«Упал-отжался двадцать пять раз, — вспоминает он слова сержанта Апарыша. — И не обращай внимания на мою ногу у себя на заднице, козел». Билли не может сдержать улыбку. Сколько всего вспомнилось, надо же. Если все записывать — и в тысячу страниц не уложишься. После отжиманий он немного успокаивается. Думает, не включить ли новости по телевизору. Или лучше заглянуть на сайт местной газетенки? Пускай газеты уходят в прошлое, Билли заметил, что все горячие новости они по-прежнему освещают первыми. Ни телевизор, ни газета его не прельщают — все-таки он пока не готов возвращаться в настоящее. Может, перекусить? Но и есть не хочется, хотя он уже должен был проголодаться. Решив ограничиться чашкой черного кофе, он выпивает ее, стоя на кухне. Потом возвращается к ноутбуку и продолжает с того места, на котором остановился. 6 На следующее утро подполковник Джемисон отвез нас с Тако на перекресток трассы номер 10 и дороги с севера на юг, которую морпехи прозвали «Дорогой в ад», как в песне «AC/DC»[29]. Он вез нас на своем ненаглядном универсале «игл», с картинкой на корме: черный конь с красными глазами. Мне этот конь никогда не нравился. Я живо представлял, как иракские наводчики его подмечают, может, даже фотографируют. Фосса нигде не было. Он убрался восвояси — не знаю, куда там эти ребята исчезают, когда все нужные процессы запущены. На вершине холма, на пыльной разворотной площадке, стояли два фургона «Иракских электросетей» или как-то так, не помню, что именно было написано на боках. С виду они были очень похожи на американские фургоны коммунальных служб, только меньше и не желтого цвета, а ярко-зеленого. На боках лежал особенно толстый слой краски, но снизу все равно просвечивало улыбающееся лицо Саддама Хусейна — точно упрямый призрак, не желающий отправляться на тот свет. Еще туда подогнали подъемник «Джини» c люлькой. На перекрестке стояли два столба линии электропередачи с большими трансформаторами, понижающими напряжение для подачи в ближайшие кварталы и пригороды Эль-Фаллуджи. Вокруг шныряли ребята в арафатках и пара человек в шапочках куфи, все — в оранжевых рабочих жилетах. Защитных касок я ни на ком не заметил (похоже, Управление по охране труда еще не добралось до провинции Аль-Анбар). С другого берега реки эти люди казались обычной разношерстной бригадой электриков, но с шестидесяти ярдов становилось видно, что это наши ребята. Ко мне подошел Альби Старк из нашего отделения — он помахивал свободными концами своего платка и пел песенку о том, как опасно наступать Супермену на плащ[30]. Потом он увидел подполковника и отдал ему честь. — А ну кыш отсюда, займись чем-нибудь, — рявкнул на него Джемисон. — И ради бога, не пой больше! Он повернулся к нам с Тако, но обратился только к нему — видно, решил, что из нас двоих Тако мозговитей будет. — Ну-ка еще раз, младший капрал Белл. — Джассим обычно выходит на улицу около десяти утра — покурить и поболтать со своими поклонниками, часть которых, вероятно, открыла огонь по наемникам. Он будет в сине-белой арафатке. Билли должен его завалить. Конец истории. Джемисон поворачивается ко мне: — Убьешь его — замолвлю за тебя словечко, представим тебя к награде. Промажешь или попадешь в кого-нибудь из ошивающихся рядом — тебе засадят больнее и глубже, чем мне, я лично об этом позабочусь. Все понял, морпех? — Думаю, да, сэр. Сам-то я в тот момент думал, что из уст сержанта Аппингтона те же слова прозвучали бы куда убедительней и страшней. Но надо отдать подполковнику должное: он старался. Несколько месяцев спустя он подорвался на дорожном фугасе; ему оторвало пол-лица и начисто отшибло зрение. Джемисон подозвал Джо Клечевски. Он тоже был из нашего отделения, которое мы прозвали «Горячей девяткой». Почти все «электрики» были оттуда, им пришлось вызваться добровольцами — ведь так сказал Тако. — Сержант, ты понимаешь, что надо делать, когда Саммерс произведет выстрел? Кляча заулыбался, сверкнув щербинкой между передними зубами. — Быстро снять их с верхотуры и свалить отсюда на хрен, сэр! Хоть Джемисон и нервничал — я это видел, да и остальные, наверное, тоже, — эти слова заставили его улыбнуться. Кляча умел выжать улыбку даже из самой каменной рожи. — Правильно мыслите, сержант. — А если он так и не объявится, сэр? — У нас всегда есть завтра. При условии, что завтра нам не прикажут переходить в атаку. Продолжаем работу, морпехи, и в случае успеха обойдемся без «ура», очень вас прошу. — Он показал пальцем на Евфрат и гиблый город на другом берегу. — Как поется в песне, нас слышно издалека[31]. Альби Старк и Кляча