Ходжес сдвигает узел галстука сначала в одну сторону, потом – в другую. Джейни улыбается: – Да. Это одно. Но не единственное. Похлопать по выключателю, чтобы убедиться, что свет погашен. После завтрака вытащить из розетки вилку тостера. Она всегда говорила: «Хлеб с маслом», – прежде чем выйти из дома. Считается, что эти слова помогают вспомнить забытое. Я помню, как однажды она повезла меня в школу, потому что я опоздала на автобус. Мама с папой уже уехали на работу. На полпути она решила, что оставила включенной духовку. Нам пришлось вернуться, чтобы проверить. Потому что ехать дальше она просто не могла. Конечно же, духовка оказалась выключена. Я попала в школу только ко второму уроку и получила первое и единственное свое замечание. Просто рвала и метала. Я часто злилась на нее, однако я ее и любила. Мама, папа, мы все ее любили. Жили дружно. Но я считала ее тупой. – Слишком нервничала, чтобы выйти в свет, однако при этом не только вышла замуж, но и нашла себе богатого мужа. – Если на то пошло, она вышла замуж за лысеющего клерка инвестиционной компании, в которой работала. Кента Трелони. Настоящего ботаника… в хорошем смысле слова. Кент был отличным парнем… несмотря на его любовь к видеоиграм. Он начал инвестировать в компании, которые эти игры производили, и инвестиции приносили доход. Моя мать говорила, что у него волшебная рука, мой отец считал, что ему чудовищно везло, но, разумеется, все это к делу не относилось. Он разбирался в инвестициях, только и всего, а если чего-то не знал, докапывался до сути. В конце семидесятых, поженившись, они были просто богатыми. А потом Кент наткнулся на «Майкрософт». Тут Джейни откидывает голову и весело смеется. Ходжес от неожиданности вздрагивает. – Извините. Просто подумала о чисто американской иронии в этой ситуации. Я была красивой, полностью адаптированной, общительной. Множество подруг, друзей, телефонных звонков, свиданий. Если бы когда-нибудь участвовала в конкурсах красоты, которые, если хотите знать – хотя скорее всего не хотите, – я называю кабаре-шоу для мужчин, то могла бы выиграть титул Мисс Идеал за походку. Когда училась в выпускном классе Католической средней школы, отвечала за адаптацию новичков и отлично справлялась с этой работой, если можно такое говорить про себя. Стольким успокоила нервы. Моя сестра тоже была красивой, но при этом неврастеничной. Обсессивно-компульсивной. Участвуй она в конкурсе красоты, заблевала бы весь купальник. Джейни снова смеется. По ее щеке скатывается слеза. Она рассеянно вытирает ее ладонью. – В этом вся ирония. Мисс Идеал вышла замуж за болвана-кокаинщика, а мисс Невроз оторвала себе хорошего парня, зарабатывающего деньги и не помышляющего о том, чтобы сходить на сторону. Понимаете? – Да, – кивает Ходжес. – Понимаю. – Оливия Уэртон и Кент Трелони. Шансов на успех было не больше, чем у недоношенного шестимесячного младенца, – шансов на выживание. Кент продолжал приглашать ее на свидания, а она – ему отказывать. Наконец согласилась пообедать с ним – только для того, сказала она, чтобы он ее больше не доставал, – но когда они подъехали к ресторану, оцепенела. Не смогла выйти из машины. Дрожала, как лист на ветру. Некоторые отступились бы, но не Кент. Он повез ее в «Макавто», взял два эконом-обеда. Они поели на автомобильной стоянке. Наверное, потом они часто туда заезжали. Она ходила с ним в кино, но всегда садилась на кресло у прохода. Говорила, что в середине ряда ей не хватает воздуха. – Дама со множеством закидонов. – Мои родители долгие годы убеждали ее пойти к мозгоправу. Им это не удалось в отличие от Кента. Мозгоправ посадил ее на таблетки, и она стала лучше. Но одна из фирменных панических атак случилась с ней в день свадьбы – мне пришлось держать ее фату, пока она блевала в церковном туалете. Правда, потом все пошло как по маслу. – Джейни задумчиво улыбается и добавляет: – В подвенечном платье она выглядела прекрасно. Ходжес молчит, зачарованный давним образом Оливии Трелони, столь разительно отличающимся от более знакомой ему Госпожи-над-всеми-нами в платьях с вырезом-«лодочкой». – После ее свадьбы наши пути разошлись. С сестрами такое случается. Встречались пять-шесть раз в году, пока не умер отец. Потом еще реже. – День благодарения, Рождество, Четвертое июля? – Именно так. Я видела, как возвращаются некоторые из ее навязчивостей, а после смерти Кента от инфаркта они вернулись все. Она вновь начала носить эту ужасную одежду, в какой ходила в старших классах и на работу. Кое-что я заметила, когда прилетала, чтобы повидаться с ней и мамой, кое-что – когда мы говорили по «Скайпу». Он понимающе кивает: – У меня есть друг, который пытается держать меня в курсе. Джейни тоже улыбается: – Вы человек старой школы, верно? К новому относитесь настороженно. – Улыбка гаснет. – В последний раз я видела Олли в мае прошлого года, вскоре после того происшествия у Городского центра. – Джейни запинается, потом произносит правильное слово: – Бойни. Олли была в ужасном состоянии. Говорила, что копы травят ее. Так и было? – Нет, но она думала, что мы ее