– Это рак, – сказал ночной гость, скрытый полупрозрачной шторкой. – Он у тебя в горле, в носовых пазухах, в лимфоузлах. Он у тебя в глазах, Джек. Он выедает тебе глаза. Скоро ты его увидишь, серые шишечки раковых клеток, плавающие перед глазами. Знаешь, когда ты его получил? Конечно, Джек знал. Когда это кошмарное существо прикоснулось к нему у амбара в Каннинге. Когда оно его приласкало. – Я тебе его дал, но могу и забрать. Хочешь, чтобы я его забрал? – Да, – прошептал Джек и расплакался. – Заберите его. Пожалуйста, заберите. – Если я тебя кое о чем попрошу, ты же выполнишь мою просьбу? – Да. – Выполнишь без раздумий? – Да! – Я тебе верю. Ты же не дашь мне повода в тебе усомниться? – Нет! Нет! – Хорошо. А теперь подотрись. От тебя смердит. Рука с «НЕМОГУ» отпустила шторку, но сам ночной гость остался на месте. Хоскинс чувствовал на себе пристальный, тяжелый взгляд этого человека. Нет, не человека. Это был кто угодно, только не человек. Хоскинс потянулся за туалетной бумагой, смутно осознавая, что заваливается на бок, а окружающий мир тускнеет и сжимается в точку. И это было хорошо. Он грохнулся на пол, но не почувствовал боли. Он отключился еще в падении. 2 Дженни Андерсон проснулась в четыре утра, как всегда, с переполненным мочевым пузырем. Обычно она пользовалась туалетом, примыкавшим к их с Ральфом спальне, но с тех пор, как застрелили Терри Мейтленда, Ральф плохо спал по ночам, а сегодняшней ночью он был особенно беспокоен. Дженни встала с кровати и пошла в ванную в конце коридора, рядом с комнатой Дерека. Сделав свои дела, она даже не стала спускать воду в унитазе, чтобы шум не разбудил мужа. Ничего страшного. До утра подождет. Господи, дай ему еще пару часов, подумала Дженни, выходя из ванной. Еще пару часов спокойного сна, больше я ни о чем не прошу… Она резко остановилась посреди коридора. Когда она выходила из спальни, свет внизу не горел. Да, она шла в полусне, но все равно заметила бы свет. Наверняка бы заметила. Ты уверена? Нет, не уверена. Не совсем. Но сейчас свет горел. Белый, приглушенный. Лампочка над плитой в кухне. Дженни подошла к лестнице и встала на верхней ступеньке, глядя на свет внизу и задумчиво хмурясь. Включили ли они охранную сигнализацию, когда пошли спать? Да. У них в доме было такое правило: перед сном включать сигнализацию. Вчера вечером Дженни включила ее сама, а Ральф потом дважды проверил. Эти проверки, как и бессонница Ральфа, начались после гибели Терри Мейтленда. Дженни не знала, что делать. Может быть, все-таки разбудить Ральфа? Нет, лучше не надо. Ему нужно поспать. Может быть, стоит вернуться в спальню и взять табельный пистолет мужа из коробки на верхней полке в шкафу? Но дверцы шкафа скрипят, и этот скрип точно разбудит Ральфа. И вообще, что за приступы паранойи? Скорее всего свет горел и тогда, когда она шла в туалет. Просто она не обратила внимания. Или, может, там что-то с контактом и лампочка включилась сама собой. Дженни бесшумно спустилась по лестнице, машинально сместившись чуть левее на третьей сверху ступеньке и чуть правее – на девятой, чтобы не наступить на скрипучие доски. Она подошла к двери в кухню и осторожно заглянула внутрь, чувствуя себя глупо и в то же время совсем не глупо. Потом вздохнула и сдула челку со лба. В кухне никого не было. Дженни вошла и шагнула к плите, чтобы выключить свет, но вдруг резко остановилась. У кухонного стола обычно стояло четыре стула: три для членов семьи и один «гостевой». Сейчас их было не четыре, а три. Одного не хватало. – Стой где стоишь, – раздался чей-то голос. – Если сдвинешься с места, я тебя убью. Если закричишь, я тебя убью. Она застыла на месте. Сердце бешено заколотилось в груди, волосы на затылке встали дыбом. Если бы Дженни только что не сходила в туалет, она бы, наверное, описалась. Налила бы изрядную лужу на пол. Взломщик, проникший к ним в дом, сидел в гостиной на «гостевом» стуле, стоявшем так, что из кухни были видны только ноги незваного гостя, от колен и ниже. Полинявшие джинсы и мокасины на босу ногу. На лодыжках – какие-то красные пятна. Может быть, псориаз. Все остальное скрывалось в тени. Дженни видела лишь силуэт в темноте. Ей удалось разглядеть только то, что у гостя широкие плечи, а сам он сидит, слегка сгорбившись, но не как от усталости, а будто натренированные мышцы не дают ему