попытались залезть в люльку. Вообще-то она рассчитана на двух человек, но не на таких дылд, как Кляча. Альби чуть не вывалился наружу. Все, кроме Джемисона, засмеялись — еще бы, эти ребята отжигали не хуже Эбботта и Костелло[32]. — Вылезай оттуда, детина, — приказал подполковник Кляче. — Иисус прослезился. — Он показал пальцем на Хоя. Голенища его коричневых армейских ботинок торчали из-под куцых брюк. Это тоже выглядело забавно — он напоминал мальчугана, который нацепил отцовские сапоги и теперь топает в них по дому. — Ты, мелюзга. Иди сюда. Как звать? — Сэр, я рядовой первого класса Питер Кэшмен, и я… — Не козыряй, болван, ты нас демаскируешь! Тебя небось мама в детстве часто на голову роняла? — Никак нет, сэр, вроде не роняла… — Полезай в люльку с этим как-его, а когда вас подымут… — Он осмотрелся по сторонам. — Вот мудачье! Где чертов саван? Может, с точки зрения терминологии это было правильное слово, но во всех остальных смыслах — нет. Я увидел, как Кляча перекрестился. Альби, все еще стоявший в люльке, посмотрел себе под ноги. — Кажется, я на нем стою, сэр. Джемисон отер лоб. — Так, ладно, хорошо хоть кто-то про него вспомнил. Вспомнил про саван я. — Полезай в люльку, Кэшмен. Как можно быстрей подготовь огневую позицию. Время не ждет. Под вой гидравлики люлька начала медленно подниматься в воздух. На максимальной высоте — тридцать пять, сорок футов — она вздрогнула и замерла напротив одного из трансформаторов. Альби и Хой потолкались в люльке и наконец сумели вытащить саван у себя из-под ног. Затем, виртуозно сквернословя (используя в том числе словечки, которых они набрались у иракских мальчишек, приходивших в лагерь выпрашивать сладости и курево), они все-таки натянули брезент на люльку и трансформатор. Получился эдакий цилиндр; сверху он держался на крючках, закрепленных на одной из поперечин столба, а сбоку застегивался на «болты», как 501-е «левайсы». Снаружи на саване были какие-то ярко-желтые арабские закорючки, но я понятия не имел, что они означают — лишь бы не «РАБОТАЕТ СНАЙПЕРСКАЯ ГРУППА». Люлька вновь опускается, а цилиндр остается на месте, наверху. Когда опора в виде люльки исчезает, брезентовый кожух действительно становится похож на саван. Хой разодрал руки в кровь, у Альби ссадины на лице, но никто из них, к счастью, не свалился на землю. Пару раз нам казалось, что кто-нибудь точно полетит. Тако задрал голову и посмотрел наверх. — А что это вообще-то такое, сэр? — Защита от песка, — ответил Джемисон, а потом добавил: — Наверное. — Такая неприметная, — сострил Тако. Теперь он смотрел через реку на теснившиеся там дома, магазины, склады и мечети. То была юго-западная часть города, которую мы все называли Куинс. Больше сотни морпехов уехали оттуда ногами вперед — в мешках для транспортировки тел. Еще несколько сотен после визита в местный Куинс недосчитались частей тела. — Когда я захочу узнать твое мнение — я тебе его озвучу[33], — сказал подполковник, вспомнив старую добрую классику. — А ну-ка хватайте манатки и бегом наверх! И наденьте оранжевые жилеты, чтоб издалека было видно. Остальные просто ошиваются рядом, имитируя бурную деятельность. Не дай бог кто-нибудь увидит эту винтовку! Саммерс, стой спиной к реке, пока не окажешься… — Он умолк; не хотел говорить: Пока не окажешься в саване, — а я не хотел этого слышать. — Пока не окажешься в укрытии. Я сказал: «Есть, сэр», — и мы начали подниматься. Я стоял, взяв «M-40» на грудь и повернувшись спиной к городу, а Тако — широко расставив ноги над сумкой со всякими оптическими приборами. Снайперы овеяны романтическим ореолом, про них снимают фильмы, а Стивен Хантер пишет про них книги, но львиную часть работы проделывают наводчики. Не знаю, как пахнет настоящий саван, но в нашем воняло тухлой рыбой. Я расстегнул три болта по шву, чтобы получилась дыра — амбразура, — но шов оказался не в том месте. Оттуда можно было стрелять только в отбившихся от стада коз. Вдвоем, кряхтя и чертыхаясь, пытаясь не сорвать чертов саван с крючков, мы кое-как развернули его в нужную сторону. Брезент хлопал нас по лицам. Тухлой рыбой воняло все сильнее. На сей раз из люльки чуть не выпал я. Тако схватил меня одной рукой за оранжевый жилет, второй — за ремень винтовки. — Вы что там творите? — крикнул снизу Джемисон. Снизу ему и остальным были видны только наши ноги, неуклюже переминающиеся по полу люльки, — номер «первоклассники учатся танцевать вальс». — По хозяйству шуршим, сэр! — отозвался Тако. — Так, прекращайте шуршать и готовьтесь. Уже почти десять. — Мы же не виноваты, что эти утырки нам шов не в ту