— Не уходи. — Я не уйду. Я останусь с вами. И Дэн остался. Такая вот жуткая привилегия. Глаза Чарли снова закрылись. Дэн закрыл свои и увидел медленное синее мерцание во тьме. Один… два… стоп. Один… два… стоп. А ветер снаружи все не утихал. — Спите, Чарли. Вы молодец, но вы устали и вам нужно заснуть. — Я вижу жену. — Тихий, едва слышный шепот. — Правда? — Она говорит… И всё. За веками у Дэна в последний раз мигнула синева, а лежащий на кровати человек в последний раз выпустил из легких воздух. Дэн открыл глаза и слушал ветер в ожидании последнего акта. Через несколько секунд он начался: из носа, рта и глаз Чарли вырвалась тусклая красная дымка. В Тампе одна старая медсестра — сияла она не больше, чем Билли Фримэн — называла ее «криком». Говорила, что видела его много раз. Дэн видел его каждый раз. Дымка поднялась и повисла над телом старика. Потом рассеялась. Дэн поднял правый рукав его пижамы и проверил пульс. Обычная формальность. 5 Обычно Аззи уходил до того, как все кончится — но не сегодня. Он стоял на стеганом покрывале рядом с бедром Чарли и смотрел на дверь. Дэн обернулся, ожидая увидеть Клодетт или Джен, но там никого не было. Или был? — Есть тут кто? Ничего. — Ты — девочка, которая иногда пишет на моей доске? Нет ответа. Но кто-то там был, однозначно. — Тебя зовут Абра? Раздалось слабое, почти неслышное из-за ветра журчание фортепианной мелодии. Дэн мог бы принять это за проделки своего воображения (он не всегда мог отличить его от сияния), а вот Аззи — нет. Его уши подергивались, глаза ни на секунду не отрывались от пустого дверного проема. Кто-то там стоял. Наблюдал. — Ты — Абра? Еще один фортепианный ручеек, затем снова тишина. На этот раз — настоящая. Как бы ее ни звали, она ушла. Аззи потянулся, спрыгнул с кровати и, не оборачиваясь, ушел. Дэн посидел еще немного, слушая ветер. Затем опустил кровать, накрыл лицо Чарли простыней и вернулся на сестринский пост сообщить, что на этаже умер постоялец. 6 Покончив со своей частью бумажных формальностей, Дэн спустился в закуток у лестницы. Когда-то он бежал бы туда бегом, заранее сжав кулаки, но эти дни миновали. Он шел, делая медленные глубокие вдохи, чтобы успокоить душу и разум. У АА была поговорка, «Не пей не подумав», но Кейси К. говорил ему во время их еженедельных встреч наедине, что вообще ничего не надо делать, не подумав. «Не для того ты протрезвел, чтоб быть дураком, Дэнни. Подумай об этом, когда у тебя в голове в следующий раз начнется заседание бюро „Башка с дырой“». Но эти чертовы отметины от пальцев! Карлинг сидел, откинувшись на стуле, и на сей раз ел мятные конфетки «Джуниор». Место «Популярной механики» занял иллюстрированный журнал с фото звезды нового сериала про «крутых парней» на обложке. — Мистер Хэйес скончался, — мягко сказал Дэнни. — Прискорбно. — Даже глаз не поднял от журнала. — Но для этого они сюда и приходят, разве не… Дэн зацепил одной ногой висящую в воздухе переднюю ножку стула Карлинга и дернул. Стул откатился в сторону, Карлинг приземлился на пол. Коробка с «Джуниорами» вылетела у него из рук. Он изумленно уставился на Дэна. — Теперь ты меня внимательно слушаешь? — Ах ты сукин… Карлинг начал подниматься. Дэн поставил ногу ему на грудь и пихнул обратно к стене. — Вижу, что да. Хорошо. Лучше тебе сейчас не вставать. Посиди и послушай меня. Дэн наклонился вперед и уперся руками в колени. Вцепился в них, потому что сейчас эти руки хотели одного: бить. И бить. И бить. Виски у него пульсировали. «Медленно, — сказал он себе. — Не позволяй всему этому взять над собой верх». Но это было трудно. — Если я еще раз увижу следы твоих пальцев на пациенте, то сфотографирую их и пойду к миссис Клаузен, и ты окажешься на улице, несмотря на все свои связи. И как только ты перестанешь быть сотрудником этого учреждения, я найду тебя и вышибу мозги. Карлинг поднялся, упираясь спиной в стену и не сводя глаз