травили. Действительно, мы неоднократно допрашивали ее, потому что она продолжала настаивать, что вытащила ключ из замка зажигания и заперла «мерседес». Мы не понимали, как такое могло быть, потому что дверной замок «мерседеса» не взламывали, а двигатель завели не при помощи проводов. В итоге мы пришли к выводу… – Ходжес замолкает, думая о семейном психологе, который появляется на экране в четыре пополудни каждый будний день. Который специализируется на прорывах сквозь стену отрицания. – И к какому вы пришли выводу? – Что она не может заставить себя признать правду. Это похоже на сестру, с которой вы выросли? – Да. – Джейни кивает на письмо. – Вы полагаете, что она в конце концов сказала правду этому человеку? С «Синего зонта Дебби»? Думаете, поэтому она выпила мамины таблетки? – Точно утверждать нельзя, – отвечает Ходжес, но думает, что вероятность велика. – Она перестала принимать антидепрессанты. – Джейни вновь смотрит на озеро. – Она это отрицала, когда я спросила ее, но я же видела. Никогда их не любила, говорила, что они туманят мозги. Принимала их ради Кента, когда он умер – ради матери, а после Городского центра… – Она качает головой, глубоко вдыхает. – Я достаточно рассказала о ее душевном состоянии, Билл? Мне есть что добавить, если вы сочтете нужным. – Думаю, картина ясна. Она изумленно качает головой: – Такое ощущение, что этот парень хорошо ее знал. Ходжес не озвучивает то, что кажется ему очевидным – главным образом благодаря его собственному письму. Он знал. Каким-то образом знал. – Вы говорите, она была обсессивно-компульсивной. До такой степени, что могла развернуть автомобиль и вернуться домой, чтобы проверить, выключена ли духовка. – Да. – Вам представляется вероятным, что такая женщина могла забыть ключ в замке зажигания? Джейни долго не отвечает на вопрос. Потом говорит: – Если честно, то нет. И Ходжес с ней согласен. Конечно, когда-то все случается в первый раз, но… Обсуждали ли они с Питом этот момент? Он не помнит, но думает, что, возможно, обсуждали. Только не зная масштаба душевных проблем миссис Ти. – Вы когда-нибудь пытались зайти на сайт «Синий зонт»? Под именем пользователя, которое он ей создал? Она ошеломленно смотрит на него. – Мне и в голову не приходило, а если бы пришло, я бы испугалась того, что могу там найти. Поэтому, наверное, вы – детектив, а я – клиент. Вы попытаетесь? – Еще не знаю. Надо над этим поразмыслить, и я должен проконсультироваться с человеком, который понимает в компьютерах гораздо больше меня. – Не забудьте указать в расходах его вознаграждение. Ходжес обещает, думая, что Джером Робинсон останется в плюсе вне зависимости от того, как лягут карты. И почему нет? Восемь человек погибли у Городского центра, еще трое на всю жизнь остались калеками, но Джерому все равно надо поступать в колледж. Ходжес вспоминает давнюю пословицу: даже в самый пасмурный день солнце светит хоть на один собачий зад. – Что теперь? Он берет письмо и встает. – Теперь я отнесу это в ближайший копировальный салон. Потом верну вам оригинал. – В этом нет нужды. Я отсканирую письмо и распечатаю. Давайте его мне. – Правда? Вы это можете? Ее глаза все еще красные от слез, но светятся весельем. – Это хорошо, что у вас есть эксперт по компьютерам, – говорит она. – Я сейчас вернусь. А пока возьмите еще ломтик бисквита. Ходжес взял три. 10 Когда она приносит копию письма, Ходжес складывает листы и убирает во внутренний карман пиджака. – Оригинал надо положить в сейф, если он здесь есть. – Есть в Шугар-Хайтс… Подойдет? Скорее всего да, но идея Ходжесу не нравится. Слишком много потенциальных покупателей будет шастать по дому. Мысль, конечно, глупая, но тем не менее. – У вас есть банковская ячейка? – Нет, но я могу ее арендовать. В «Бэнк оф Америка», в двух кварталах отсюда. – Думаю, так будет лучше, – говорит Ходжес, направляясь к двери. – Спасибо, что согласились. – И она протягивает к нему обе руки, словно он пригласил ее на танец. – Вы и представить себе не можете, какая гора свалилась с плеч. Он берет ее руки, легонько пожимает, нехотя отпускает. – Еще два момента. Первый – ваша мать. Как часто вы ее навещаете? – Почти каждый день. Иногда привожу ей еду из иранского ресторана, который нравился им с Олли. На кухне «Солнечных просторов» ее всегда готовы разогреть. Иногда один или два DVD. Она любит старые фильмы, с Фредом Астером и Джинджер Роджерс. Всегда что-то ей привожу, и она всегда рада видеть меня. В хорошие дни она действительно меня видит. В плохие – называет Олли. Или Шарлоттой. Это моя тетя. А еще у меня есть дядя. – В следующий хороший день позвоните мне, чтобы я тоже мог с ней повидаться. – Хорошо. Поедем вместе. А второй момент? – Адвокат, о котором вы упомянули. Шрон. Он показался вам компетентным? – У меня такое впечатление, что лучше не бывает. – Если я что-то раскопаю, может, даже выясню, кто этот парень, нам понадобится такой человек. Мы пойдем к нему, передадим письма… – Письма? Я нашла только одно. Ух, черт, думает Ходжес, но тут же отыскивает возможность вывернуться: – Я хотел сказать, письмо и копию. – А-а, вот вы о чем.