Он делает глоток кофе. — Это как рассказывать историю с середины. Давай лучше сначала. Расскажи, что случилось с тобой. — Я не помню. Вся прошлая ночь — одна сплошная черная дыра. Я проснулась здесь. С похмельной головой и таким чувством, что мне фонарный столб запихали в… Ну, ты понял. — Она делает второй глоток кофе, и на сей раз ей даже не приходится сдерживать рвотные позывы. — А что было до? Она смотрит на него широко распахнутыми голубыми глазами, открывая и закрывая рот. Потом роняет голову. — Выходит, это Трипп? Он что-то подмешал мне в пиво? Или в джин-тоник? Ты это хочешь сказать? Билли с трудом удерживается от того, чтобы не взять Элис за руку. Он почти сумел добиться ее расположения, но трогать ее нельзя, иначе все насмарку. Она сейчас не готова к прикосновениям мужчин — тем более полуголых мужчин в одних шортах. — Не знаю. Меня там не было. А вот ты была. Поэтому расскажи мне, что случилось, Элис. Расскажи все, что помнишь. И она рассказывает. При этом в ее глазах по-прежнему читается немой вопрос: если ты меня не насиловал, почему я проснулась в твоей постели, а не в больничной койке? 4 История получается не слишком длинная, даже с учетом коротких автобиографических вставок. Билли и сам мог бы ее рассказать, потому что история Элис стара как мир. Где-то на середине Элис вдруг умолкает, распахивает глаза и начинает часто, судорожно втягивать ртом воздух, стискивая рукой горло: «У-уп, у-уп». Воздух входит и выходит со свистом. — Астма? — спрашивает Билли. Ингалятора он среди ее вещей не нашел, но он мог остаться в сумке, которую она, вероятно, потеряла (если у нее вообще была с собой сумка). Элис мотает головой. — Паническая… — у-уп, — атака. — У-уп. Билли уходит в ванную, пускает воду, ждет, пока она потеплеет, и смачивает салфетку. Затем, несильно отжав, относит салфетку обратно в кухню. — Вот. Запрокинь голову и положи мокрую салфетку себе на лицо. Каким-то образом Элис умудряется распахнуть глаза еще шире. — Я же… — у-уп, — задохнусь! — Нет. Наоборот, это поможет раскрыть дыхательные пути. Он сам запрокидывает ей голову — бережно — и накладывает теплую влажную ткань поверх глаз, рта и носа. Ждет. Секунд пятнадцать — и Элис начинает дышать ровнее, затем снимает салфетку. — Помогло! — Влажный воздух помог, — поясняет Билли. В его словах есть доля правды, но небольшая. Помогает не столько влажный воздух, сколько идея. Он своими глазами видел, как в ходе операции «Ярость призрака» Клэй Бриггс — Фармацевт, их санитар — несколько раз успокаивал таким образом новобранцев (да и стареньких, Бигфута Лопеса, например) перед тем, как те в очередной раз отправлялись хлебнуть лиха. Если мокрая тряпка не помогала, у него в запасе имелся еще один фокус. Билли внимательно слушал объяснения Фармацевта: мол, эти фокусы просто отвлекают обезьяну, что буянит у нас в голове. Он всегда умел слушать — слушать и припрятывать полезные сведения на будущее, как белка запасает орешки. — Готова рассказывать дальше? — А можно мне тост? — почти робея, спрашивает она. — И стакан сока? — Сока нет, есть имбирный эль. Хочешь? — Да, спасибо. Он делает тосты, потом наливает в стакан имбирный эль и добавляет кубик льда. Садится напротив. Элис Максуэлл продолжает свою старую как мир историю. Билли слышал и читал ее уже не раз (в частности, недавно она попалась ему в творчестве Эмиля Золя). Окончив школу, Элис год проработала официанткой в родном городе — откладывала деньги на экономический колледж. Она могла бы учиться и в Кингстоне, там есть целых два неплохих колледжа, но ей хотелось повидать мир. И уехать подальше от мамули, думает Билли. До него начинает доходить, почему она до сих пор не потребовала немедленно вызвать полицию. Вопрос в другом: почему Элис захотела «повидать мир» в этом богом забытом городишке? Загадка. Сейчас она — студентка колледжа и бариста на полставки в кофейне