– А гениям обязательно крушить чужие иллюзии? – Нет, просто… Она улыбнулась и встала. – Забей, я прикалываюсь, Люк. Ветрянка над тобой прикалывается. Все норм? – Угу. – Тебе градусник впендюрили, да? – Да. И я не готов об этом говорить. – Понимаю. Сыграем в криббидж до обеда? Я тебя научу, если не умеешь. – Умею, но не хочу. Пойду лучше посижу у себя. – Обдумаешь сложившееся положение? – Вроде того. Увидимся за обедом. – Ага, когда прозвенит звонок, – сказала Калиша. – Считай, это свидание! Ну-ка, не кисни, маленький герой, дай мне пять. Она подняла руку, и Люк увидел, что между большим и указательным пальцами она сжимает какой-то белый квадратик. Он прижал свою белую ладонь к ее коричневой, и сложенная бумажка оказалась у него. – До скорого. Калиша зашагала к выходу на площадку. У себя в комнате Люк лег на кровать, отвернулся к стене и развернул бумажку. Калиша писала печатными буквами – очень мелко и аккуратно. Встреться с Морин рядом с машиной для льда возле комнаты Авери. Записку смой. Он смял бумажку, пошел в туалет и незаметно бросил ее в унитаз, когда спускал штаны. Эти шпионские игры, с одной стороны, казались ему нелепыми и смешными, а с другой – совсем не казались. Хотелось верить, что в этом la maison du chier[22] нет видеонаблюдения, но верилось с трудом. Машина для льда. Именно там они с Морин вчера разговаривали. Хм, любопытно. Если верить Калише, на Ближней половине есть несколько подобных мест – где их не слышат или слышат очень плохо, – однако Морин предпочитает именно это. Может, потому, что там нет видеонаблюдения, а может, потому, что шум льдогенератора создает некую стену, за которой Морин спокойнее. А может, рано еще делать выводы – надо сперва собрать побольше данных. Перед встречей с Морин Люк решил сходить на сайт «Стар трибьюн» и сел за комп. Даже успел добраться до мистера Гриффина… и вдруг замер. А он в самом деле хочет знать? Хочет выяснить, что эти сволочи, эти монстры лгут и его родители мертвы? За визит на сайт миннесотской газеты его могут наказать – неразумно спускать все нажитое непосильным трудом состояние за один поворот рулетки. Пока рано, решил Люк. Может, он сделает это чуть позже, когда унижение после знакомства с термометром немного забудется, но точно не сейчас. Люк вырубил комп и отправился в соседнее крыло. Рядом с машиной для льда стояла тележка для белья, и слышно было, как Морин напевает что-то про капли дождя. Люк пошел на голос и обнаружил Морин в комнате, украшенной постерами Международной федерации реслинга – сплошь суровые качки в обтягивающих трико, которые, судя по виду, жевали гвозди, а выплевывали канцелярские скрепки. – Привет, Морин, как дела? – Хорошо. Спина побаливает, но ибупрофен при мне. – Хотите, я вам помогу? – Спасибо, Люк, это последняя комната, и я уже почти закончила. Вот-вот привезут двух девочек и одного мальчика. Это комната мальчика. – Она кивнула на постеры и засмеялась. – Хотя ты и сам уже понял. – Ясно. Вообще-то мне нужен лед, а ведерка в комнате нет. – Они стоят в шкафчике рядом с машиной. – Морин с трудом разогнулась, поставила руки на поясницу и поморщилась. Люк услышал, как затрещал ее позвоночник. – Вот, так-то лучше. Пойдем, я тебе покажу. – Если вам нетрудно… – Нет-нет. Пойдем. Можешь катить тележку, если хочешь. Пока они шли по коридору, Люк думал о своих недавних изысканиях на тему кредитов. Особенно его поразила ужасающая статистика: американцы в общей сложности должны банкам больше двенадцати триллионов долларов. Деньги уже потрачены, но при этом не заработаны, а лишь обещаны. Такой парадокс, наверное, может понравиться только бухгалтеру. Большую часть этих денег выдают людям на покупку домов и открытие бизнеса, однако немалая доля приходится на пластиковые прямоугольнички, что лежат у людей в кошельках и бумажниках, – опиум современного американского потребителя. Морин открыла шкафчик, стоявший рядом с машиной для льда. – Сам достанешь? Не хочу лишний раз нагибаться. Кто-то очень невнимательный и не думающий о других затолкал все ведра вглубь. Люк нагнулся и тут же тихо заговорил: – Калиша рассказала мне про ваши проблемы с кредитом. Кажется, я знаю, как их можно решить. Но все зависит от вашей регистрации. – Моей регистра… – В каком штате вы проживаете? – Я… – Она воровато огляделась по сторонам. – Нам запрещено предоставлять подопечным какую-либо личную информацию. Меня уволят, если узнают. И не просто уволят – накажут. Я могу тебе доверять, Люк? – Я никому не расскажу. – Я живу в Вермонте. В Берлингтоне. Туда я уезжаю, когда мне дают неделю отпуска. – После этого признания Морин будто бы прорвало: – Когда выхожу с работы, первым делом удаляю десяток звонков из банка с голосовой почты. А дома сразу чищу автоответчик. Если автоответчик заполнен, они начинают слать письма – предупреждения, угрозы, – забивают ими почтовый ящик, бросают под дверь. Я в любой момент могу