— ПИКЕРИНГ! — раздался голос, похожий на голос Лейдекера, но так усиленный рупором, что трудно было сказать наверняка. — ПОЧЕМУ БЫ ТЕБЕ ХОТЬ РАЗ В ЖИЗНИ НЕ СЫГРАТЬ ПО-УМНОМУ И НЕ ВЫЙТИ, ПОКА ТЫ ЕЩЕ МОЖЕШЬ? Приближались новые сирены и среди них — отчетливая трель «скорой помощи». Ральф подвел Элен к остальным женщинам. Лоис отдала ей Натали, потом повернулась в направлении усиленного рупором голоса и сложила ладони воронкой у рта. — Эй! — заорала она. — Эй вы там, вы ме… — Она запнулась и так сильно раскашлялась, что ее едва не вырвало, когда она согнулась пополам, обхватив колени руками, со слезами, ручьем текущими из ее воспаленных от дыма глаз. — Лоис, ты в порядке? — спросил Ральф. Уголком глаза он видел, как Элен покрывает поцелуями личико Единственной-и-Неповторимой-Малышки. — Все нормально, — сказала Лоис, вытирая пальцами щеки. — Проклятый дым, только и всего. — Она снова сложила ладони рупором: — Вы меня слышите? Стрельба утихла до нескольких разрозненных пистолетных щелчков. И все-таки, подумал Ральф, всего лишь одного такого слабого щелчка не в то место будет достаточно, чтобы убить ни в чем не повинную женщину. — Лейдекер! — заорал он, сам сложив ладони рупором и приложив их ко рту. — Джон Лейдекер! Возникла пауза, а потом усиленный мегафоном голос отдал приказ, согревший сердце Ральфа: — ПРЕКРАТИТЬ ОГОНЬ! Еще один щелчок, а потом тишина, нарушаемая лишь треском горящих перекрытий. — КТО СО МНОЙ ГОВОРИТ? НАЗОВИТЕ СЕБЯ! Но Ральф решил, что у него и без того достаточно сложностей. — Женщины здесь, за домом! — прокричал он, теперь сам борясь с подступающим приступом кашля. — Я отправляю их за угол, к фасаду! — НЕТ, НЕ ДЕЛАЙТЕ ЭТОГО! — ответил Лейдекер. — В ПОСЛЕДНЕЙ КОМНАТЕ НА ПЕРВОМ ЭТАЖЕ НАХОДИТСЯ ЧЕЛОВЕК С ВИНТОВКОЙ! ОН УЖЕ ЗАСТРЕЛИЛ НЕСКОЛЬКИХ ЧЕЛОВЕК! Одна женщина при этих словах застонала и закрыла лицо руками. Ральф как можно тщательнее прочистил свое горящее горло — в этот момент ему казалось, он отдал бы весь свой пенсионный фонд за одну бутылочку ледяной кока-колы — и крикнул в ответ: — Не беспокойтесь о Пикеринге! Пикеринг… Но что именно с Пикерингом? Чертовски уместный вопрос, не правда ли? — Мистер Пикеринг без сознания! Поэтому он и перестал стрелять! — закричала Лоис. Ральф не думал, что слова «без сознания» на самом деле подходят сюда, но это могло сойти. — Женщины выходят из-за дома с поднятыми руками! Не стреляйте! Скажите нам, что не будете стрелять! За этим последовала секунда молчания. Потом: — НЕ БУДЕМ, НО Я НАДЕЮСЬ, ЛЕДИ, ВЫ ОТДАЕТЕ СЕБЕ ОТЧЕТ В ТОМ, ЧТО ГОВОРИТЕ. Ральф кивнул матери маленького мальчика: — Идите. Вы вдвоем можете открыть этот парад. — Вы уверены, что они не причинят нам вреда? — Зажившие шрамы на лице молодой женщины (лице, которое казалось Ральфу смутно знакомым) свидетельствовали, что вопросы о том, кто причинит или не причинит вред ей и ее сыну, до сих пор составляли огромную часть ее жизни. — Вы уверены? — Да, — сказала Лоис, все еще кашляя и утирая слезы. — Только поднимите руки. Ты ведь умеешь это делать, правда, большой парень? Малыш вскинул ручонки вверх с энтузиазмом опытного игрока в «полицейских и разбойников», но взгляд его сияющих глаз не отрывался от лица Ральфа. Бледно-алые розы, подумал Ральф. Если бы я мог видеть его ауру, она была бы такого цвета. Он не знал наверняка, подсказывает ему интуиция или память, но знал, что не ошибается. — А как же те люди внутри? — спросила другая женщина. — Что, если они станут стрелять? У них ружья — что, если они станут стрелять? — Никакой стрельбы оттуда больше не будет, — сказал Ральф. — А теперь идите. Мама маленького мальчика еще раз с сомнением взглянула на Ральфа, а потом на своего сынишку: — Готов, Пат? — Да! — ответил Пат и улыбнулся. Его мать кивнула и подняла руку. Другой рукой она обняла сына жестом хрупкой защиты, тронувшим Ральфа прямо за сердце. Так они и пошли вокруг дома. — Не трогайте нас! — закричала она. — Мы подняли руки, и со мной маленький