…Что-то тут было неправильно. Что-то. Что? Девчушка со скакалкой на пустыре. Она была неправильной. Ее ноги в джинсах сновали вверх и вниз, как челнок швейной машины. Ее тень прыгала рядом с ней, на растрескавшейся мостовой старой аллеи, заросшей сорняками и подсолнухами. Скакалка крутилась вверх и вниз… по кругу… вверх и вниз, по кругу… Нет, не слишком большая майка, тут он ошибся. Фигурка была в халате. В белом халате вроде тех, что носили актеры в старых мыльных операх про врачей. Три-четыре-пять, гусыня пьет опять, Обезьянка жует табак, С трамвая не слезет никак… Туча закрыла солнце, и тусклый зловещий свет вплыл в день, словно окунув его под воду. Кожа Ральфа замерзла и покрылась мурашками. Прыгающая тень девушки исчезла. Она подняла глаза на Ральфа, и он увидел, что это никакая не девушка и не маленькая девочка. Смотрящее на него существо было мужчиной около четырех футов ростом. Ральф поначалу принял затененное шляпой лицо за детское, потому что оно было совершенно гладким, не отмеченным ни одной складкой. Но несмотря на это, оно внушало Ральфу совершенно четкое чувство — ощущение злобы и враждебности, лежащих за пределами здравого рассудка. Вот оно, мрачно подумал Ральф, уставясь на скачущее существо. Точно. Чем бы ни было это создание там, оно сумасшедшее. Совершенно безумное. Существо могло прочесть мысль Ральфа, поскольку в то же мгновение его губы оттянулись назад в ухмылке, одновременно застенчивой и противной, словно им обоим был известен какой-то неприятный секрет. И он был уверен — да, почти не сомневался, — что оно каким-то образом бормочет сквозь свою ухмылку, ничуть не шевеля губами: [Трамвай ПОЛОМАЛСЯ! Обезьянка ПОПЕРХНУЛАСЬ! И все они вместе погибли, когда лодочка ПЕРЕВЕРНУЛАСЬ!] Ральф почти не сомневался, что перед ним не один из тех маленьких лысых врачей, которых он видел выходящими из дома миссис Лочер. Возможно, существо имело к ним отношение, но не было одним из тех. Оно было… Существо отшвырнуло свою скакалку. Веревка стала сначала желтой, а потом красной и, казалось, заискрилась в воздухе. Маленькая фигура — док № 3 — уставилась на Ральфа с ухмылкой, и вдруг Ральф сообразил кое-что еще, вселившее в него ужас. Он наконец понял, что за шляпа была на этом создании. Это была пропавшая панама Билла Макговерна. 4 Вновь существо словно прочитало его мысли. Оно стащило шляпу со своей головы, обнажив круглый безволосый череп, и помахало панамой Макговерна, словно объездчик на брыкающейся дикой лошади. Размахивая шляпой, оно продолжало ухмыляться своей непередаваемой словами ухмылкой. Неожиданно оно ткнуло рукой в Ральфа, словно отметив его. Потом оно снова напялило шляпу себе на голову и ринулось в узкий, заросший сорняками проем между салоном загара и кондитерской. Солнце выплыло из-за накрывшей его тучи, и сверкание аур снова стало меркнуть и исчезать. Через секунду или две после того, как существо скрылось, перед ним снова простиралась обыкновенная Харрис-авеню — старая унылая Харрис-авеню, такая же, как всегда. Ральф испустил дрожащий вздох, вспомнив безумие маленького ухмылявшегося личика. Вспомнив то, как оно ткнуло (обезьянка ПОПЕРХНУЛАСЬ) в него рукой, словно (И все они вместе погибли, когда лодочка ПЕРЕВЕРНУЛАСЬ!) отметив его. — Скажи, что я заснул, — хрипло прошептал он. — Скажи, что я заснул и мне просто приснился этот маленький пидор. Дверь за его спиной отворилась. — Ну и ну, болтаешь сам с собой, — сказал Макговерн. — Должно быть, у тебя куча денег в банке, Ральфи. — Ага, на похороны вроде должно хватить, — ответил Ральф. Самому ему казалось, он говорит сейчас голосом человека, только что пережившего сильнейший шок и все еще пытающегося справиться