1 Освальды стали моими соседями сверху 2 марта 1963 года. Вещи свои из того потрепанного кирпичного дома на Элсбет-стрит они переносили своими силами, по большей части во взятых из винного магазина картонных коробках. Вскоре начали регулярно крутиться катушки моего японского магнитофончика, но преимущественно я слушал их направленно, через наушники. Таким образом, разговоры, которые происходили наверху, звучали нормально, вместо того, чтобы замедленно плыть, хотя, впрочем, я мало что из них мог понять. Через неделю после переезда Освальдов в новое гнездо я посетил один из ломбардов на Гринвил-авеню с намерением купить себе оружие. Первый же револьвер, который мне показал хозяин ломбарда, оказался Кольтом 38-го калибра той же самой модели, что я когда-то купил в Дерри. — Это хорошая вещь для защиты от грабителей и воров, если полезут в дом, — сказал хозяин ломбарда. — Убойная дальность на расстоянии до двадцати ярдов. — Пятнадцати, — уточнил я. — Я слышал, что до пятнадцати ярдов. Хозяин ломбарда свел брови: — Хорошо, пусть будет пятнадцать. Кто-то достаточно глупый, чтобы рискнуть… « …лишить меня моих денег, подойдет намного ближе, именно так следует пудрить мозги». …связаться с вами, окажется намного ближе, ну так что скажете? Моим первым импульсом, только чтобы разрушить то ощущение перезвона, хотя и какого-то нестройного, знакомых обертонов, было сказать ему, что я хочу чего-то другого, возможно, 45-го калибра, но разрушение гармонии могло обернуться глупой затеей. Кто мог об этом что-то знать? А что я знал наверняка, так это то, что купленный в Дерри револьвер 38- го калибра свою работу выполнил. — Сколько? — Вам отдам за двенадцать. Это было на два доллара дороже, чем я заплатил в Дерри, тем не менее, конечно же, это было четыре с половиной года назад. С поправкой на инфляцию двенадцать баксов казались вполне сносной ценой. Я сказал ему, чтобы прибавил сюда же коробку патронов, и мы на этом сошлись. Когда продавец увидел, как я ложу револьвер и патроны в портфель, который я ради этого и принес с собой, он произнес: — Почему бы вам не позволить приобрести себе кобуру, сынок? Произношение у вас, будто вы откуда-то не отсюда, и потому вы, вероятно, не знаете, что в Техасе оружие можно носить вполне легально, никакого разрешения не нужно, если на вас не висит какое-то тяжкое преступление. За вами зарегистрировано какое-нибудь тяжкое преступление? — Нет, но я не ожидаю, чтобы на меня кто-то напал посреди белого дня. Продавец сквасил губы в невеселой улыбке: — На Гринвил-авеню никогда невозможно угадать, что может случиться в следующий миг. Вот, один отстрелил себе голову в полуторах кварталах отсюда несколько лет тому назад. — В самом деле? — Да-сэр, прямо перед баром «Роза пустыни». Из-за какой-то женщины, известное дело. Впрочем, это как всегда, не так ли? — Наверняка, — согласился я. — Хотя иногда бывает и из-за политики. — Не, не, под низом одежды всегда прячется женщина, сынок. Я нашел свободное для парковки место в четырех кварталах западнее ломбарда, и, чтобы вернуться к своему новому (по крайней мере, для меня новому) автомобилю, должен был пройти мимо «Финансового обеспечения», где когда-то, осенью 1960 года, поставил на «Пиратов». Тот делец, который выплатил мне тогда двенадцать выигранных сотен, стоял перед заведением, вышел перекурить. На лбу у него был та самая зеленая кепка. Он мазнул по мне глазами, но без интереса или узнавания. 2 Это было после полудня в пятницу, и я уехал с Гринвил-авеню прямо в Килин, где в «Кендлвудских Бунгало» меня ждала Сэйди. По привычке той зимы, мы провели там ночь. На следующий день она на своей машине поехала назад в Джоди, а я присоединился там к ней уже на воскресной службе в церкви. После благословения, во время той части, когда все пожимали один другому руки, говоря «Пусть мир будет с вами», мысли у меня перекинулись — весьма неуместно — к револьверу, который лежал сейчас в багажнике моей машины. Во время обеда Сэйди спросила: — Долго еще? До того, как ты сделаешь то, что тебе нужно? — Если все будет идти так, как я ожидаю, остается не больше месяца. — А если не будет идти? Расчесывая пальцами обеих рук