мальчик! Не трогайте нас! Остальные выждали мгновение, а потом женщина, закрывавшая лицо руками, двинулась вперед. К ней присоединилась та, что была с маленькой девочкой (теперь ребенок повис у нее на шее, но она все равно послушно держала руки поднятыми). Остальные двинулись следом с высоко поднятыми руками, большинство из них кашляли. Когда Элен хотела было завершить этот исход, Ральф дотронулся до ее плеча. Она взглянула на него покрасневшими глазами — одновременно спокойными и удивленными. — Второй раз вы оказываетесь там, где нужны нам с Натали, — сказала она. — Вы наш ангел-хранитель, Ральф? — Возможно, — кивнул он. — Может быть, и так. Послушай, Элен… У нас мало времени. Гретхен мертва. Она кивнула и заплакала. — Я знала. Я не хотела, но все равно каким-то образом знала. — Мне очень жаль. — День так хорошо начался, а потом они пришли… Я хочу сказать, мы нервничали, но еще много смеялись и много болтали. Мы собирались весь день готовиться к сегодняшнему выступлению. К празднику и к речи Сюзан Дэй. — О вечере мне и надо тебя расспросить, — произнес Ральф как можно мягче. — Как ты думаешь, они все-таки будут… — Когда они приехали, мы готовили завтрак, — продолжала она, словно не слыша его; Ральф полагал, что так оно и есть. Нат перегнулась через плечо Элен, и хотя все еще кашляла, плакать перестала. Находясь в безопасности в кольце материнских рук, она переводила исполненный живого любопытства взгляд с Ральфа на Лоис и обратно. — Элен… — начала Лоис. — Посмотрите! Видите его? — Элен указала на старый коричневый «кадиллак», припаркованный возле ветхого сарая, где в дни, когда Ральф и Кэролайн иногда приезжали сюда, помещался пресс для сидра; возможно, теперь сарай служил гаражом в Хай-Ридж. «Кадиллак» был в плохом состоянии — треснувшее ветровое стекло, дырявые панели, одна фара перемотана крест-накрест изоляционной лентой. Бампер был утыкан наклейками «Друзей жизни». — Они приехали на этой машине. Объехали дом, словно хотели поставить ее в наш гараж. Думаю, это нас и одурачило. Они так уверенно объехали дом, словно жили здесь. — Она секунду разглядывала машину, а потом перевела свои покрасневшие от дыма невеселые глаза обратно на Ральфа и Лоис. — Кто-то должен был обратить внимание на наклейки на этой проклятой машине. Ральф неожиданно вспомнил Барбару Ричардс там, в «Женском попечении», — Барбару Ричардс, которая мгновенно расслабилась, когда к ней приблизилась Лоис. Ей было не важно, что Лоис роется в своей сумочке и вытаскивает что-то; важно было то, что Лоис — женщина. За рулем «кадиллака» сидела Сандра Маккей; Ральфу не нужно было спрашивать Элен, чтобы узнать это. Они увидели женщину и не обратили внимания на наклейки. Мы — семья. Здесь, со мной, мои сестры. — Когда Дини сказала, что вылезающие из машины люди вооружены и одеты в армейскую форму, мы подумали, она шутит. Правда, кроме Гретхен. Она велела нам как можно быстрее спуститься вниз. Потом она пошла в гостиную. Наверное, хотела вызвать полицию. Я должна была остаться с ней. — Нет, — сказала Лоис и провела пальцами по шелковистым каштановым локонам Натали. — Ты должна была позаботиться о Нат, разве нет? И сейчас должна. — Наверное, — глухо пробормотала Элен. — Наверное, должна. Но, Лоис, она была моей подругой. Моей подругой. — Я знаю, родная. Лицо Элен расползлось, как тряпка, и она стала плакать. Натали взглянула на свою мать с выражением комического изумления, а потом тоже начала реветь. — Элен, — сказал Ральф. — Элен, послушай меня. Я должен тебя кое о чем спросить. Это очень, очень важно. Ты слушаешь? Элен кивнула, но продолжала плакать. Ральф понятия не имел, слышит она его на самом деле или нет. Он глянул на угол дома, прикидывая, скоро ли из-за него появятся полицейские, а потом глубоко вздохнул: — Как ты думаешь, есть шанс, что они не отменят сегодняшний сабантуй? Хоть один шанс? Ты знала Гретхен не хуже остальных. Скажи, что ты думаешь. Элен перестала плакать и уставила на него