с Дэна. Он был выше и тяжелей минимум на сто фунтов. — Интересно будет посмотреть, — бросил он, сжав кулаки. — Может, прямо сейчас? — Запросто, только не здесь, — сказал Дэн. — Люди пытаются спать, и по соседству с нами лежит покойник. С отметинами от твоих рук. — Да не трогал я его, только пульс пощупал. Ты же знаешь, у этих лейкемиков синяки мигом появляются. — Знаю, — согласился Дэн, — но ты нарочно причинил ему боль. Не знаю, зачем, но знаю, что это так. В мутных глазах Карлинга что-то мелькнуло. Не стыд; Дэн не верил, что он способен его испытывать. Просто недовольство тем, что его видят насквозь. И страх быть пойманным. — Великий человек! Доктор Сон! Думаешь, твое дерьмо не воняет? — Ну давай выйдем, Фред. Я только рад буду. Это была правда. Внутри у него сидел второй Дэн. Он уже не был так близко к поверхности, но никуда не ушел и не перестал быть все тем же отвратительным, безрассудным сукиным сыном. Краем глаза Дэн видел Клодетт и Джен — они стояли в коридоре, обнявшись, и смотрели на них вытаращив глаза. Карлинг задумался. Да, он был крупнее, и руки у него были длиннее. Но он потерял форму — слишком много буррито с двойной начинкой, слишком много бутылок пива, и дыхалка уже не та, что в двадцать лет, — а в лице этого тощего парня было что-то настораживающее. Он встречал таких раньше, когда еще был с «Дорожными святыми». Есть парни, у которых сломан переключатель в башке. Они легко заводятся, и тогда уж их не остановишь, пока не перегорят. Он считал Торранса забитней-ботаником, который не произнесет слово «говно», даже если ему набьют им рот, но теперь увидел, что ошибался. Его секретным амплуа был не доктор Сон, а доктор Псих. Обдумав все это, Фред сказал: — Не хочу руки пачкать. Дэн кивнул. — Правильно. Не придется зря мерзнуть. Просто запомни мои слова. Если не хочешь попасть в больницу, не распускай руки. — Кто-то умер и назначил тебя главным? — Не знаю, — сказал Дэнни. — Правда не знаю. 7 Дэн вернулся к себе и забрался в постель, но заснуть не мог. За время работы в «Доме Ривингтон» он совершил около полусотни предсмертных визитов, и обычно они его успокаивали. Но не сегодняшний. Дэна до сих пор трясло от ярости. Рациональная часть его разума ненавидела эту багровую бурю, но другая, глубинная часть, ею наслаждалась. Возможно, всему виной старая добрая генетика — триумф природы над воспитанием. Чем дольше он оставался трезвым, тем больше воспоминаний всплывало. Одни из самых ясных — отцовские приступы гнева. Он надеялся, что Карлинг поймает его на слове. Выйдет наружу, на снег и ветер, где Дэн Торранс, сын Джека, пропишет этому никчемному щенку его лекарство. Видит бог, он не хотел превращаться в своего отца, чьи приступы трезвости держались на сцепленных зубах. «Анонимные алкоголики» должны были помочь справиться с гневом — и практически сделали это, но выпадали такие дни, как сегодня, когда Дэн понимал, насколько хрупок этот барьер. Дни, когда он чувствовал себя никчемным, и, казалось, не заслуживал ничего лучшего, чем выпивка. В такие дни он особенно сильно чувствовал свою близость с отцом. Он подумал: «Мама». Он подумал: «Сахав». Он подумал: «Никчемным щенкам нужно лекарство. И ты знаешь, где его продают, верно? Да на каждом шагу, мать его так». Башня застонала под сильным порывом ветра. Когда ветер стих, в комнате возникла девочка, которая любит играть с доской. Дэн почти слышал ее дыхание. Он вытащил одну руку из-под одеял. Какое-то мгновение она просто висела в холодном воздухе, а потом он почувствовал, как ладонь девочки — маленькая, теплая — скользнула в его ладонь. — Абра, — произнес он. — Твое имя — Абра, но иногда тебя зовут Эбби, правильно? Ответа не последовало, но ему он был и не нужен. Все, что ему было нужно — ощущение тепла ее руки. Оно длилось всего несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы его успокоить. Дэн закрыл глаза и уснул. 8