Лизи почувствовала, как ярость достигла точки кипения, и лишь порадовалась этому. — Я думаю, что вы прекрасно меня понимаете. Профессор Джозеф Вудбоди, король инкунков, нанял вас, велел позвонить мне и попытаться запугать, чтобы я… что? Отдала ключи от кабинета моего мужа, позволив ему покопаться в рукописях Скотта и взять всё, что хочется? Если это так… если он действительно думает… — Она взяла себя в руки. Далось ей это с трудом. Злость — она скорее горькая, чем сладкая, но Лизи не хотелось с ней расставаться. — Просто ответьте мне, Зак, «да» или «нет». Вы работаете на профессора Джозефа Вудбоди? — Это не ваше дело, миссас. Лизи не нашлась что сказать. Такая наглость на мгновение даже лишила её дара речи. Скотт сказал бы, что это чудовищная (это не ваше дело) нелепица. — И никто не нанимал меня что-то пытаться и ничего не делать. — Пауза. — Во всяком случае, я настроен серьёзно. А теперь, миссас, вам пора закрыть рот и послушать. Вы меня слушаете? Она стояла, приложив телефонную трубку к уху, обдумывая вопрос: «Вы меня слушаете?» — и молчала. — Я слышу ваше дыхание, поэтому знаю, что слушаете. Когда меня нанимают, миссас, этот сын матери ничего не пытается, он делает. Я понимаю, вы меня не знаете, но это минус для вас, не для меня. Это… это не простая бравада. Я не пытаюсь, я делаю. Вы отдадите этому человеку всё, что он просит, хорошо? Он позвонит мне по телефону или пришлёт письмо по мейлу и известными только нам словами скажет: «Всё в порядке, я получил всё, что хотел». Если этого не произойдёт… если этого не произойдёт в определённый период времени, тогда я собираюсь прийти к вам и причинить вам боль. Я собираюсь причинить вам боль в тех местах, которые вы не давали щупать парням на танцах в средней школе. В какой-то момент этой долгой речи, которая напоминала заранее заученный текст, Лизи закрыла глаза. Она чувствовала, как по щекам текут горячие слёзы, только не знала, что это за слёзы, ярости или… Стыда? Могли это быть слёзы стыда? Да, было что-то постыдное в выслушивании таких слов от полнейшего незнакомца. Словно ты пришла в новую школу и в первый же день учитель устроил тебе разнос. Врежь ему, любимая, сказал Скотт. Ты знаешь, что делать. Конечно, она знала. В такой ситуации ты или бьёшь наотмашь, или не бьёшь. Только она в такую ситуацию ещё ни разу не попадала, двух мнений тут быть не могло. — Миссас? Вы понимаете, что я вам сейчас сказал? Она знала, что хотела ему сказать, да только боялась, что как раз он её не поймёт. Поэтому Лизи решила обойтись более простыми и доходчивыми словами. — Зак? — сказала она тихо и вкрадчиво. — Да, миссас. — И он тут же понизил голос, возможно, подумал, что его приглашают в некий заговор для двоих. — Вы меня слышите? — Вы говорите очень уж тихо, но… да, миссас. Она набрала полную грудь воздуха, задержала дыхание, представляя себе мужчину, которой говорил «миссас» вместо «миссис». Представляя себе, как он плотно прижимает трубку к уху, чтобы разобрать все её слова. И как только эта «картинка» возникла перед её мысленным взором, Лизи проорала в это ухо что было сил: — ТОГДА ПОШЕЛ НА ХЕР! И бросила трубку на рычаг с такой яростью, что с телефонного аппарата поднялась пыль. 5 Почти сразу же телефон вновь начал звонить, но разговор с «Заком Маккулом» Лизи больше не интересовал. Она подозревала, что не осталось ни единого шанса продолжить, как это называли «говорящие головы в телевизоре», диалог. Да и не хотела она с ним разговаривать. Не хотела и выслушивать его тирады на автоответчике и выяснять, что добродушие напрочь ушло из его голоса и теперь она у него исключительно манда, сука и проститутка. Взявшись за провод, Лизи нашла розетку — она находилась рядом с картонными коробками — и вытащила штекер. Так что телефон смолк на третьем звонке. Её общение с «Заком Маккулом» закончилось, во всяком случае — на сегодня. Она полагала, что последняя точка не поставлена, что-то насчёт него (или с ним) придётся делать, но сейчас на первом месте стояла Анда. Не говоря уже про Дарлу, которая ждала, рассчитывала на её помощь. Ей требовалось лишь вернуться на кухню, сдёрнуть с гвоздика автомобильные ключи… ещё две минуты ушло бы на то, чтобы запереть дом, чего она никогда не делала днём. Дом, и амбар, и рабочие апартаменты. Да, особенно рабочие апартаменты, хотя она сомневалась, что там есть какие-то ценности, к примеру, что-то очень дорогостоящее. Но если уж речь зашла о дорогостоящем… И оказалось, что она вновь смотрит на верхнюю коробку. Клапана она не закрыла, так