на Эмери-плазе (это меньше чем в трех кварталах от писательского офиса Билли в «Башне Джерарда»). Там-то она и познакомилась с Триппом Донованом. Пару недель они просто общались. Он ее смешил. Включал обаяние. Неудивительно, что она согласилась, когда он позвал ее поужинать после работы. Еще через пару дней они сходили в кино, а потом — времени этот Трипп, похоже, не терял — он позвал Элис потанцевать в одно хорошее местечко на шоссе номер 13. Она сказала, что совсем не умеет танцевать. Он, конечно, ответил, что тоже не умеет, да и танцевать необязательно, можно просто взять кувшин пива и послушать музыку. Выступать будет кавер-группа «Foghat», они же тебе нравятся? Элис сказала «да». Она понятия не имела, кто такие «Foghat», но в тот же вечер скачала несколько их песен себе на телефон и послушала. Музыка неплохая, немного блюзовая, но в целом — чистой воды рок-н-ролл. Триппы донованы этого мира могут издалека засечь нужную девушку, думает Билли. Обычно это робкие девицы, которые медленно идут на контакт, потому что боятся сделать первый шаг. Они вполне хороши собой, но ТВ, кино, Интернет и глянцевые журналы начисто отшибли им самооценку, поэтому они, как правило, считают себя некрасивыми или даже уродинами. Они видят свои изъяны — слишком большой рот, слишком близко посаженные глаза, — но не видят достоинств. Модные журналы, что лежат на столиках в салонах красоты, а часто и родные матери уверяют их, что для счастья надо скинуть по меньшей мере двадцать фунтов. Они приходят в отчаяние от каждого лишнего дюйма на талии, груди и бедрах. Когда их приглашают на свидание — это чудо, но тут приходит новая беда: что надеть?! У таких девушек обычно есть подруги, с которыми это можно обсудить, но недавно приехавшая в город Элис подругами обзавестись не успела. Впрочем, когда они с Триппом идут в кино, он будто и не замечает ее простенькой одежды и большого рта. Трипп забавный. Трипп щедро осыпает ее комплиментами. И он настоящий джентльмен. После кино они целуются, но это желанный — долгожданный — поцелуй, и Трипп даже не пытается засунуть язык ей в рот или забраться под лифчик. Трипп тоже здесь учится. Билли спрашивает, сколько ему лет (думая при этом, что вряд ли она знает), но — хвала «Фейсбуку»! — она знает. Триппу Доновану двадцать четыре. — Староват для студента. — Вроде бы диплом он уже получил, сейчас учится в аспирантуре. В аспирантуре, ну-ну, думает Билли. Конечно, перед танцами в «Ведре» Трипп предложил Элис заглянуть к нему на квартиру и чего-нибудь выпить. Конечно, она согласилась. Вышеупомянутая квартира находилась в одной из многоэтажек района Шервуд-Хайтс рядом с федеральной автомагистралью. Элис поехала туда на автобусе, потому что машины у нее нет. Трипп, как истинный джентльмен, встречал подругу на улице. Он поцеловал ее в щеку, они вошли в лифт и поднялись на третий этаж. Квартира была большая. Снимать такую Трипп мог только в складчину. Его соседей звали Хэнк и Джек. Фамилий Элис не знает. Они показались ей хорошими парнями — встретили, поздоровались, потом ушли в одну из комнат смотреть какой-то спорт по телевизору. Или играть на приставке, она точно не знает. — На этом месте память начинает тебя подводить? — Нет. Они ушли к себе и закрыли дверь. — Элис вытирает щеки и лоб влажной салфеткой. Трипп предложил ей пива. Элис сказала, что не очень любит пиво, но из вежливости согласилась на бутылочку. «Хайнекен» зашел не очень хорошо, пила она медленно. Трипп это увидел и предложил джин-тоник. Дверь в комнату Джека открылась, телевизор затих, и Джек спросил: «Я не ослышался — кто-то сказал «джин-тоник»?» В общем, все сделали себе по джин-тонику, и вот тут перед глазами Элис все поплыло. Она решила, это с непривычки. Трипп предложил выпить еще: мол, если с первой опьянел, после второй протрезвеешь. Это известный факт. Кто-то из соседей включил музыку, а