– И какова будет ваша комиссия? Дрю добродушно рассмеялся: – Сынок… Джеймс… в такой сделке речи о комиссионных быть не может. Потому что создателя – то есть, выражаясь юридическим языком, владельца – убили, а записные книжки могли украсть. Мы разделим выручку пополам. – Нет, – мгновенно ответил подросток. Может, он еще не отрастил байкерских усов, о которых мечтал, но характера ему было не занимать, как и ума. – Семьдесят к тридцати. В мою пользу. Дрю мог бы согласиться – ожидая выручить за шесть записных книжек четверть миллиона, можно отдать подростку семьдесят процентов от пятидесяти штук, – но разве «Джеймс Хокинс» не ожидал, что он немного поторгуется? Не возникнет ли у мальчишки подозрений в противном случае? – Шестьдесят на сорок. Мое последнее предложение, при условии, что удастся найти покупателя. Вы получите тридцать тысяч за то, что нашли в картонной коробке вместе с потрепанными экземплярами «Челюстей» и «Мостов округа Мэдисон». Неплохая прибыль. Подросток переминался с ноги на ногу, молчал, но явно колебался. Дрю одарил его обворожительной, безобидной улыбкой: – Оставьте фотокопии мне. Приходите через неделю, и я скажу вам, сколько мы сможем выручить за эти записные книжки. И мой вам совет: держитесь подальше от этого Джарретта. Он обдерет вас как липку. – Мне нужны наличные. А кому нет? – подумал Дрю. – Вы сильно забегаете вперед. Подросток принял решение и положил конверт на заваленный бумагами стол. – Хорошо. Я вернусь. «Уверен, что вернешься, – подумал Дрю. – И уверен, что к твоему возвращению мои позиции значительно укрепятся». Он протянул руку. Подросток вновь пожал ее, насколько мог коротко, чтобы держаться в рамках приличий. Словно боялся оставить отпечатки пальцев. Но на самом деле он их уже оставил. Дрю сидел неподвижно, пока «Хокинс» не вышел из магазина, потом вывел из спящего режима «Макинтош». Над входной дверью крепились две видеокамеры, одна смотрела вдоль Лэйсмейкер-лейн. Дрю наблюдал, как подросток дошел до угла и свернул на Кроссуэй-авеню. Пурпурная наклейка на корешке «Посланий с Олимпа» служила ключом к разгадке. Она указывала, что книга библиотечная, а Дрю знал, наклейками какого цвета маркирует свои книги та или иная библиотека. Пурпур – библиотека на Гарнер-стрит. Если бы подросток попытался вынести книгу под курткой, сработала бы сигнализация на выходе, потому что наклейка также служила для защиты от краж. Эта информация привела еще к одному гениальному выводу, который согласовывался с начитанностью паренька. Дрю зашел на сайт библиотеки на Гарнер-стрит, где ему предложили на выбор различные разделы: «ЛЕТНИЕ ЧАСЫ», «ДЕТИ И ПОДРОСТКИ», «ГРЯДУЩИЕ СОБЫТИЯ», «КЛАССИЧЕСКИЕ СЕРИИ ФИЛЬМОВ» – и последний, но не по значимости: «ПОЗНАКОМЬТЕСЬ С НАШИМИ СОТРУДНИКАМИ». Дрю Холлидей кликнул на него, и больше кликать ему не пришлось, во всяком случае, сразу. Над краткими биографиями красовалось общее фото сотрудников – порядка двух десятков, – собравшихся на лужайке. За ними возвышалась статуя Гораса Гарнера с раскрытой книгой в руке. Все улыбались, включая и знакомого Дрю подростка, только без усов и очков. Второй ряд, третий слева. Из материалов раздела следовало, что в его магазине побывал мистер Питер Зауберс, учащийся старших классов школы Нортфилд, в настоящее время занятый в библиотеке неполный рабочий день. Он собирался продолжить обучение, специализируясь по английскому языку и литературе, а также библиотечному делу. Дрю принялся рыть глубже. Он слегка вспотел, и почему нет? Шесть записных книжек уже казались сущей ерундой, затравкой. Все они (и некоторые – с четвертым романом о Джимми Голде, если верить тому, что много лет назад утверждал его безумный друг) могли стоить миллионов пятьдесят, если продавать по частям разным коллекционерам. Один только четвертый роман о Джимми Голде потянул бы на двадцать. А учитывая, что Моррис Беллами по-прежнему сидел в тюрьме, между Дрю и этими миллионами стоял только мальчишка, который не смог даже отрастить приличные усы. 10 Официант Уильям подходит со счетом, и Дрю кладет в кожаную папку кредитную карточку «Американ экспресс». По ней отказа быть не может, в этом он совершенно уверен. Насчет двух других карточек определенные сомнения имеются, но на «Амэксе» задолженности у него нет, потому что он использует карточку для всех деловых транзакций. Дела в последние несколько лет шли не очень, хотя, Бог свидетель, должны были пойти в гору. Должны были идти блестяще, особенно в период между 2008-м и 2012 годами, когда американская экономика провалилась в трясину и никак не могла выбраться оттуда. В такое время стоимость редких товаров – реальных вещей, не