— Сколько это уже здесь висит? Эл посмотрел на снимок и призадумался. — Сроду никогда не видел этого фото. Видит Бог, я поддерживал Мишью в обеих последних кампаниях — черт побери, я всегда поддерживал любого демократа, которого еще не застукали за трахом с его помощницами, — и видел его на митинге в две тысячи восьмом, но это было в Касл-Роке. А в этой харчевне его ноги никогда не было. — Очевидно, он все-таки здесь был. Это же твоя барная стойка, разве нет? Эл взялся за фото пальцами, похожими скорее на когти — такие они у него уже стали костлявые, — и поднял ее ближе к лицу. — Хм-м, — хмыкнул он. — Конечно, моя. — Вот мы и получили эффект бабочки. И эта рамка тому доказательство. Он смотрел на снимок, не отводя глаз, слегка улыбаясь. С удивлением, я думаю. А может, с трепетом. А потом вновь отдал его мне, идя за барную стойку наливать кофе. — Эл? Ты же еще помнишь Гарри, правда? Гарри Даннинга? — Конечно же. Разве не ради него ты поехал в Дерри, где тебе едва голову не отбили? — Ради него и остальной его семьи, не так ли. — Ну, так ты их спас? — Всех, кроме одного. Их отец достал Туггу раньше, чем мы успели его остановить. — Кто это, мы? — Я все тебе расскажу, но сначала мне надо домой, в кровать. — Дружище, у нас нет так много времени. — Это мне известно, — ответил я, подумав при этом: «Эл, мне для этого достаточно только на тебя взглянуть». — Но я умираю, так спать хочу. Для меня сейчас полвторого утра, и у меня была… — рот мой широко раскрылся в зевке, — еще та ночка. — Хорошо. — Он принес кофе, полную чашку черного мне и себе полчашки, щедро сдобренного сливками. — Расскажи мне, что успеешь, пока будешь пить. — Сначала ты мне объясни, как ты можешь помнить Гарри, если он теперь не был уборщиком в ЛСШ и никогда в жизни не заказывал у тебя бифштексов? Во-вторых, объясни мне, почему ты не помнишь визита в твою харчевню Майка Мишью, когда этот его портрет доказывает, что он здесь был? — На самом деле, ты еще не знаешь, не живет ли и сейчас в нашем городе Гарри Даннинг, — начал Эл. — Фактически, ты не знаешь наверняка, не работает ли он и теперь уборщиком в Лисбонской школе. — Если так, это было бы результатом, к черту, невероятного стечения обстоятельств. Эл, я круто изменил прошлое… при помощи парня по имени Билл Теркотт. Гарри не должен переезжать жить в Хэйвен к своим тетке с дядей, так как его мать не погибла. Живыми остались также его брат Трой и сестра Эллен. И Даннинг с тем молотком даже не приблизился к Гарри. Если Гарри после таких изменений все равно живет теперь в Фолсе, я безраздельно приду в изумление. — Это просто проверить, — сказал Эл. — Есть компьютер, лэптоп, в офисе. Идем. — Он пошел впереди, кашляя, держась за мебель. Чашку с кофе я понес с собой; он свою оставил. Офис — слишком громкое название для каморки размером со шкаф рядом с кухней. Там едва хватало места для нас обоих. По стенам висели правила, разрешения и директивы санитарных администраций, как штата, так и федеральных. Если бы все те люди, которые распространяли сплетни и вранье о знаменитом котбургере Эла, увидели все эти официальные бумаги — включая «Сертификат чистоты первого разряда», выданный после последней инспекции, проведенной Ресторанной комиссией штата Мэн, — им пришлось бы пересмотреть свою предубежденность. Его «Макбук» стоял на столике, похожем на парту, за которой я сидел в третьем классе. На стул того же детского размера Эл опустился, застонав от боли и вместе с тем от облегчения. — Школа имеет собственный веб-сайт, не так ли? — Обычно да. Ожидая, пока загрузится комп, я задумался, сколько же это электронных писем накопилось за пятьдесят два дня моего отсутствия. Потом припомнил, что фактически меня здесь не было всего лишь две минуты. Вот придурок. — Кажется, я немного будто придавленный, Эл. — Знакомое ощущение. Не бери в голову, дружище, просто… подожди-ка, вот оно. Ну-ка, посмотрим. Факультеты… летнее расписание… состав преподавателей… администрация… техническое обеспечение… — Щелкни здесь, — сказал я. Он погладил сенсорную панель, пробурчал что-то, кивнул, кликнул на чем-то и втупился в компьютерный экран, словно какой-то свами[245] в магический кристалл. — Ну? Не заставляй меня ждать. Он повернул лэптоп так, чтобы я мог видеть. ТЕХНИЧЕСКИЕ РАБОТНИКИ ЛСШ — было написано там — САМЫЕ ЛУЧШИЕ В МЭНЕ! И фотография двух мужчин и женщины, они стояли посреди спортивного зала. Все трое улыбались. Все в свитерах «Лисбонских борзых». Среди них не было Гарри Даннинга. 