потом Элис вроде бы танцевала с Триппом в гостиной — и больше она ничего не помнит. Она кладет себе на лицо салфетку и опять дышит сквозь нее. Бюстгальтер так и валяется под столом, точно мертвый зверек. — Теперь твоя очередь, — говорит она. Билли рассказывает, что видел и делал — начиная с визга тормозов и шин под его окнами и заканчивая тем, как уложил ее в кровать. Элис обдумывает его слова, потом говорит: — У Триппа нет фургона. У него «мустанг». Он заезжал за мной на «мустанге», когда мы ходили в кино. Билли сразу вспоминает Кена Хоффа. У того тоже был «мустанг». И он в нем умер. — Хорошая тачка, — замечает он. — Твоя соседка, наверное, обзавидовалась? — У меня нет соседки. Я снимаю совсем крошечную квартирку. — Только эти слова слетают с ее губ, как глаза испуганно распахиваются: зря ты сказала, что живешь одна! Билли мог бы напомнить ей, что Трипп Донован тоже был в курсе, но лучше не надо. Элис вновь кладет салфетку себе на лицо и тяжело дышит, только на сей раз фокус не срабатывает. — Ну-ка дай, — говорит Билли и мочит салфетку под краном в кухне, краем глаза приглядывая за Элис. Впрочем, вряд ли она выбежит на улицу в одной футболке. Он возвращается за стол. — Попробуй снова. Дыши медленно и глубоко. — Когда ее дыхание восстанавливается, он говорит: — Идем со мной. Хочу тебе кое-что показать. Он выводит ее из квартиры на лестницу, потом в коридор. Показывает засохшие рвотные массы на стене: — Видишь? Тебя вырвало, когда я занес тебя в дом. — А трусы чьи? Твои? — Да. Я вообще-то спать собирался. Трусы с меня сползли, пока я пытался не дать тебе захлебнуться собственной блевотой. Со стороны, наверное, смешно выглядело. Она не улыбается, только повторяет, что у Триппа нет фургона. — Он мог принадлежать одному из соседей. По ее щекам начинают катиться слезы. — О боже. Боже! Нельзя, чтобы моя мать узнала. Она всегда была против моего отъезда. Это Билли и сам уже понял. — Ладно, идем обратно. Приготовлю тебе нормальный завтрак. Яичницу с беконом. — Без бекона, — морщится Элис. Но от яиц не отказывается. 5 Он готовит ей яичницу-болтунью, кладет сбоку два тоста, ставит тарелку на стол и уходит в спальню. Закрывает дверь. Сбежит так сбежит. Фатализму его научила операция «Ярость призрака», когда они улицу за улицей и квартал за кварталом зачищали город от повстанцев. Перед тем как вломиться в дом, Билли всегда проверял, на месте ли пинетка. Чем больше дней проходило без ранений, чем чаще он выходил из очередного зачищенного дома живым, тем выше была вероятность, что в следующем пуля его настигнет. Нельзя бесконечно выбрасывать семерки или нужное количество очков[36] — рано или поздно удача от тебя отвернется. Фатализм стал их лучшим другом. Да похер, говорили они. Будь что будет, погнали! Повоюем! Вот и сейчас то же самое: да похер. Он надевает светлый парик, усы и очки. Садится на кровать и заглядывает в телефон. Узнав нужное, идет в ванную и припудривает живот детской присыпкой — она, как выяснилось, здорово спасает от раздражения. Потом берет бутафорский живот и несет его в кухню. Элис, не донеся вилку до рта, широко распахивает глаза. Билли прижимает пенополистироловую штуковину к своему животу и оборачивается. — Поможешь затянуть пояс? Самому жуть как неудобно! Он ждет. Многое зависит от того, что случится дальше. Она может отказаться. Может даже пырнуть его ножом для масла, который он сам ей дал. Оружие, прямо скажем, не смертоносное — куда более серьезное ранение она могла бы нанести ему ножом для чистки овощей, пока он спал, но все-таки и столовым ножом можно добавить человеку неприятностей, особенно если приложить силу и бить в правильное место. Элис не пытается его ударить. Она затягивает ему пояс, причем гораздо лучше, чем он сделал бы это сам, перекрутив живот назад, а пластмассовую пряжку — вперед. — Когда ты понял, что я в курсе? — тихо спрашивает она.