остаться без машины, это само по себе ужасно, а недавно начали поговаривать про мой дом! Ипотеку я выплатила, причем без помощи мужа. Когда я сюда устроилась, мне сразу дали приличный бонус – тогда-то я кредит и закрыла. Теперь они грозятся отнять дом, и тогда прощай… как там ее… – Рыночная стоимость? – шепотом подсказал Люк. – Да, точно. – Землистые щеки Морин запылали – то ли от стыда, то ли от гнева, Люк не понял. – Потом они потребуют мои сбережения… А я не для себя эти деньги откладывала! Не для себя, но они все равно их заберут. Сами так говорят. – Неужели он набрал столько кредитов? – поразился Люк. – Да! – Потише. – Держа в одной руке пластмассовое ведерко, Люк другой открыл дверцу машины для льда. – Вам повезло со штатом. Вермонт не признает совместную собственность супругов. – Как это понимать? Очень просто, подумал Люк. Только они не хотят, чтобы вы про это знали. Про это и про многое другое. Им выгодно, чтобы люди, засевшие в болоте, никогда больше оттуда не вылезли. Люк схватил пластмассовый совок и сделал вид, что разбивает глыбки льда. – На кого были оформлены кредитные карточки? – На него, конечно, но они звонят мне, потому что мы по-прежнему официально женаты и номера счетов у нас одинаковые! Люк принялся наполнять пластмассовое ведерко… очень медленно. – Они утверждают, что могут так поступить, и это звучит правдоподобно, но на самом деле они ничего не могут. По закону – только не в Вермонте. И не в большинстве штатов. Если он пользовался своими карточками и на чеках стоит его подпись, значит, это его долг. – Они говорят, он общий! Нас обоих! – Врут, – мрачно произнес Люк. – А звонки с угрозами… После восьми вечера вам тоже звонят? Морин яростно зашептала: – Шутишь?! Они и в полночь могут позвонить! Платите по кредиту, или на следующей неделе банк вас выселит! Приедете домой – там все замки поменяны, а мебель на улице стоит! Люк читал о таких методах. И похуже бывает. Коллекторы угрожают выдворить родителей должников из домов для престарелых. Пристают к их детям, которые только-только встали на ноги и обрели платежеспособность. Что угодно – лишь бы урвать свой кусок. – Хорошо, что вас почти не бывает дома. А здесь мобильники запрещены, да? – Конечно! Ты что! Телефон у меня в машине, на… Короче, не здесь. Однажды я поменяла номер мобильного, и банки сразу узнали новый! Как?! Запросто, подумал Люк. – Не удаляйте их звонки. Наоборот – берегите. Там указано, в котором часу вам звонили. Обзванивать клиентов после восьми вечера – да-да, вы для них клиент – противозаконно. Он сделал вид, что уронил ведро, и снова начал наполнять его льдом – еще медленней, чем прежде. Морин глядела на него с потрясением и зарождающейся надеждой, но Люк ничего не замечал. Он был занят проблемой – мысленно распутывал нити и смотрел, откуда они выходят. Чтобы там их и перерезать. – Вам нужен адвокат. Даже не думайте звонить в сомнительные конторы, которые по кабельному рекламируют. Они с вас сдерут все, что смогут, а потом обанкротят. На своей кредитной истории тогда можете ставить крест. Лучше найти нормального вермонтского адвоката, который специализируется на кредитных задолженностях, знает Закон о добросовестной практике взимания долгов и ненавидит этих кровопийц. Я еще пороюсь в Интернете, подыщу вам кого-нибудь. – А ты разве можешь? – Наверняка. – Если бы его спалили, то уже давно изъяли бы компьютер. – Адвокат должен узнать, какие именно коллекторские агентства вами занимаются – кто вас запугивает среди ночи. Банки обычно не горят желанием выдавать такую информацию, но, пока Закон о добросовестной практике не отменили (а в Вашингтоне есть очень влиятельные люди, которые пытаются это провернуть), хороший адвокат сможет вытащить из них эти сведения. Те, кто вам звонит, нарушают закон. Это жулики и негодяи из «котельных»[23]. И тут такие же негодяи работают, подумал Люк. – Что за котельные… – Не важно. – Их разговор слишком затянулся. – Хороший кредитный юрист начнет ходить по банкам с сообщениями на вашем автоответчике и говорить, что у них только два варианта: либо они спишут задолженность, либо вы их засудите за недобросовестное ведение бизнеса. Банки очень не любят судиться. Не дай бог общественность узнает, кто за них делает грязную работу – ребятки вроде тех верзил-костоломов из фильмов Скорсезе. – То есть мне даже платить не придется? – ошарашенно спросила Морин. Люк посмотрел прямо в ее усталое, слишком бледное лицо. – Это ваш долг? Она помотала головой. – Но это огромные деньги! Он обставил новую квартиру в Олбани, покупал туда стереосистемы, компьютеры, плоские телевизоры, еще у него есть любовница, которой он делает подарки, а сам он любит казино… И так уже много лет. Я, глупая и наивная, только недавно опомнилась, когда было уже поздно. – Еще не поздно, поймите… – Привет, Люк! Он вздрогнул, обернулся и увидел Авери Диксона. – О, здоро́во! Как батут?