Ходжес кладет письмо на кофейный столик и говорит: – Срань господня. Джейни Паттерсон кивает: – Именно такой была и моя реакция. – Он пригласил ее связаться с ним… Джейни изумленно смотрит на него: – Пригласил? Скажите лучше, заставил. Сделай это, или я покончу с собой. – По вашим словам, она пошла у него на поводу. Вы видели что-нибудь из их переписки? Вместе с этим письмом не было никаких распечаток? Она качает головой: – Олли сказала нашей матери, что общается, как она выразилась, «с очень неуравновешенным человеком» и пытается убедить его обратиться за помощью, поскольку он сделал что-то ужасное. Мама встревожилась. Она предположила, что Олли беседует с этим психом лицом к лицу, в парке, или в кафетерии, или где-то еще. Не забывайте, что ей уже под девяносто. Она знает о компьютерах, но очень смутно представляет себе, как ими пользоваться. Олли объясняла ей, что такое чаты – или пыталась, – но я не знаю, что из этого мама действительно поняла. Помнит она только одно: Олли говорила с этим типом под синим зонтом. – Ваша мать связывала этого человека с угнанным «мерседесом» и убийствами у Городского центра? – Она ни разу не сказала ничего, что навело бы меня на такие мысли. Но ее кратковременная память сильно затуманена. Если спросить ее о бомбардировке японцами Перл-Харбора, она в точности перескажет все, что слышала в новостных выпусках по радио, возможно, даже назовет имя диктора информационной программы. Но спроси ее, что она ела на завтрак или даже где она находится… – Джейни пожимает плечами. – Мама может ответить, а может и не ответить. – А где она сейчас? – Это заведение называется «Солнечные просторы», в тридцати милях от города. – Джейни смеется, но без всякой радости. – Когда я слышу это название, всегда вспоминаю старые мелодрамы, которые показывают по каналу «Классические фильмы Тернера». В них героиню объявляют безумной и отправляют в какой-то ужасный дурдом на отшибе. Она поворачивается, чтобы посмотреть на озеро. Выражение ее лица заинтересовало Ходжеса: немного печальное, немного настороженное. Чем дольше он на нее смотрит, тем больше она ему нравится. Морщинки у глаз свидетельствуют, что она любит посмеяться. – Я знаю, кем бы я была в одном из этих фильмов, – говорит она, по-прежнему глядя на яхты, бороздящие гладь озера. – Коварной сестрой, которая наследует опеку над престарелым родителем вместе с кучей денег. Жестокой сестрой, которая оставляет деньги себе, а престарелого родителя отправляет в какой-нибудь дешевый мерзкий приют, где старикам дают на обед собачью еду и на всю ночь оставляют их лежать в собственной моче. Но «Солнечные просторы» – не такое место. На самом деле там хорошо. И уход стоит недешево. Мама сама попросила, чтобы ее туда отвезли. – Да? – Да, – передразнивает она его, наморщив нос. – Вы помните женщину, которая постоянно жила у мамы? Миссис Харрис? Миссис Алтею Харрис. Ходжес ловит себя на том, что сунул руку в карман, чтобы достать блокнот, которого там больше нет, и проконсультироваться с ним. Но после короткого раздумья решает, что и так помнит сиделку. Высокую, дородную женщину, которая не ходила, а плыла. Копной вьющихся седых волос миссис Харрис напоминала Эльзу Ланчестер в «Невесте Франкенштейна». Они с Питом спрашивали, заметила ли сиделка «мерседес» миссис Трелони, когда уходила в тот четверг. Она ответила, что практически в этом не сомневается. Для Ходжеса и Хантли подобный ответ означал, что миссис Харрис в этом не уверена. – Да, я помню ее. – Она объявила об уходе на пенсию, как только я переехала сюда из Лос-Анджелеса. Сказала, что в шестьдесят четыре года больше не может квалифицированно обслуживать пациентку, которая страдает таким серьезным заболеванием, и стояла на своем, когда я предложила нанять ей помощницу, даже двух, если она того хочет. Думаю, ее напугало все это внимание, вызванное бойней у Городского центра, но если бы этим дело и ограничилось, она бы