сторону повернули, — проворчал Тако. Я осмотрел новый прицел и всю винтовку (винтовок много, но эта — моя), тщательно протер окуляр кусочком замши. В Ираке песок и пыль просачивались всюду. Затем я передал винтовку Тако, чтобы тот обязательно проверил все еще раз. Порядок. Он вернул ствол мне, хорошенько послюнил руку и высунул ее на улицу через амбразуру. — Скорость ветра нулевая, малыш Билли. Надеюсь, этот гондон покажется из норы — сейчас условия идеальные, лучше не будет. Самым крупным предметом в нашей люльке — после моей винтовки — был «M-151», или Лучший Друг Наводчика. Он Билли резко выныривает из сна о прошлом. Идет на кухню, ополаскивает лицо холодной водой. Внезапно он оказался на распутье, хотя с берега дорога выглядела идеально прямой. Быть может, нет никакой разницы, какой путь он выберет. А может, разница все-таки есть. Все из-за треклятого «M-151» — зрительной трубы, с помощью которой наводчик рассчитывает расстояние от дульного среза до цели, причем со сверхъестественной (по крайней мере для Билли) точностью. Это расстояние нужно для расчета поправок для установленной дистанции, которые указываются в угловых минутах. Во всем этом не было необходимости, когда Билли планировал убийство Джоэла Аллена, но в 2004-м (при условии, что Аммар Джассим вообще выйдет на улицу) дистанция была гораздо больше. Надо объяснять это непосвященному читателю — или нет? Если Билли начнет объяснять, выходит, он все-таки ждет (или хотя бы надеется), что кто-то прочитает его писанину. Если нет — получается, не ждет. Ни на что не надеется. Итак?.. Стоя у кухонной мойки, он мысленно переносится в тот день, когда услышал по радио одно интервью. Дело было вскоре после его возвращения из песков. Наверное, шло какое-то ток-шоу по Национальному общественному радио, участники которых всегда кажутся очень умными и объевшимися прозака. На сей раз брали интервью у старичка-писателя, чьи романы гремели на всю страну в ту пору, когда известным литератором мог быть только белый мужчина со склонностью к алкоголизму. Билли хоть убей не помнил, как его звали, но точно не Гор Видал (не язвил) и не Трумен Капоте (не жеманничал и не крякал). Зато Билли хорошо запомнил его ответ на вопрос ведущей о рабочем процессе. «Садясь за работу, я стараюсь не забывать о двух людях — о себе самом и о постороннем человеке». Это воспоминание вновь возвращает Билли к «M-151». Он может описать устройство этого прибора. Может объяснить, для чего он нужен. Может растолковать, почему угловые минуты в данном случае даже важнее дистанции, хотя две эти величины всегда идут рука об руку. Да, он способен все это сделать, но необходимости нет — если он пишет для себя. А если для постороннего?.. Спустись на землю, говорит себе Билли. Ты тут единственный посторонний. Ну и что? Писать можно и для себя, ничего страшного. Никого не интересует его… Как это лучше назвать? — Профпригодность, — бормочет он себе под нос, возвращаясь к ноутбуку и в очередной раз принимаясь за книгу. 7 Самым крупным предметом в нашей люльке — после моей винтовки — был «M-151», или Лучший Друг Наводчика. Тако устанавливал трипод, а я изо всех сил старался ему не мешать. Платформа под ногами немного шаталась, и Тако велел мне не двигаться, если я хочу засадить пулю в голову Джассима, а не в вывеску над дверью. Поэтому я сидел тише воды, ниже травы, пока Тако занимался делом — что-то высчитывал и бормотал себе под нос. Подполковник Джемисон сказал, что дистанция 1200 ярдов. Тако навел свой прибор на мальчишку, набивавшего мяч у входа в «Пронто пронто фото фото», и насчитал 1340 ярдов. Далековато, конечно, но в такой безветренный ясный день, как тот в начале апреля, вероятность поражения цели велика. Я сам поражал и более далекие цели, и мы все слышали байки про снайперов-асов, которые попадали точно в цель с дистанции вдвое больше этой. Конечно, я не мог рассчитывать, что Джассим будет стоять на месте, как картонная мишень. Это меня беспокоило, а вот то, что он живой человек, в груди которого бьется сердце, — не очень. Он иудин козел, заманивший четверых наших бойцов в ловушку. Ни в чем не повинных парней, которые просто доставляли провиант. Он плохой человек и заслуживает смерти. Примерно в четверть десятого Джассим высунулся из магазина. На нем была длинная синяя рубаха вроде дашики и белые мешковатые штаны. На голове вместо бело-синего платка — красная вязаная шапочка. Просто великолепный ориентир, лучше не придумаешь. Я начал целиться, но Джассим только шугнул набивающего мяч мальчишку, шлепнув его по заду, и тут же скрылся за дверью.