Сейчас все внимание Гвенди сосредоточено на вечерних новостях в телевизоре. Новости, прямо скажем, нерадостные. Она по-прежнему не может поверить, что Клинтон проиграл этому придурку. – Президент США – идиот, каких мало, – говорит она вслух, отправив в рот лист салата, по идее зеленого, а на деле скорее коричневатого. – Объясни им, Берни. Диктор новостей, Бернард Шоу, с его фирменными пышными усами и темными с проседью волосами, как раз говорит: – …вспомнить цепочку событий, чреватую потенциально катастрофическими последствиями. Недавние фотоснимки с разведывательного спутника дают основания подозревать, что Северная Корея строит новый ядерный объект рядом с ядерным центром в Йонбёне, закрытым по соглашению тысяча девятьсот девяносто четвертого года. На основании этих снимков Вашингтон требует допуска на объект для инспекционной проверки, а Пхеньян, в свою очередь, требует от США триста миллионов долларов в качестве платы за допуск. Ранее на этой неделе президент Хамлин сделал публичное заявление в адрес лидера Северной Кореи – заявление гневное и, по мнению многих, крайне неуважительное. Президент заявил, что Америка не будет платить никаких инспекционных взносов, и назвал само предложение «нелепым и смехотворным». Сегодня Пхеньян опубликовал письменное заявление, в котором назвал президента Хамлина «прозомбированным дебоширом» и пригрозил в одностороннем порядке расторгнуть соглашение девяноста четвертого года. Белый дом еще не дал официального ответа, но согласно источнику, пожелавшему остаться неназванным… – Замечательно, – говорит Гвенди, поднимаясь из-за стола, чтобы выбросить в мусор остатки салата. – Два эго-маньяка меряются пиписьками. Комментарии излишни… 19 Гвенди ложится в постель и, в последний раз взглянув на пульт управления, выключает лампу на тумбочке у кровати. Перед тем как лечь спать, она принесла пульт к себе в спальню и поставила на комод. Теперь она думает, что, наверное, надо поставить его поближе. На всякий случай. Она тянется к выключателю, чтобы опять включить свет – но замирает, услышав скрип дверцы на петлях, которые давно пора смазать. Она узнает этот звук. Это дверца платяного шкафа. Не в силах пошевелиться, она в ужасе наблюдает, как из шкафа выходит темная фигура. Она пытается крикнуть: Стоять! У меня пистолет! Я уже набрала службу спасения! – все, что угодно, лишь бы выиграть время, но вдруг понимает, что затаила дыхание и не может выдавить из себя ни звука. Внезапно вспомнив о пульте, оставшемся на комоде, она резко отбрасывает одеяло и пытается встать. Но ночной гость не дает ей подняться. Он бросается к ней, хватает за талию и валит обратно на кровать. Она кричит и пытается вырваться, бьет его по лицу, целясь ногтями в глаза, и срывает с него лыжную маску. Гвенди видит его лицо в тусклом свечении телеэкрана и задыхается от испуга. Это Фрэнки Стоун – почему-то снова живой и точно такой же, каким был почти двадцать лет назад, в тот вечер, когда он убил парня Гвенди, – в камуфляжных штанах, темных очках и футболке, с дурацкой ухмылкой на прыщавом лице, с длинными сальными волосами, рассыпавшимися по плечам. Он наваливается на Гвенди всем своим весом, прижимает к матрасу и шипит ей в лицо, обдавая несвежим, проспиртованным дыханием: – Отдай мне пульт, тупая сука. Отдай его мне, или я съем тебя живьем. А потом его рот открывается нереально широко, и мир вокруг Гвенди гаснет, когда Фрэнки Стоун глотает ее целиком. 