распрямиться. Удивительно, как обостряется восприятие, когда тебя парализует от страха. Пронзительный ужас отключил в мозгу Дженни способность отсортировывать факты, и она все поняла. Она знала, кто этот пришелец. Настоящий убийца Фрэнка Питерсона. Человек, искусавший ребенка, как дикий зверь, и изнасиловавший его веткой дерева. И теперь этот убийца проник к ней в дом, и она стоит перед ним в своей летней пижаме с короткими шортиками, и ее затвердевшие от страха соски наверняка выпирают из-под тонкой майки. – Слушай меня, – сказал он. – Ты слушаешь? – Да, – прошептала Дженни и покачнулась, готовая упасть в обморок. Она испугалась, что потеряет сознание прежде, чем он ей скажет, зачем пришел. Если это случится, он ее убьет. А потом просто уйдет. Или поднимется в спальню и убьет Ральфа. Спросонья Ральф даже не успеет понять, что происходит. И Дерек вернется домой сиротой. Нет. Нет. Нет. – Что… что вам нужно? – Скажи своему мужу, что здесь, во Флинт-Сити, все кончено. Скажи ему, пусть остановится. Скажи, если он остановится прямо сейчас, все вернется в нормальное русло. А если не остановится, я его убью. Я поубиваю их всех. Он протянул руку из темноты к тусклому свету от единственной лампы над кухонной плитой. Большую руку. Сжал кулак. – Что написано у меня на руке? Прочти вслух. Дженни уставилась на поблекшие синие буквы. Попыталась заговорить и не смогла. Язык как будто распух и прилип к нёбу. Гость наклонился вперед. Она увидела его глаза под широким выпуклым лбом. Черные, очень короткие волосы, торчавшие во все стороны. Черные глаза смотрели на Дженни и пронзали ее насквозь, словно пытались проникнуть ей в сердце и в мысли. – Тут написано: «НАДО», – сказал он. – Видишь, да? – Д-д-д… – Так вот, тебе надо сказать ему, чтобы он остановился. – Ярко-красные губы шевелились в обрамлении черных усов и бородки. – Скажи ему, если он сам или кто-то еще попытается меня разыскать, я убью их и брошу их потроха в пустыне грифам на корм. Ты меня поняла? Да, попыталась сказать она, но голос пропал окончательно. Ноги подогнулись, и она поняла, что сейчас рухнет на пол, и выставила руки, чтобы смягчить удар, но не успела узнать, помогло ли ей это, потому что отключилась еще в падении, и все кануло в темноту. 3 Джек проснулся в семь утра. Яркое летнее солнце светило в окно на кровать. Пели птицы. Джек резко сел и принялся затравленно озираться по сторонам, смутно осознавая, что голова раскалывается после вчерашней попойки. Он вскочил с кровати, открыл ящик тумбочки, достал револьвер – «патфайндер» тридцать восьмого калибра, приобретенный для самообороны, – и прошел через комнату, высоко поднимая ноги и держа дулом вверх у правой щеки. Отпихнув ногой трусы, валявшиеся на полу, он подошел к двери в ванную, которая оказалась распахнутой настежь. Здесь он помедлил, прижавшись спиной к стене у дверного проема. Доносившийся из ванной запах был уже слабым, но знакомым: запах последствий вчерашней мексиканской еды. Значит, ночью он все-таки бегал в сортир; хотя бы это ему не приснилось. – Тут есть кто-нибудь? Если да, отвечайте. У меня револьвер, и я буду стрелять. Тишина. Джек сделал глубокий вдох, оторвался от стены и развернулся лицом к дверному проему. Пригнувшись, выставил револьвер перед собой и обвел дулом крошечное помещение. Унитаз с поднятой крышкой и опущенным сиденьем. На полу – газета, раскрытая на странице комиксов. Душевая шторка задернута. За полупрозрачным пластиком виднеются смутные силуэты. Но это всего лишь поручень на стене, массажная щетка, головка душа. Ты уверен? Пока у Джека не сдали нервы, он поспешно шагнул вперед, поскользнулся на коврике рядом с ванной и схватился за шторку, чтобы не грохнуться. Шторка сорвалась с колечек и упала ему на голову, закрыв лицо. Он завопил благим матом, содрал с себя шторку, отшвырнул ее прочь и навел револьвер на пустую ванну. Да, абсолютно пустую. Никаких незваных гостей. Никаких чудовищ из кошмаров. Джек внимательно осмотрел ванну. Он никогда не отдраивал ее дочиста, и если бы кто-то стоял в его ванне, на засохших потеках шампуня и мыла наверняка остались бы следы. Но никаких следов не было. Значит, все-таки сон. Очень яркий кошмар. Но он все равно проверил окно в ванной и все три входных двери. Все закрыто, все заперто на замки и щеколды. Ладно. Можно расслабиться. Ну, почти. Джек