что всё было на виду. АЙК ПРИХОДИТ ДОМОЙ Скотт Лэндон Из любопытства (почему нет, на это требовалась лишь секунда) Лизи прислонила серебряную лопату к стене, подняла титульную страницу, посмотрела на следующую. Там было написано: Айк пришёл домой после бума, и всё было прекрасно. БУЛ! KOHEЦ! Ничего больше. На эту страницу Лизи смотрела не меньше минуты, хотя, видит Бог, ей хватало дел и её ждали в другом месте. По коже опять побежали мурашки, но теперь ощущение это было скорее приятным… чёрт, да чего там, просто приятным. Лёгкая, мечтательная улыбка заиграла на губах. С того момента, как она принялась за расчистку рабочих апартаментов Скотта (если хотите, взялась за его архивы), она чувствовала присутствие мужа… но никогда присутствие это не было столь близким. Столь реальным. Она сунула руку в коробку и просмотрела листы бумаги, лежащие стопкой, уже зная, что там найдёт. И нашла. Белизну чистой бумаги. Она залезла и в те листы, что стояли по бокам. Результат не изменился. В детском словаре Скотта «бум» означал короткую прогулку, а «бул»… ну, что-то более сложное, но в данном контексте слово это наверняка означало шутку или безобидную шалость. Этот гигантский поддельный роман был ха-ха Скотта Лэндона после смерти? Неужто и две другие коробки, что стояли под верхней, тоже были булами? А те, что находились в двух клетушках напротив её кабинета? Шутка была такая тонкая? И если всё так, кого разыгрывал Скотт? Её? Инкунков вроде Вудбоди? Объяснение логичное, Скотту нравилось подшучивать над людьми, которых он называл «завёрнутыми на рукописях», но отсюда перебрасывался мостик к жуткому предположению: он, возможно, предчувствовал свою (Умер молодым) грядущую смерть (Безвременно) и ничего ей не сказал. Это предположение вело к вопросу: поверила бы она ему, если бы и сказал? Инстинктивно она ответила: «Нет», — чтобы сказать, пусть только и самой себе: Я же была человеком практичным, всегда проверяла его багаж, чтобы убедиться, что у него достаточно нижнего белья, и звонила в аэропорт, узнавала, вылетают ли самолёты по расписанию. Но она помнила, как кровь на его губах превращала улыбку в клоунскую ухмылку; помнила, как он однажды объяснил ей (с присущей ему доходчивостью), что есть свежие фукты после захода солнца небезопасно, а в промежуток между полуночью и шестью утра лучше вообще обходиться без пищи. Согласно Скотту, «ночная еда» частенько бывала отравленной, и когда он это говорил, слова звучали логично. Потому что (прекрати) — Я бы ему поверила, и давайте на этом закончим, — прошептала Лизи, опустила голову и закрыла глаза, чтобы сдержать слёзы, которые, впрочем, так и не пришли. Глаза — а ведь они плакали во время заранее подготовленной речи «Зака Маккула»! — теперь были сухими, как камень. Дурацкие долбаные глаза! Рукописи в ящиках столов и в большом шкафу наверху определённо не были булами; Лизи это знала наверняка. Там лежали экземпляры уже опубликованных рассказов, альтернативные варианты некоторых из них. В столе, который Скотт называл «Большой Джумбо Думбо», хранились рукописи как минимум трёх незаконченных романов, которые при этом являлись более чем законченными повестями… понятное дело, у Вудбоди текли слюни. Лежало там и полдесятка готовых рассказов, которые Скотт так и не удосужился отослать в редакцию какого-нибудь периодического издания для публикации, и большинство, судя по шрифтам, лежало многие годы. Она не могла сказать, что — пустышка, а что — сокровище, хотя понимала, что все они вызовут интерес исследователей творчества Лэндона. Этот роман, однако… бул, по терминологии Скотта. Она сжала черенок серебряной лопаты, и сильно. Потому что держала в руке реальную вещь, внезапно оказавшись в эфемерном мире. Открыла глаза и сказала: — Скотт, это всего лишь шутка или ты чего-то от меня хочешь? Нет ответа. Естественно. А у неё ещё пара сестёр, к которым нужно ехать. Конечно же, Скотт понял бы её, если бы она на время отодвинула историю с булом на второй план. В любом случае она решила взять лопату с собой. Ей нравились ощущения, которые она испытывала, держа черенок в руке. 6 Лизи вставила штекер в розетку, а потом торопливо ушла, до того, как этот чёртов телефон мог опять зазвонить. На дворе садилось солнце, и дул сильный западный ветер, что объясняло, откуда взялось движение воздуха в тот момент, когда она открывала дверь кабинета, чтобы снять трубку и поговорить с Дарлой: никаких призраков, любимая. День, казалось, растянулся на месяц, но ветер, такой же, как и в её сне, успокаивал