20 Гвенди резко садится на постели, цепляясь за мокрые от пота простыни, и ловит ртом воздух. Ее взгляд устремляется на дверцу шкафа – она плотно закрыта, – потом к пульту на комоде. Пульт на месте, там же, где Гвенди его и оставила, лежит в темноте, пристально наблюдая за ней. 21 – Может, я все-таки положу ваш чемоданчик в багажный отсек, госпожа конгрессмен? Гвенди смотрит на второго пилота (он представился пару минут назад, когда она вошла в восьмиместный частный самолет, но его имя уже вылетело у нее из головы). – Спасибо, не надо. У меня там ноутбук. Может быть, я поработаю, пока мы летим. – Хорошо, – говорит он. – Взлет через двадцать минут. Он ободряюще ей улыбается – мол, ваша жизнь в моих руках, дамочка, но я замечательно выспался, а утром лишь немного нюхнул кокаина, так что все под контролем – и ныряет обратно в кабину. Гвенди зевает и смотрит в окно на оживленную взлетно-посадочную полосу. Полет будет коротким, и меньше всего ей хочется работать в пути. Она не выспалась, и настроение у нее скверное. Не прошло и двух суток с тех пор, как в ее жизнь вернулся пульт управления, а потрясение и любопытство уже успели смениться злостью и возмущением. Она смотрит на свой чемоданчик, лежащий под сиденьем впереди, и с трудом подавляет желание снова проверить, на месте ли пульт. Она закрывает глаза и пытается угомонить навязчивый внутренний голос, который никак не желает умолкнуть. Потом резко вздрагивает и открывает глаза, сообразив, что чуть не заснула. Спать нельзя. Нельзя оставлять пульт без присмотра. – Это не опасно? – спрашивает она и только потом понимает, что говорила вслух. Снова смотрит на чемоданчик. Лететь часа полтора. Что такого ужасного может случиться, если она ненадолго вздремнет? Гвенди не знает, и ей как-то не хочется выяснять. Поспать можно будет и дома. Это не опасно? Ей вспоминается старый фильм с Дастином Хоффманом, где был зловещий нацист-стоматолог. Это не опасно? Когда дело касается пульта, Гвенди знает ответ. Пульт управления очень опасен. Очень. – Мы готовимся к взлету, госпожа конгрессмен, – говорит второй пилот, выглянув из кабины. – Мы должны приземлиться в Касл-Роке за пять минут до полудня. 22 Если быть честной с собой – а когда самолет поднялся в облака над бурой лентой реки Потомак, Гвенди решила быть с собой предельно честной, – то придется признать, что главной причиной ее паршивого настроения нынешним утром служат давно позабытые воспоминания из юности. Это был теплый и ветреный августовский день, незадолго до начала десятого класса. В первый раз за несколько месяцев Гвенди бежала вверх по Лестнице самоубийц. Добравшись до вершины, она села передохнуть на той же самой скамейке, где несколько лет назад с ней впервые заговорил человек по имени Ричард Фаррис. Она закрыла глаза и запрокинула голову, подставляя лицо теплому солнцу и легкому ветерку. Вопрос, которым она задавалась, сидя на скамейке в тот далекий летний день, снова всплыл у нее в голове – причем нагло и беспардонно – сегодня утром, когда она собирала чемодан и обкладывала пульт управления свитерами и свернутыми носками: Какую часть своей жизни она творит собственными руками, а какая часть определяется пультом с его кнопками и шоколадками? От этого воспоминания – и главной мысли, содержавшейся в этом воспоминании – ей захотелось закричать от злости и швырнуть пульт в стену. Она, конечно, сдержалась, но это было непросто. Гвенди знает, что большинству наблюдателей со стороны ее жизнь показалась бы просто сказочной. Стипендия в Университете Брауна, школа писательского мастерства в Айове, стремительный карьерный рост в рекламном агентстве и, конечно же, книги, и фильмы, и премия «Оскар». А потом – выборы в конгресс и победа, которую многие обозреватели назвали крупнейшим политическим потрясением в истории штата Мэн. Конечно, были и неудачи – сорвался выгодный рекламный проект, не сложилось с экранизацией, и до встречи с Райаном ее личная жизнь напоминала бесплодную пустошь