вернулся в ванную, на всякий случай проверил шкафчик для полотенец (ничего подозрительного) и с отвращением пнул валявшуюся на полу шторку. Давно пора заменить это убожество. Он сегодня же съездит в хозяйственный магазин и купит новую шторку. Он рассеянно потянулся почесать зудящий ожог на шее и зашипел от боли, едва прикоснувшись к обожженному месту. Встал перед зеркалом над раковиной, повернулся к нему спиной и, повернув голову, попробовал разглядеть шею сзади. Разумеется, у него ничего не вышло. Он открыл верхний ящик под раковиной, но нашел только бритвенные принадлежности, пару расчесок, начатый рулон пластыря и древний тюбик «Миконазола», еще один сувенир эпохи Греты. Как и эта дурацкая шторка для ванны. Он нашел, что искал, в нижнем ящике. Зеркальце с отломанной ручкой. Джек стер с него пыль, встал, прижавшись задом к краю раковины, и поднял зеркальце. Вся его шея сзади была ярко-красной, в мелких пупырышках-волдырях. Откуда вообще взялся этот ожог? Джек мазался кремом от солнца, и нигде больше ожогов не было. Это не солнечный ожог, Джек. Хоскинс тихонечко заскулил. Разумеется, не было никаких странных ночных гостей, прячущихся в его ванне, не было никаких жутких пришельцев с татуировками «НЕМОГУ» на руках – разумеется, не было, – но одно он знал точно: в их семье имелась врожденная предрасположенность к раку кожи. От рака кожи умерла его мать. И один из дядьев. У многих рыжих такая беда, – сказал отец после того, как ему самому удалили несколько папиллом с левой руки, несколько предраковых родинок с голеней и базальноклеточную карциному с затылка. Джек хорошо помнил огромную черную родинку (постоянно растущую) на щеке дяди Джима; он хорошо помнил кровавые язвы, разъедавшие кожу на маминой левой руке и груди. Кожа – самый большой орган тела, и когда ее поражает болезнь, это зрелище не для слабонервных. Хочешь, чтобы я его забрал? – спросил ночной гость, прятавшийся за шторкой. – Это был сон, – сказал Хоскинс вслух. – В Каннинге я сильно перепугался, а вчера вечером опять обожрался этой мексиканской еды, и поэтому мне приснился кошмар. Вот и весь сказ. Но он все равно очень тщательно проверил, нет ли каких-нибудь уплотнений под мышками, под челюстью и в носу. Ничего. Только солнечный ожог на шее. Но почему-то лишь на шее, и больше нигде. Только эта саднящая полоса воспаленной кожи. Крови там не было – вроде как подтверждение того, что разговор с ночным гостем ему приснился, – но были какие-то странные волдыри. Наверное, стоит сходить к врачу, и он обязательно сходит к врачу… но подождет пару дней. Может быть, все пройдет само собой. Если я тебя кое о чем попрошу, ты же выполнишь мою просьбу? Выполнишь без раздумий? Кто стал бы раздумывать? – подумал Джек, глядя в зеркальце на свою шею. Если в противном случае тебя сожрет заживо рак, никто не станет раздумывать. 4 Дженни проснулась у себя в спальне, в их с Ральфом спальне. Поначалу она не могла понять, почему у нее во рту медный привкус паники, словно она едва избежала серьезной беды, и почему ее руки выставлены ладонями вперед, словно она защищается от какой-то опасности. Ральфа в постели не было. Дженни услышала шум воды в душе и подумала: Это был сон. Очень жуткий и очень реальный кошмар, но все равно просто сон. Только ей почему-то не стало легче. Видимо, потому, что она сама в это не верила. Этот сон не бледнел, не стирался из памяти при пробуждении, как обычно бывает со всеми снами, даже самыми страшными. Она помнила все: как увидела свет на первом этаже, как ночной гость сидел в темной гостиной, как он ей угрожал. Она помнила руку, показавшуюся из темноты. Руку, сжавшуюся в кулак, чтобы Дженни смогла прочитать бледную синюю татуировку между костяшками пальцев: «НАДО». Тебе надо сказать ему, чтобы он остановился. Она встала с кровати и быстро вышла из комнаты. В кухне свет над плитой не горел, и все четыре стула стояли на своих местах за обеденным столом. По идее это должно было ее успокоить. Но не успокоило. 5 Когда Ральф вошел в кухню, на ходу заправляя рубашку в джинсы одной рукой и держа кроссовки в другой, он увидел, что жена сидит за столом и смотрит в одну точку. На столе ничего не было – ни чашки с кофе, ни стакана с соком, ни миски с хлопьями. Ральф спросил, все ли в порядке. – Нет, – ответила Дженни. – Ночью к нам в дом проник человек.