В первый мгновение я не смог сложить этот ее зиг с соответствующим ему загом. Вот только серьезный взгляд ее глаз доказывал, что она совсем не передвигается зигзагами. Она вокруг чего-то кружит. Вдобавок, вероятно, вокруг чего-то не очень приятного. — Скажите: «Мои поздравления, мисс Мими». — Мои поздравления, мисс Мими. — Дик впервые сделал предложение почти год назад. Я его отложила, сказав, что для этого слишком рано после смерти его жены, что это вызовет сплетни. Со временем этот аргумент стал менее эффективным. Я сомневаюсь, чтобы по этому поводу вообще появились какие-нибудь сплетни, учитывая наш возраст. Люди в маленьких городах понимают, что такие, как мы с Диком, персоны, которые достигли, так сказать, соответствующего пика зрелости, не могут себе позволить очень уж придерживаться общепринятого этикета. Правда в том, что мне вполне нравилось то состояние, в котором мы находились до настоящего времени. Старый партнер любит меня намного сильнее, чем я люблю его, хотя он очень мне нравится и — рискуя вас обескуражить — даже леди, которая достигла соответствующего пика зрелости, совсем не против хорошего совокупления в субботний вечер. Я вас обескуражила? — Нет, — ответил я. — Фактически вы меня очаровываете. Сухая улыбка. — Прекрасно. Так как, когда я опускаю ногу с кровати утром, дотрагиваясь ступней до пола, первая моя мысль всегда: «Смогу ли я сегодня чем-то очаровать Джорджа Эмберсона? И если так, с какой стороны мне за это взяться?» — Не превосходите вашего очарования, мисс Мими. — Сильно сказано. — Хлебнула холодное кофе. — У меня были две цели, приходя сюда. Первой достигла. Теперь перейду ко второй, чтобы вы уже могли вновь вернуться к своим делам. Мы с Диком собираемся вступить в брак двадцать первого июля, это пятница. Небольшой ритуал состоится у него дома — только мы, проповедник и несколько членов семьи. Его родители — они довольно бодрые как для динозавров — приедут из Алабамы, а моя сестра из Сан-Диего. Вечеринка с друзьями состоится на следующий день на лужайке у меня дома. С двух после полудня до пьяного часа. Мы приглашаем чуть ли не весь город. Для маленьких ребятишек будут пиньяты и лимонад, барбекю и бочковое пиво для больших ребятишек и даже живой бэнд из Сан-Антона. В отличие от большинства бэндов из Сан-Антона, я верю, что они способны не только «Ла Палому» сыграть, а и «Луи-Луи»[373]. Если вы не одарите нас своим присутствием… — Вы будете чувствовать себя обездоленной. — Именно так, буду чувствовать. Вы не забудете даты? — Ни в коем случае. — Хорошо. Мы с Диком отбудем в Мексику в воскресенье, к тому времени его похмелье должно уже развеяться. Мы как-то староваты для медового месяца, но на юг от границы есть кое-какие ресурсы, недоступные в нашем «шестизарядном штате». Кое-какие экспериментальные лечебные средства. Я сомневаюсь в их действенности, но Дик преисполнен надежды. И, черт побери, попробовать следует. Жизнь… — Она печально вздохнула. — Жизнь очень сладкая, чтобы отдавать ее без боя, как вы думаете? — Да, — произнес я. — Да. И кое-кто держится за нее. — Она присмотрелась ко мне. — Вы собираетесь заплакать, Джордж? — Нет. — Хорошо. Так как это могло бы меня взволновать. Я даже самая могла бы расплакаться, а у меня это некрасиво получается. Никто никогда не написал бы поэмы о моих слезах. Я не плачу, я крякаю. — Насколько все плохо? Можно мне спросить? — Довольно плохо. — Она произнесла это словно между прочим. — Мне осталось месяцев восемь. Возможно, год. То есть, это допуская, что травяные препараты, или персиковые косточки, или что там есть в Мексике, не подействуют магическим образом. — Мне очень жаль это слышать. — Благодарю, Джордж. Высказано точно. Сверх этого была бы сентиментальщина. Я улыбнулся. — У меня еще есть дополнительная причина видеть