осталась. – Самоубийство вашей сестры стало последней каплей? – Я в этом более чем уверена. Не могу сказать, что Алтея и Олли жили душа в душу, но они ладили, и забота о матери их сближала. Теперь «Солнечные просторы» – самое подходящее для мамы место, и она рада, что находится там. В хорошие дни по крайней мере. Я тоже рада. Во всяком случае, с ее болями там справляются лучше. – Если я поеду туда и поговорю с ней… – Возможно, мама что-то вспомнит, а может, и нет. – Она поворачивается и смотрит на него. – Вы возьметесь за эту работу? Я проверила в Сети ставки частных детективов и готова платить гораздо больше. Пять тысяч долларов в неделю плюс расходы. Минимум за восемь недель. Сорок тысяч долларов за восемь недель работы. Ходжес в шоке. Как знать, может, он все-таки станет Филипом Марлоу. Он представляет себя в обшарпанном офисе из двух комнат, к которому ведет коридор третьего этажа дешевого административного здания. Он нанимает себе громкоголосую секретаршу по имени Лола или Вильма. Разумеется, блондинку, не чурающуюся крепкого словца. В дождливые дни он носит длинное пальто и коричневую федору, сдвинутую на одну бровь. Нелепо. И привлекает его не это. Привлекает возможность больше не сидеть в раскладном кресле, наблюдая за дамой-судьей и набивая живот. Привлекает возможность ходить в костюме. И кое-что еще. Он ушел из полиции, оставив свободные концы. Пит идентифицировал грабителя ломбардов, и, похоже, они с Изабель Джейнс скоро арестуют Доналда Дэвиса, идиота, который убил жену, а потом отправился на телевидение, сверкая обаятельной улыбкой. Все это хорошо для Пита и Иззи, но ни Дэвис, ни грабитель ломбардов с обрезом не принесут славы. Также он думает, что Мистеру Мерседесу следовало оставить его в покое. И миссис Ти. Ему следовало оставить в покое и ее. – Билл? – Джейни щелкает пальцами, словно гипнотизер на сцене, выводя из транса подопытного кролика. – Вы здесь, Билл? Он вновь переключает внимание на нее, женщину, которая в сорок пять не боится сидеть в ярком солнечном свете. – Если я соглашусь, вы наймете меня консультантом по безопасности. На ее лице – удивление. – Как те, что работают в охранном агентстве «Всегда начеку»? – Нет, не как они. Они связаны инструкциями. Я – нет. – И никогда не был, думает он. – Я буду простым частным охранником вроде тех, кто работает в ночных клубах в центре города. Вам не удастся получить льготы по налоговой декларации. Удивление переходит в широкую улыбку, и она вновь морщит нос. По мнению Ходжеса, это зрелище из приятных. – Не важно. На случай если вы не знаете: денег у меня куры не клюют. – Я пытаюсь донести до вас другое, Джейни. У меня нет лицензии частного детектива, что не помешает мне задавать вопросы, но насколько хорошо это удастся без полицейского жетона и лицензии? Похоже на предложение слепому прогуляться по городу без собаки-поводыря. – Конечно же, у вас остались друзья в полицейском управлении. – Остались, но попытайся я использовать старые связи, поставил бы и себя, и моих друзей в крайне неудобное положение. – Он уже воспользовался предложенным ею вариантом, вытащил кое-какую информацию из Пита, но не собирался делиться ею с Джейни, учитывая, сколь недавно они знакомы. Он поднимает со стола письмо, которое Джейни показала ему. – Знаете, мне могут вменить в вину уже одно то, что я скрываю от следствия важную информацию. – Ей пока не обязательно знать, что он скрыл от следствия и другое письмо. – Формально, во всяком случае. А это уголовно наказуемое преступление. На ее лице отражается страх. – Господи, никогда об этом не думала. – С другой стороны, я сомневаюсь, что наши эксперты сумеют что-то из этого выжать. Нет ничего более анонимного, чем письмо, брошенное в почтовый ящик на Мальборо-стрит или Лоубрайр-авеню. Когда-то – я эти времена застал – не составляло труда проследить шрифт на отпечатанном письме до пишущей машинки. А если находилась машинка, считай, имелись и отпечатки