виртуальщины на Нью-Йоркской фондовой бирже – всегда поднимается. Золото и бриллианты – само собой, но также произведения искусства, антиквариат и редкие книги. Гребаный Майкл Джарретт из Канзас-Сити теперь ездит на «порше». Дрю видел фотографию на его странице в «Фейсбуке». Финансовые неприятности Дрю вызвала эта чертова книга Джеймса Эйджи «Давайте же восславим знаменитых людей». Великолепный экземпляр, отличное состояние, автографы Эйджи и Уокера Эванса, фотографии которого иллюстрировали книгу. Откуда Дрю мог знать, что книга украдена? Ладно, он, вероятно, подозревал, во всяком случае, тревожные признаки были налицо, и ему следовало держаться от книги подальше, но продавец понятия не имел об истинной ее стоимости, и Дрю позволил себе чуть притупить бдительность. В итоге его не оштрафовали и не посадили в тюрьму, слава Богу, но история не осталась без последствий. С того самого девяносто девятого года к нему относились настороженно на каждом конгрессе, симпозиуме и книжном аукционе. Добропорядочные продавцы и покупатели сторонились его, если только – ирония судьбы – речь не шла о чем-то на грани фола, сделке, которую они хотели провернуть ради быстрой прибыли. Иногда, мучаясь бессонницей, Дрю думает: «Они толкают меня за эту грань. Это не моя вина. Действительно, на самом деле я – жертва». И в сложившейся ситуации важность Питера Зауберса для будущего благополучия Дрю только возрастает. Уильям возвращается с кожаной папкой, его лицо серьезно. Дрю это не нравится. Может, карточку все-таки не приняли к оплате? Потом его любимый официант улыбается, и Дрю с облегчением выдыхает. – Спасибо, мистер Холлидей. Всегда приятно вас видеть. – Взаимно, Уильям, совершенно взаимно. – Он витиевато расписывается и убирает кредитку «Амэкс» – чуть погнутую, но не сломанную – в бумажник. На улице, направляясь к своему магазину (мысль, что он шагает вперевалочку, никогда не приходила ему в голову), Дрю думает о втором визите мальчишки, который прошел неплохо, но далеко не так хорошо, как он рассчитывал. При их первой встрече мальчишка очень нервничал, и Дрю встревожился, а вдруг тот уничтожит рукописи, бесценное сокровище, которое попало ему в руки. Но блеск в глазах говорил об обратном, особенно когда речь зашла о второй фотокопии, с пьяными рассуждениями Ротстайна о критиках. Это живой текст, сказал Зауберс. Вот что я думаю. Сможет ли мальчишка уничтожить сокровище? – спрашивает себя Дрю, входя в магазин и поворачивая дверную табличку с «ЗАКРЫТО» на «ОТКРЫТО». Я так не думаю. Как и он сам не позволил бы властям заграбастать это сокровище, что бы там ни говорил. Завтра пятница. Мальчишка обещал прийти сразу после школы, чтобы они могли довести дело до конца. Мальчишка думает, что переговоры продолжатся. Он думает, что у него еще есть козыри. Может, и есть… но у Дрю они серьезнее. На автоответчике мигает лампочка. Наверное, кто-то звонил, чтобы предложить купить страховку или расширенную гарантию на его маленький автомобиль (воспоминание о том, что Джарретт ездит по Канзас-Сити на «порше», больно колет эго), но ведь не узнаешь, пока не проверишь. Миллионы совсем рядом, однако пока они не у тебя в руках, жизнь течет своим чередом. Дрю идет к автоответчику, чтобы узнать, кто звонил, пока он обедал. Голос Зауберса он узнает с первого слова. Дрю слушает, а его кулаки сжимаются все сильнее. 11 Когда обманщик, известный как Хокинс, пришел к нему в пятницу, через неделю после первого визита, усы у него стали гуще, но походка осталась такой же нерешительной: он напоминал пугливого зверька, приближающегося к аппетитной приманке. К этому времени Дрю уже многое выяснил и о нем, и о его семье. А также о фотокопиях. Три различные компьютерные программы подтвердили, что письмо Фланнери О’Коннор и тексты на обеих фотокопиях написаны одной рукой. Третья – недостаточно надежная, учитывая небольшой размер заданных образцов – отметила определенные стилистические закономерности, на большую часть которых уже обратил внимание мальчишка. Эти результаты могли пригодиться при обращении к потенциальным покупателям. Сам Дрю в подлинности текстов не сомневался, потому что видел одну записную книжку тридцать шесть лет назад, на столике у кафе «Счастливая чашка». – Привет, – поздоровался Дрю. На этот раз он не стал протягивать руку. – Привет. – Ты не принес записные книжки. – Сначала я хочу узнать сумму. Вы сказали, что позвоните в несколько мест. Дрю никуда не звонил. Слишком рано. – Я назвал тебе сумму. И сказал, что твоя доля составит тридцать тысяч. Мальчишка покачал головой: – Этого недостаточно. И шестьдесят на сорок тоже недостаточно. Должно быть семьдесят