вас на вечеринке, хотя это не отметает того факта, что для приглашения хватило бы одной лишь вашей волшебной компании и блестящего остроумия. Фил Бейтмен не единственный, кто уходит в отставку. — Мими, не делайте этого. Возьмите академический отпуск, если надо, но… Она решительно покачала головой. — Больная или здоровая, но сорока лет достаточно. Время прийти более молодым рукам, более молодым глазам, более молодому уму. По моей рекомендации Дик нанял весьма квалифицированную молодую леди из Джорджии. Ее зовут Сэйди Клейтон. Она будет на вечеринке, она тут абсолютно никого не знает, и, я надеюсь, вы отнесетесь особенно внимательно к ней. — Миссис Клейтон? — Наверно я бы так не говорила, — взглянула лукаво Мими. — Я слышала, что в ближайшее время она собирается восстановить свою девичью фамилию. Продолжаются некоторые юридические формальности. — Мими, вы сейчас сватаньем занимаетесь? — Вовсе нет — возразила она…и тут же сдавлено прыснула. — Разве что немножечко. Просто вы единственный преподаватель на факультете английской литературы, кто ничем не связан, и именно вам естественно выступить в роли ее ментора. Мне это показалось удивительным отскоком в алогичность, тем более для ее упорядоченного ума, тем не менее, я провел Мими до двери, ни слова не сказав по этому поводу. Сказал я другое: — Если все так серьезно, как вы говорите, вам следовало бы начать лечение сейчас же. И не у какого-то знахаря где-то в Хуаресе[374]. Вам следовало бы обратиться в Кливлендскую клинику. — Я не знал, существует ли уже Кливлендская клиника, но на тот момент за возможный анахронизм не переживал[375]. — Не думаю. Имея выбор между возможностью умирать где-то в больничной палате, утыканной трубками и проводами и угасанием возле моря на мексиканской гасиенде…это, как вы любите говорить, элементарно, Ватсон. Есть также еще один мотив. — Она смело посмотрела мне просто в глаза. — Боль пока что выносима, но мне говорили, что дальше он будет ухудшаться. В Мексике намного менее склонны становиться в моральные позы относительно больших доз морфина. Или нембутала, если дойдет до этого. Поверьте, я знаю, что делаю. Помянуя, что было с Элом Темплтоном, я подумал, что она в чем — то права. Я обхватил ее руками, на этот раз обнимая весьма деликатно, и поцеловал в шершавую щеку. Она вытерпела это с улыбкой, а потом выскользнула. Глаза ее ощупывали мое лицо. — Хотелось бы услышать вашу историю, друг мой. Я пожал плечами: — Я весь открытая книга, мисс Мими. Она рассмеялась: — Что за нонсенс. Вы уверяете, будто сам из Висконсина, но заявились в Джоди с новоанглийским произношением на устах и флоридскими номерами на авто. Вы говорите, что наезжаете в Даллас ради полевых исследований, и в вашей рукописи якобы речь идет о Далласе, тем не менее, герои там говорят, как жители Новой Англии. Фактически там есть пара мест, где персонажи, вместо «да», говорят «даа». Может, вам следует это исправить… А я думал, что так хитро все переписал. — На самом деле, Мими, янки говорят «ддаа». — Записано. — Она продолжала изучать мое лицо. Тяжело было мне не прятать взгляд, но я выдержал. — Иногда я ловлю себя на мысли, а не пришелец ли вы из космоса, как Майкл Ренни в фильме «День, когда Земля остановилась» [376]. Анализируете здесь аборигенов и отчитываетесь на Альфу-Центавра, есть ли надежда для нас как вид, или, может, следует нас сжечь гамма-лучами, пока мы не успели распространить наши микробы по всей галактике. — Весьма прикольно, — произнес я, улыбнувшись. — Хорошо. Мне невыносима мысль, что обо всей нашей планете могли бы судить лишь по Техасу. — Если за образец взять Джоди, я уверен, Земля выдержит экзамен. — Вам тут нравится, правда? — Да. — Джордж Эмберсон ваше настоящее имя? — Нет. Я изменил его по причинам, важным для меня и ни для кого