себе волосы, я отошел к окну. — Тогда я не знаю. Что-то еще хочешь спросить? — Да, — сказала она спокойно. — У нас вишневый коблер на десерт. Тебе со сливками? — И побольше, — произнес я. — Я люблю тебя, сердце мое. — Вот и правильно, — кивнула она, привставая подать десерт. — Так как я была немного неуверенна. Я стоял и смотрел в окно. По улице неспешно проехала машина — старенькая, но хорошая, как любят говорить диск-жокеи КЛИФа — и я вновь ощутил вибрацию обертонов. Но теперь я всегда ощущал эти колокольчики и иногда их перезвон не значил ничего. В голову пришел один из лозунгов, принесенных Кристи с АА «ХАНА», что расшифровывалось как «Хреновый Анализ Нивелирует Аутентичность». Впрочем, на этот раз включился ряд ассоциаций. Автомобиль бело-красный «Плимут-Фьюри», как тот, который я его когда-то видел на стоянке фабрики Ворумбо, неподалеку от кроличьей норы, которая ведет в 1958 год. Я вспомнил, как дотронулся до его багажника, чтобы убедиться, что он реальный. Этот имел не мэнский, а арканзасский номер, тем не менее… почувствовал перезвон. Вибрацию обертонов. Время от времени мне казалось, что, если узнать, что этот перезвон означает, я пойму все. Херня, кажется, но тем не менее. «Желтая Карточка все знал и понимал, — подумалось мне, — и именно это его убило». Моя самая новая вибрация показала сигнал поворота по левую сторону, завернула возле знака «СТОП» и исчезла в направлении Главной улицы. — Эй, десерт ждет, — сказала Сэйди позади меня, и я вздрогнул. В лексиконе АА «ХАНА» означает также и кое-что другое: «Хворь Аутопсихоза Нахер Атас». 3 Вернувшись в тот же вечер на Нили-стрит, я одел наушники и прослушал последнюю запись. Ожидал все тот же русский язык, тем не менее на этот раз услышал также и английский язык. И плеск воды. Марина:(Говорит по-русски.) Ли:«Не могу я, маманя, я в ванне с Джуни!» (Вновь плеск и смех — Ли с дочуркой хохочут вместе.) Ли:«Маманя, мы набрызгали воды на пол! Джуни плещется! Невоспитанная девочка!» Марина:«Вытрешь сам! Я занята! Занята я!» (Но самая также смеется.) Ли:«Я не могу, надо ребенка…» (Дальше по-русски.) Марина:(Говорит по-русски, упрекая и хохоча одновременно.) (Еще плеск. Марина напевает какую-то популярную песенку из эфирного репертуара радио КЛИФ. Звучит нежно.) Ли:«Маманя, принеси нам наши игрушки!» Марина:«Да-да, вы без них там просто не можете». (Плеск громче. Наверное, теперь полностью открыта дверь ванной.) Марина:(Говорит по-русски.) Ли (Деланным голосом маленького мальчика): «Маманя, ты забыла наш резиновый мячик». (Плеск — ребенок визжит от восторга.) Марина:«Вот, все игрушки для приинца и прииинцессы». (Смеются все трое — от их радости меня обсыпает холодом). Ли: «Маманя, принеси нам (русское слово). Нам вода попала в ушко». Марина(смеясь): «О, Боже мой, а что еще вам принести?» Я долго лежал без сна в ту ночь, думая о них троих. Сегодня они были такие радостные, а почему бы и нет? Эта квартирка на Нили-стрит так себе, тем не менее, все равно это шаг на ступень вверх. Может, они даже спят сейчас все вместе в одной кровати, и Джун, в конце концов, счастлива, а не испуганная насмерть. И кто-то четвертый есть также там, с ними в кровати. Тот, который растет в Маринином животе. 4 Все пришло в движение быстрее, как это уже было когда-то в Дерри, только теперь стрела времени летела не в направлении Хэллоуина, а целила в 10 апреля. Заметки Эла, на которые я до сих пор полагался, теперь помогали все меньше. Подводя к покушению на генерала Уокера, они сосредотачивались почти исключительно на действиях и передвижениях Ли, а в ту зиму многое другое происходило с этой семьей, и в частности в жизни Марины. Во-первых, у нее, в конце концов, появился друг — не сладенький типчик-любовничек, которым себя считал Джордж Бухе, а друг-женщина. Эта леди, которую звали Рут Пейн, принадлежала к конфессии квакеров. «Русскоязычная, — записал Эл лаконично, не совсем похоже на его предыдущие раскидистые записи, — познакомились на какой-то вечеринке??.02.63. Марина жила у Рут Пейн, отдельно от Ли, во время убийства Кеннеди. — А дальше, словно неожиданно об этом вспомнив. — Ли прятал „М-К“ в гараже у Пейн. Завернутую в одеяло».