с остатками страха; он почти ожидал, что Билл сейчас ринется вперед с выражением тревоги (а может, только подозрительности) на лице и спросит, что случилось. Ничего подобного Макговерн не сделал. Он плюхнулся в кресло-качалку, скрестил руки на своей узкой груди уютной буквой «X» и взглянул на Харрис-авеню — сцену, на которой он, Ральф, Лоис, Дорранс Марстеллар и столько других стариков (ребята в золотых годочках, если воспользоваться макговернизмом) были обречены играть зачастую скучные, а порой и мучительные последние акты своих пьес. Что, если я расскажу ему про его шляпу? — подумал Ральф. Допустим, я просто начну разговор со слов: «Билл, еще мне известно, что случилось с твоей панамой. Она досталась какому-то засранцу, связанному с парнями, которых я видел прошлой ночью. Она была на нем, когда он прыгал через скакалку между кондитерской и салоном загара». Если у Билла и остались последние сомнения в том, что Ральф спятил, эта маленькая сенсация наверняка ликвидирует их. Точно. Ральф придержал язык. — Прости, что так долго, — сказал Макговерн. — Ларри утверждал, что я поймал его как раз, когда он уходил в похоронное бюро, но перед тем, как я сумел задать свои вопросы и дать отбой, он успел изложить мне половину биографии Мэй и почти всю свою. Сорок пять минут болтал без передыху. Ральф был уверен, что Макговерн преувеличивает — наверняка он отсутствовал самое большее минут пять. Тем не менее Ральф глянул на свои часы и поразился, увидев, что уже четверть двенадцатого. Он взглянул на улицу и увидел, что миссис Бенниган исчезла. Равно как и грузовик «Будвайзер». Неужели он заснул? Похоже, что так, но… Он никак не мог отыскать ни единого провала в своем сознательном восприятии. Да ладно тебе, не будь болваном. Ты просто спал, когда видел этого маленького лысого парня. Этот маленький лысый парень тебе просто приснился. Это казалось разумным. Даже тот факт, что на существе была панама Билла, казался объяснимым. Та же панама мелькала в его ночном кошмаре о Кэролайн. Тогда она лежала между передними лапами Розали. Только на сей раз это не было сном. Он был уверен. Ну… Почти уверен. — Ты не спрашиваешь меня, что сказал брат Мэй? — слегка уязвленно спросил Макговерн. — Прости, — сказал Ральф. — Наверное, я замечтался. — Прощаю, сын мой… при условии, что сейчас ты будешь слушать внимательно. Детектив, ведущий это дело, Вандерберк… — Я почти уверен, что его зовут Аттербак. Стив Аттербак. Макговерн беспечно отмахнулся, что было его обычной реакцией, когда его в чем-то поправляли. — Не важно. Так или иначе, он позвонил Ларри и сказал, что вскрытие не показало ничего, кроме естественных причин смерти. Больше всего их беспокоило — в свете твоего звонка, — не вызвали ли у Мэй сердечный приступ намеренно, то есть, попросту говоря, не напугали ли ее до смерти взломщики. Запертые изнутри двери и оставшиеся на месте ценности, конечно, свидетельствуют против такой версии, но твой звонок восприняли достаточно серьезно, чтобы расследовать такую вероятность. Его полуобиженный тон — словно Ральф намеренно залил клей в шестеренки какой-то машины, обычно работающей бесперебойно, — вызвал у Ральфа раздражение. — Конечно, они восприняли его серьезно. Я видел, как двое парней выходили из ее дома, и сообщил об этом властям. Приехав туда, они нашли леди мертвой. Как же они могли отнестись к звонку несерьезно? — Почему ты не назвался, когда звонил? — Не знаю. Какая разница? И как, скажи на милость, они могут быть уверены, что ее не запугали нарочно до сердечного приступа? — Не знаю, могут ли они быть уверены на сто процентов, — ответил Макговерн, тоже слегка раздраженно, — но полагаю, довольно близко к