма сделала? — спросил Норрис. — Разнесла все в доме? — Убила Неттиного пса. — ЧТО?! — Что слышал. — Господи! Вот же сука! — Ну, это мы знали и раньше, правильно? — Да, но все же… Ну вот, опять это все же. Пусть даже от Норриса Риджвика, который даже после стольких лет работы заполнял по меньшей мере двадцать процентов своих отчетов именно этой сакраментальной фразой: Да, но все же… — Проткнула швейцарским армейским ножом. Штопором. А под штопор подсунула записку, что, мол, это месть за ее поруганные простыни. Потом Нетти пришла к Вильме с грудой камней. Она завернула их в листки бумаги и перетянула резиновыми кольцами. На листках было написано, что эти камни — ее последнее предупреждение. Она высадила ими все окна на первом этаже в доме у Ержиков. — Матерь Божья, — прошептал Норрис не без доли восхищения. — Около десяти тридцати Ержики ушли на одиннадцатичасовую мессу. После мессы пообедали у Пуласки. Пит Ержик остался в гостях смотреть футбол с Джейком Пуласки, так что на этот раз у него не было даже возможности попытаться остудить Вильмин пыл. — А на углу они встретились случайно? — Сомневаюсь. Скорее всего Вильма пришла домой, увидела разрушения и позвонила Нетти. — Ты думаешь, это была вроде как дуэль? — Что-то типа того.