на тридцать. Я не дурак. И знаю, что продаю. – Я тоже кое-что знаю. Тебя зовут Питер Зауберс. Ты учишься не в Городском колледже, а в школе Нортфилд, и в свободное время подрабатываешь в библиотеке. Глаза мальчишки широко распахнулись. Рот приоткрылся. Он покачнулся, и на мгновение Дрю подумал, что его гость сейчас лишится чувств. – Как?.. – Книга, которую ты принес. «Послания с Олимпа». Я узнал защитную наклейку справочного зала. После этого никаких проблем не возникло. Я даже знаю, где ты живешь: на Сикомор-стрит. – Все сходилось идеально, даже напоминало Божий промысел. Моррис Беллами жил на Сикомор-стрит. В том самом доме. Дрю никогда там не бывал – подозревал, что Моррис не хотел знакомить его со своей вампиршей-матерью, – но все необходимое узнал из архивных материалов. Хранились ли записные книжки за стеной в подвале или под полом в гараже? Дрю ставил на любой из этих вариантов. Он наклонился вперед, насколько позволял толстый живот, и всмотрелся в наполненные ужасом глаза мальчишки. – Это еще не все. Твой отец получил серьезные увечья в бойне у Городского центра в две тысячи девятом году. Он оказался там, потому что в восьмом его уволили с работы. Пару лет назад в одном из воскресных номеров местной газеты была статья о некоторых выживших. Я нашел ее и с интересом прочитал. Твоя семья переехала в Норт-Сайд после случившегося у Городского центра, ваши условия жизни существенно ухудшились, но вы, Зауберсы, устояли на ногах. Твоя мать по-прежнему работала, а у многих все обстояло гораздо хуже. Американская история успеха. Упал? Поднимайся, отряхнись и вновь включайся в гонку. Вот только в статье не объяснялось, как вам это удалось. Правда? Мальчишка облизнул губы, попытался что-то сказать, не смог, откашлялся, предпринял вторую попытку. – Я ухожу. Зря я сюда пришел. И он отвернулся от стола. – Питер, если ты выйдешь через эту дверь, я практически гарантирую, что к вечеру ты будешь в тюрьме. Такой позор, а ведь впереди целая жизнь. Зауберс повернулся к нему, его рот приоткрылся, губы дрожали. – Я ознакомился и с расследованием убийства Ротстайна. Полиция уверена, воры взяли записные книжки только потому, что они хранились в сейфе вместе с деньгами. Согласно основной версии, они ворвались в дом ради того, ради чего обычно это делают. Ради наличных. Многие люди в городе, где он жил, знали, что старик держит наличные в доме, возможно, много наличных. Эти истории долгие годы циркулировали по Толбот-Корнерс. Наконец какой-то негодяй решил выяснить, есть ли в них правда. И убедился, что есть, верно? Зауберс вернулся к столу. Медленно. Шаг за шагом. – Ты нашел украденные записные книжки, но ты также нашел и украденные деньги, вот что я думаю. Именно эти деньги помогли вашей семье удержаться на плаву, пока твой отец снова не встал на ноги. В прямом смысле этого слова, потому что, согласно статье, ему досталось по полной программе. Твои родители это знают, Питер? Они в курсе? Это мама и папа прислали тебя сюда, чтобы продать записные книжки? По большей части он высказывал догадки – если Моррис что-то и говорил об украденных деньгах в тот день у «Счастливой чашки», Дрю этого не помнил, – но видел, что каждая попадает в цель, как сильные удары по лицу и в корпус. Дрю ощущал радость детектива, взявшего правильный след. – Я не знаю, о чем вы говорите. – Голос мальчишки больше напоминал запись на автоответчике, а не живого человека. – И утверждение, что записных книжек только шесть, не выдерживает критики. Ротстайн отгородился от мира в тысяча девятьсот шестидесятом году, после публикации рассказа в «Нью-йоркере». Убили его в семьдесят восьмом. Трудно поверить, что за восемнадцать лет он исписал только четыреста восемьдесят страниц. Готов спорить, что больше. Гораздо больше. – Вы ничего не докажете. – Все тот же монотонный, механический голос. Зауберса пошатывало. Еще два или три удара – и он рухнет. Восхитительное зрелище. – И что обнаружит полиция, когда придет в ваш дом с обыском, мой юный друг? Вместо того чтобы упасть, Зауберс собрался с силами. Если бы это не раздражало, то было бы достойно восхищения. – А как насчет вас, мистер Холлидей? Вы уже попадали в неприятную ситуацию, попытавшись продать чужое. Да, это был удар… но скользящий. Дрю добродушно кивнул: – Поэтому ты и пришел ко мне, верно? Узнал про книгу Эйджи и подумал, что я помогу тебе провернуть что-то незаконное. Только мои руки были чисты тогда, и они чисты теперь. – Дрю демонстративно вскинул руки. – Я скажу, что сначала выяснял, что именно ты собираешься мне продать, а как только понял, что дело нечисто, выполнил свой гражданский долг и позвонил в полицию.