этому, коль скоро они возвращают тело Мэй ее брату для похорон. Наверное, сделали какой-то анализ крови. Мне известно лишь, что этот малый, Вандерберк… — Аттербак… — …сказал Ларри, что Мэй скорее всего умерла во сне. Макговерн скрестил ноги в мятых голубых штанах и устремил на Ральфа прямой, пронизывающий взгляд: — Я сейчас дам тебе один совет, так что послушай меня внимательно. Сходи к врачу. Сейчас. Сегодня. Не откладывай этот поход, не собирай двести долларов наличными, отправляйся к Литчфилду. Дело принимает серьезный оборот. Те парни, которых я видел выходившими из дома миссис Лочер, меня не видели, но этот — видел, подумал Ральф. Он видел меня, и он ткнул в меня рукой. В принципе он на самом деле мог искать меня. А вот это уже мысль параноика. — Ральф? Ты слышал, что я сказал? — Да. Как я понимаю, ты не веришь, что я действительно видел, как кто-то выходил из дома миссис Лочер. — Ты правильно понимаешь. Я видел выражение твоего лица только что, когда сказал тебе, что ушел на сорок пять минут, и еще видел, как ты взглянул на свои часы. Ты не поверил, что прошло столько времени, верно? А не поверил ты потому, что сам не заметил, как задремал. Устроил себе эдакий небольшой, карманный всхрап. Так, по всей вероятности, и случилось с тобой в ту ночь, Ральф. Только ночью тебе приснились те двое ребят, и сон был таким реалистичным, что ты позвонил в 911, когда проснулся. Разве это не похоже на правду? Три-четыре-пять, подумал Ральф, гусыня пьет опять. — Как насчет бинокля? — спросил он. — Он до сих пор лежит на столе, возле моего стула, в комнате. Разве это не доказывает, что я не спал? — Не вижу, каким образом. Может, ты бродил во сне — такое тебе в голову не приходило? Ты говоришь, ты видел этих взломщиков, но ты не можешь по-настоящему описать их. — Те оранжевые фонари с яркими лампами… — Все двери были заперты изнутри… — И тем не менее я… — И эти ауры, про которые ты говорил. Они вызваны бессонницей — я почти уверен в этом. Однако все может обернуться гораздо серьезнее. Ральф поднялся, спустился вниз по ступенькам и встал в начале дорожки, спиной к Макговерну. Виски у него пульсировали, и сердце билось очень сильно. Слишком сильно. Он не просто указал рукой. Я был прав в самом начале, маленький сукин сын отметил меня. И это был не сон. Как и тогда, ночью, когда я видел парней, выходящих из дома миссис Лочер. Я уверен в этом. Конечно, ты уверен, Ральф, ответил другой голосок. Сумасшедшие всегда уверены в безумных вещах, которые они видят и слышат. Именно это и делает их сумасшедшими, а вовсе не сами галлюцинации. Если ты действительно видел то, что видел, тогда что случилось с миссис Бенниган? Что случилось с грузовиком «Будвайзер»? Как ты мог пропустить сорок пять минут, пока Макговерн говорил по телефону с Ларри Перро? — Ты испытываешь очень серьезные симптомы, — произнес у него за спиной Макговерн, и Ральфу показалось, он услышал что-то жуткое в его тоне. Удовлетворение? Неужели это могло быть удовлетворением? — Один из них держал в руках ножницы, — не поворачиваясь, сказал Ральф. — Я видел их. — Ох, перестань, Ральф! Подумай! Включи свои мозги и подумай! В воскресный полдень — меньше чем за двадцать четыре часа до того, как тебе предстоит процедура иглоукалывания, — какой-то маньяк почти что всаживает в тебя нож. Ну что тут удивительного, если ночью твой мозг выдумывает ночной кошмар с каким-то острым предметом? Булавки Хонга и охотничий нож Пикеринга превращаются в ножницы, только и всего. Неужели ты сам не видишь, что эта гипотеза объясняет все самое главное, в то время как то, что утверждаешь ты, не объясняет ничего. — И я бродил в сне, когда доставал бинокль? Ты так думаешь?