из сплошных разочарований, – но их было немного, и Гвенди преодолевала их с легкостью, на зависть многим. Даже теперь, глядя на чемодан, в котором спрятан пульт управления, Гвенди верит всем сердцем, что своими успехами она обязана упорной работе и позитивному отношению к жизни, а также настойчивости и толстокожести. Но что, если это… не так? 23 Самолет Гвенди приземляется в окружном аэропорту Касла у шоссе номер 39. С низкого серого неба сыпется слабый снежок – даже не снегопад, а легкий поцелуй в щечку от севера, который к обеду покроет дворы и дороги дюймовым слоем слякоти. Перед вылетом Гвенди позвонила Билли Финкельштейну, одному из всего двоих штатных сотрудников окружного аэропорта Касла, и попросила зарядить аккумулятор ее «субару», оставленного в ангаре на шоссе номер 39, и подогнать его к зданию аэропорта. Билли верен своему слову. Машина ждет Гвенди на стоянке. Двигатель прогрет, печка жарит вовсю. Гвенди благодарит Билли, дает ему чаевые, хоть это и против правил, и кивает его начальнику, Джесси Мартину, старому папиному приятелю и партнеру по боулингу. Чемодан с пультом она ставит поближе к себе, на переднее пассажирское сиденье, а сверху кладет свою сумку. По дороге домой Гвенди делает пару коротких звонков. Сначала звонит папе – сообщить, что приземлилась благополучно и вечером будет у них. Мама спит на диване в гостиной, поэтому Гвенди не удается с ней поговорить, но папа безумно доволен и с нетерпением ждет ее к ужину. Второй звонок – на мобильный Норриса Риджвика, шерифа округа Касл. Норрис не берет трубку, но включается автоответчик, и после сигнала Гвенди оставляет ему сообщение: – Норрис, привет. Это Гвенди Питерсон. Я только что прилетела в Касл-Рок. Думаю, нам надо встретиться. Позвони, когда освободишься. Нажимая кнопку «Завершить вызов», Гвенди чувствует, как задние колеса ее «субару» на мгновение теряют сцепление с дорогой. Она осторожно выруливает обратно на середину полосы, снижает скорость и думает: Вот чего тебе не хватает, так это врезаться в столб и потерять сознание, чтобы пульт управления обнаружил водитель снегоуборочной машины, какой-нибудь девятнадцатилетний юнец с банкой жевательного табака в заднем кармане и замерзшими под носом соплями. 24 В 1999 году до Касл-Вью можно добраться только двумя путями: по шоссе номер 117 или по Плезант-роуд. Гвенди едет по Плезант, мимо частных жилых домов, растянувшихся на полмили – почти все уже украшены к Рождеству, – и сразу после новой спортивной площадки от Американского легиона поворачивает налево, на Вью-драйв. Проезжает еще двести ярдов и поворачивает направо к засыпанной снегом стоянке в квартале кооперативных домов на Касл-Вью. Гвенди с Райаном оказались в числе первых десяти человек, купивших квартиры в новом многоквартирном комплексе. Это было несколько лет назад. И хотя оба постоянно в разъездах, здесь они всегда счастливы вместе. Гвенди заезжает на место в первом ряду, зарезервированное за ней, и выключает двигатель. Направляясь к пассажирской двери, чтобы вытащить чемодан, обводит взглядом холмы и огороженный крутой обрыв, где когда-то бегала по металлической лестнице, проходившей зигзагом по отвесному склону. Лестнице самоубийц. На самом верху, как темный шрам на заснеженном склоне холма, стоит деревянная скамейка, где Гвенди впервые встретила незнакомца в маленькой черной шляпе. Гвенди набирает на домофоне четырехзначный код, входит в подъезд и поднимается по лестнице на второй этаж. Заходит в квартиру 19В, снимает пальто, бросает его прямо на пол в прихожей, вынимает из чемодана пульт управления, несет его в спальню и ставит на половину кровати Райана. Потом ложится сама и уже через тридцать секунд крепко спит. 25