пальцев. – Но это письмо напечатано не на пишущей машинке. – Нет. На лазерном принтере. А это значит, что не будет ни западающих «А», ни кособоких «Т». Поэтому скрываю я не так уж много. Но, разумеется, сокрытие – это сокрытие. – Я собираюсь согласиться на эту работу, Джейни, но пять тысяч в неделю – это перебор. Я возьму чек на две, если вы готовы его выписать. И пришлю вам счет по расходам. – Мне кажется, этого недостаточно. – Если я что-то раскопаю, мы поговорим о премии. – Но он не думает, что возьмет ее, даже если ему и удастся прижать Мистера Мерседеса к ногтю. Он сам принял решение отыскать этого ублюдка и вышел на Джейни, рассчитывая на помощь, а не наоборот. – Хорошо. Согласна. И спасибо вам. – Не за что. А теперь расскажите мне о ваших отношениях с Оливией. Я понимаю, что они были достаточно теплыми, раз вы называете ее Олли, но хочу знать гораздо больше. – На это уйдет время. Выпьете еще кофе? С чем-нибудь сладким? У меня есть лимонный бисквит. Ходжес соглашается на оба предложения. 9 – Олли. Джейни произносит это слово и надолго замолкает: Ходжес успевает сделать несколько глотков кофе и съесть ломтик бисквита. Потом она вновь поворачивается к окну и яхтам, кладет ногу на ногу и говорит, не глядя на него: – Вы когда-нибудь любили человека, пусть он вам и не нравился? Ходжес думает о Коринн и бурных восемнадцати месяцах, которые предшествовали окончательному разрыву. – Да. – Тогда вы поймете. Олли была моей большой сестрой, на восемь лет старше меня. Я любила ее, но когда она уехала в колледж, чувствовала себя самой счастливой девочкой Америки. Однако три месяца спустя она бросила учебу и вернулась домой, и я превратилась в уставшую девочку, которой после короткой передышки предстояло поднять большой мешок кирпичей и тащить дальше. Ничего плохого она мне не делала, никогда не обзывала, не дергала за косички, не дразнила, увидев, как в первом классе старшей школы я возвращалась домой, держась за руки с Марки Салливаном, но когда она находилась дома, возникал «желтый» уровень угрозы. Вы понимаете, о чем я? Ходжес может только догадываться, но кивает. – Еда вызывала у нее расстройство желудка. Нервничая, она покрывалась сыпью. Собеседования с потенциальными работодателями повергали ее в ступор, но в конце концов она нашла место секретаря. Олли обладала всеми необходимыми навыками и была очень красивой. Вы это знали? Ходжес бурчит что-то невразумительное. Если бы от него потребовали честного ответа, он бы сказал: могу поверить, потому что вижу вас. – Однажды она согласилась взять меня на концерт. Выступала группа «Ю-ту», и мне безумно хотелось их увидеть. Олли они тоже нравились, но прямо перед концертом у нее началась рвота. И такая сильная, что родители повезли ее в больницу, а я осталась у телевизора, вместо того чтобы прыгать и кричать под пение Боно. Олли клялась, что причиной стало пищевое отравление, но мы все ели одно и то же, и никто не заболел. Стресс – вот что послужило причиной. Чистый стресс. Плюс ипохондрия. Для моей сестры любая головная боль становилась симптомом опухоли мозга, а каждый прыщик – свидетельством рака кожи. Однажды она подцепила конъюнктивит и неделю не сомневалась в том, что ослепнет. Ее месячные превращались в драму вселенского масштаба. Она укладывалась в постель и не вставала, пока все не приходило в норму. – Но при этом продолжала работать? Ответ Джейни сух, как Долина Смерти: – Месячные у Олли длились ровно сорок восемь часов и всегда приходились на выходные. Фантастика. – Да уж. – Других слов у Ходжеса не находится. Джейни кончиками пальцев вертит листки письма на кофейном столике, потом вскидывает светло-синие глаза на Ходжеса. – Он тут написал о навязчивых движениях. Вы заметили? – Да. – Ходжес заметил в этом письме многое, но прежде всего обратил внимание на то, сколь радикально оно отличалось от присланного ему. – У моей сестры их тоже хватало. Какие-то скорее всего не укрылись и от вас.