больше. Хотелось бы, чтобы это осталось между нами. По очевидным причинам. Она кивнула: — Не сомневайтесь. Мы еще увидимся с вами, Джордж, в библиотеке, в харчевне… и на вечеринке, конечно. Вы будете дружелюбны с Сэйди Клейтон, не так ли? — Ласковым, как месяц май, — произнес я, и то с техасским вывертом «маа’й». На что она рассмеялась. Она ушла, а я долго еще сидел в гостиной, не читал, не включал телевизор. И работа с рукописью находилась как можно дальше от круга моих мыслей. Я думал о работе, на которую только что согласился: год преподавания литературы штатным учителем в Денхолмской консолидированной средней школе, родительском доме «Львов». Я принял решение и не жалел. С лучшими из них я успел порычать уже в роли подменного учителя. Нет, мне было кое-кого жаль, но не себя. Думая о Мими, о том, что произошло с ней, я чувствовал очень сильное сожаление. 6 Что касается любви с первого взгляда, тут я целиком солидарен с «Битлз»: верю, что она «случается во все времена»[377]. Но не совсем так вышло у нас с Сэйди, хотя я и обнял ее уже во время первого знакомства, и вдобавок приняв себе в правую ладонь ее левую грудь. И я солидарен также с Мики и Сильвией, которые объявили, что «любовь — это чудо»[378]. В середине июля в юго-восточном Техасе может быть невыносимо жарко, но суббота после их бракосочетания оказалась идеальным днем, с температурой под восемьдесят[379] и кучками рыхлых, белых тучек, которые блуждали по небу цвета выцветшего комбинезона. Длинные полосы света и теней тянулись через задний двор Мими, который представлял собой чуть-чуть наклоненную лужайку, которая заканчивалась мутным ручейком, который Мими называла Безымянным ручьем. Виднелись свисающие с деревьев золотистые и серебристые ленты — цвета Денхолмской школы — и пиньята действительно была, обольстительно подвешенная на ветку сахарной сосны[380]. Ни один ребенок не прошел под ней без того, чтобы кинуть вверх нетерпеливый взгляд. — После обеда дети получат палки и собьют ее, — произнес кто-то прямо у меня за спиной. — Конфет и игрушек хватит для всех niсos [381]. Обернувшись, я увидел Майка Косло, элегантного (как легкая галлюцинация), в тесных черных джинсах и белой рубашке с открытым горлом. За спиной у него висело на шнурке сомбреро, и был он подпоясан разноцветным шалевым поясом. Я увидел также других футболистов, включая Джима Ла-Дью, наряженных таким же, немного смешным, образом, которые кружили с блюдами в руках. Майк с кривоватой улыбкой поднял ко мне свое блюдо: «Канапе, сеньор Эмберсон?» Я взял себе ребенка креветки на шпажке и погрузил его в соус. — Красивый прикид. Почти как у Спиди Гонсалеса[382]. — Только не начинайте. Если желаете увидеть настоящий прикид, взгляните на Винса Нолза. — Он показал за сетку, где группа учителей топорно, тем не менее, с упоением играла в волейбол. За ними я увидел Винса во фраке и цилиндре. В окружении ребятишек, которые восторженно смотрели, как он выдергивает ленты из чистого воздуха. Замечательное зрелище, если ты достаточно юный, чтобы не заметить кончик одной из лент, который торчит у него из рукава. Блестели на солнце его навакшенные усы. — Вообще-то, мне больше нравится прикид Сиско Кида[383], — сказал Майк. — Не сомневаюсь, что вы прекрасно выполняете работу официантов, но кто, ради Бога, подговорил вас так нарядиться? А тренер знает? — Должен, он здесь. — О? Я его еще не видел. — Он там, возле барбекю, наливается вместе с другими алкашами. А что касается этой одежды… Мисс Мими умеет быть очень убедительной. Мне вспомнился подписанный мной контракт, и я вздохнул: — Знаю. Майк понизил голос: — Мы все знаем, что она больна. Кроме того…я отношусь к этому, как к актерской игре. — Он встал в позу тореро, нелегкую, если помнить, что в руках у тебя блюдо с канапе. — Arriba! [384]