и освежал. Она направилась от амбара к кухне, не боясь, что где-то поблизости рыщет «Зак Маккул». Она знала, как звучат здесь голоса при звонках с мобильников: потрескивающие и далёкие. Скотт говорил, что причина — в линиях высокого напряжения (их он любил называть «заправочными станциями НЛО»). А вот дружка «Зака» она слышала отлично. Этот ковбой глубокого космоса говорил с ней по проводной линии, и она чёртовски сомневалась, что кто-нибудь из ближайших соседей пригласил незнакомца в свой дом и предоставил телефон для высказывания угроз. Она взяла автомобильные ключи и сунула их в боковой карман джинсов (не подозревая, что в заднем по-прежнему лежит блокнот Аманды с числами, хотя со временем вспомнит об этом). Она также взяла и более внушительную связку ключей, от всех дверей королевства Лэндонов, каждый с аккуратной наклейкой и надписью почерком Скотта. Заперла дом, заперла раздвижные двери первого этажа амбара, заперла дверь в рабочие апартаменты Скотта, к которой поднялась по наружной лестнице. Покончив с этим, с лопатой на плече направилась к автомобилю, и её тень далеко протянулась по двору в последних, красных лучах заходящего июньского солнца. Глава 4. ЛИЗИ И КРОВЬ-БУЛ. (Дурная кровь) 1 Поездка к Аманде по недавно расширенному и вновь заасфальтированному шоссе 17 занимала каких-то пятнадцать минут, даже с остановкой на светофоре, который регулировал движение на пересечении шоссе 17 с Дип-Кат-роуд. Большую часть этого времени, пусть ей того и не хотелось, Лизи провела в раздумьях о булах вообще и одном буле в частности: первом. Который не был шуткой. — Но маленькая идиотка из Лисбон-Фоллс не дала задний ход и вышла за Скотта замуж, — рассмеялась она, потом сняла ногу с педали газа. Слева сверкали витрины «Пательс маркет», заправочные колонки «Тексако» торчали из чёрного асфальта под ослепительно белыми огнями, и она почувствовала невероятно сильное желание остановиться и купить пачку сигарет. Старых добрых «Салем лайтс». И заодно можно прихватить пончиков «Ниссен», которые любила Анда, таких расплющенных, а себе взять «Хохо»[32]. — Ты — чокнутая крошка номер раз, — улыбнулась Лизи и вновь придавила педаль газа. «Пательс» растаял позади. Она ехала с включёнными фарами, хотя сумеречного света ещё хватало. Посмотрев в зеркало заднего вида, обнаружила, что дурацкая серебряная лопата лежит на заднем сиденье, и повторила, уже смеясь: — Ты — чокнутая крошка номер раз, да-да! И что с того, если она и была чокнутой? Что с того? 2 Лизи припарковалась в затылок «приусу» Дарлы и уже прошла половину пути до маленького коттеджа Аманды, когда из двери выскочила (чуть ли не выбежала) Дарла, с трудом подавляя рвущиеся из груди крики. — Слава Богу, ты здесь, — воскликнула она, а Лизи, увидев кровь на руках Дарлы, вновь подумала о булах, подумала о Скотте, выходящем к ней из темноты и протягивающем руку, только рука эта уже не выглядела как рука. — Дарла, что… — Она опять это сделала! Эта психованная снова себя поранила! Я пошла в туалет на минутку… оставила её на кухне пить чай…, «Анда, ты в порядке, Анда?» — спрашиваю её я… и… — Успокойся. — Лизи усилием воли изгнала из голоса всю тревогу. Она всегда была самой спокойной из всех, во всяком случае, старалась выглядеть самой спокойной, именно она всегда говорила: «Успокойся» или «Может, не всё так плохо?» — хотя вроде бы такое принято говорить кому-нибудь из старших сестёр. А может, и нет, если у самой старшей давно и сильно съехала долбаная крыша. — Она не умрёт, там такая грязь. — Дарла начала плакать. Понятное дело, подумала Лизи, раз я здесь, можно дать волю эмоциям. Вам никогда не приходило в голову, что у маленькой Лизи могут быть свои проблемы? Дарла высморкала сначала одну ноздрю, потом вторую на темнеющую лужайку Аманды, чего никогда не позволила бы себе настоящая леди. — Жуткая грязь, и, возможно, ты права, возможно, «Грин-лаун» очень даже ей подойдёт… это частная клиника… лишнего там не скажут… я просто не знаю… может, ты всё-таки сможешь её уговорить, наверное, сумеешь, она тебя слушается, всегда слушалась, я просто ума не приложу, что… — Пойдём, Дарла. — Голос Лизи звучал успокаивающе, и ей вдруг открылось: сигареты ну совершенно не нужны. Сигареты — это дурная привычка ушедших дней. Сигареты мертвы, как и её муж, потерявший сознание во время выступления и вскорости умерший в больнице в Кентукки, бул, конец. И она хотела держать в руке не «Салем лайтс», а черенок этой серебряной лопаты. Вот что её успокаивало, и при этом не требовалась зажигалка.