свои неподвижные, широко распахнутые глаза, словно не могла поверить в то, что сейчас услышала. Потом эти глаза стали наливаться пугающей злобой. — Как вы можете спрашивать? Как вы можете спрашивать о таком? — Ну… потому что… — Он запнулся, не в силах продолжить. Меньше всего он ожидал столкнуться со злобой. — Если они остановят нас сейчас, они победят, — сказала Элен. — Вы что, не понимаете? Гретхен мертва, Меррили мертва, Хай-Ридж сгорел дотла вместе со всем, что принадлежало некоторым из нас, и если они остановят нас сегодня, они победят. Какая-то часть рассудка Ральфа — где-то в глубине — сделала жуткое открытие. Другая часть, которая любила Элен, дернулась, чтобы застопорить его, но дернулась слишком поздно. Ее глаза были похожи на глаза Чарли Пикеринга, когда тот сидел рядом с ним в библиотеке; ни одна разумная мысль на свете не может сделать человеческие глаза такими. — Если они остановят нас сейчас, они победят! — выкрикнула она; Натали на ее руках заплакала сильнее. — Вы что, не понимаете? Не ПОНИМАЕТЕ, мать твою? Мы никогда не допустим этого! Никогда! Никогда! Никогда!.. Она резко вскинула свободную руку и направилась за угол дома. Ральф потянулся за ней и дотронулся кончиками пальцев до ее блузки. Вот и все. — Не стреляйте в меня! — кричала Элен полицейским, находившимся с другой стороны дома. — Не стреляйте в меня, я из тех женщин! Я из тех женщин! Я из тех женщин! Ральф ринулся за ней — не думая, чисто инстинктивно, — но Лоис удержала его сзади за ремень: — Лучше не ходи туда, Ральф. Ты мужчина, и они могут подумать… — Привет, Ральф! Привет, Лоис! Они оба обернулись на этот новый голос. Ральф тут же узнал его. И одновременно удивился и не удивился. Возле бельевых веревок, провисающих под весом горящих простыней и одежды, в вылинявших фланелевых брюках и старых высоких кроссовках, обмотанных изоляционной лентой, стоял Дорранс Марстеллар. Его волосы, такие же шелковистые, как у Натали (только не каштановые, а белые), развевались на октябрьском ветерке, прочесывавшем верхушку холма. Как обычно, в одной руке он держал книжку. — Пошли, эй, — сказал он, махая им рукой и улыбаясь. — Поторопитесь. Времени осталось не много. 4 Он повел их в западном направлении от дома по заросшей сорняками, почти заброшенной тропинке. Сначала они миновали обширный огород, где весь урожай уже был собран, кроме кабачков и тыкв, потом прошли через яблоневый сад, где яблоки только созревали, а потом через густые кусты ежевики, где повсюду торчали колючки, стремившиеся разодрать их одежду. Когда они выбрались из зарослей ежевики в темную рощицу старых сосен и елей, Ральфу пришло в голову, что теперь они уже должны быть на ньюпортской стороне холма. Дорранс шагал быстро для человека его возраста, и с его лица не сходила безмятежная улыбка. Книга, которую он нес, называлась «С любовью. Стихи. 1950–1960» и была написана человеком по имени Роберт Крили. Ральф никогда не слыхал о нем, но полагал, что мистер Крили тоже никогда не слыхал об Элморе Леонарде, Эрнесте Хэйкоксе или Луисе Л'Амуре. Он лишь один раз попытался заговорить со стариной Дором, когда они наконец добрались до скользкого и усеянного предательски острыми сосновыми иглами подножия склона. Прямо перед ним, пенясь, протекал холодный ручей. — Дорранс, что ты здесь делаешь? Кстати, как ты вообще оказался здесь? И куда, черт возьми, мы идем? — О, я почти никогда не отвечаю на вопросы, — широко улыбаясь, ответил старина Дор. Он оглядел ручей, потом поднял палец и указал на воду. Маленькая коричневая форель подпрыгнула в воздух, стряхнула яркие капельки с хвоста и снова плюхнулась в воду. Ральф и Лоис взглянули друг на друга с одинаковым выражением — Я в самом деле видел то, что мне сейчас показалось? — на лицах. — Нет, нет, — продолжал Дор, сходя с берега и становясь на мокрый камень. — Почти никогда. Слишком трудно. Слишком много возможностей. Слишком много уровней… а, Ральф? Мир полон уровней, правда? Как дела, Лоис?