4 — Ты помнишь его уборщиком и своим учеником, так как ты ходил через нашу кроличью нору, — произнес Эл. Мы с ним вновь сидели в зале, за одним со столиков. — Я его тоже помню, так как также ходил через кроличью нору или просто потому, что нахожусь возле нее. — Он подумал. — Вероятно, так. Своего рода радиация. Тот пьяница, мистер Желтая Карточка, также около нее, только по другую сторону, и он ее тоже ощущает. Ты видел его, сам знаешь. — Он теперь Оранжевая Карточка. — Что это ты такое говоришь? Я вновь зевнул. — Если я постараюсь тебе сейчас все рассказать, выйдет полная бессмыслица. Давай, я подвезу тебя домой, а потом поеду к себе. Мне еще бы чего-нибудь поесть, так как я голодный, как медведь… — Я сделаю тебе омлет, — предложил он. Начал было привставать, но осел назад на стул, зайдясь в кашле. Каждый вдох сопровождался порывистым рычанием, от которого сотрясалось все его тело. Что-то дребезжало у него в горле, словно игральная карта в спицах велосипедного колеса. Я положил ладонь ему на руку. — Все, что тебе сейчас надо, это поехать домой, принять свое лекарство и отдохнуть. Заснуть, если сможешь. Я-то смогу, я знаю. На восемь часов. Заведу будильник. Он перестал кашлять, но все еще слышалось дребезжание той карты в его горле. — Выспаться. Хорошее дело. Я помню, как это. Завидую тебе, друг. — Я приеду к тебе сегодня вечером в семь. Нет, давай в восемь. Так у меня будет возможность кое-что проверить в интернете. — И если все будет джейк? — он слабенько улыбнулся своей шутке…которую я, конечно, слышал уже не менее чем тысячу раз[246]. — Тогда я вновь возвращусь туда завтра утром, готовым делать дело. — Нет, — возразил он. — Ты пойдешь, чтобы отменить это дело. — Он сжал мою ладонь. Пальцы у него были тоненькие, но сила все еще чувствовалась в его пожатии. — Ради этого все и затеяно. Найти Освальда, отменить совершенную им херню и стереть эту самодовольную усмешку с его лица. 5 Как только включился двигатель моей машины, первое, что я сделал — это, нащупывая левой ногой педаль сцепления, потянулся к обрезанному фордовскому рычагу трансмиссии на рулевой колонке. Пальцы мои сомкнулись на пустоте, а ступня уперлась лишь в половой коврик, и я рассмеялся. Просто не под силу было удержаться. — Что? — спросил Эл с пассажирского сидения. Я уже скучал по своему «Санлайнеру», а как же, но с этим все будет хорошо; скоро я куплю его вновь. Хотя, по-сравнению с предыдущим разом, мои финансы будут более ограниченные, по крайней мере, в начале (мой депозит в «Трасте родного города» пропадет, сотрется в следующий раз), я могу чуточку выгоднее поторговаться с Биллом Тайтесом. Я думал, что смогу это сделать. Я стал другим. — Джейк? Что-то забавное? — Да нет, ничего. Я искал глазами изменения вдоль Мэйн-стрит, тем не менее, все здания были на своих обычных местах и в полном порядке, включая «Кеннебекскую фруктовую компанию», которая имела вид — тоже обычный — словно в паре неуплаченных долгов до финансового коллапса. Так же стояла в городском парке статуя вождя Ворумбо, и баннер в окне мебельного салона Кабелла так же уверял: МЫ НЕ ПРОДАЕМ НИЧЕГО УЦЕНЕННОГО. — Эл, ты же помнишь ту цепь, под которой надо прошмыгнуть, чтобы возвратиться к кроличьей норе, не так ли? — Конечно. — И ту табличку на нем? — Где написано о канализационной трубе? — он сидел, словно солдат, который ожидает, что дорога впереди может быть заминированной, кривясь каждый раз, когда попадалась колдобина. — Когда ты вернулся из Далласа — когда ты понял, что слишком болен, чтобы с этим справиться, — табличка там так же висела? — Да, — ответил он после минутного раздумья. — Висела, как и до того. Забавно, не правда ли? Кому же это нужно целых четыре года, чтобы отремонтировать какую-то там канализационную трубу? — Никому. Особенно на фабричном дворе, где и днем и ночью заезжают и выезжают грузовики. Тогда почему это не привлекает ничьего внимания? Он помотал головой: — Без понятия. — Она может там висеть именно для того, чтобы никто случайно не натолкнулся на кроличью нору. Но если так, кто же тогда ее повесил? — Не знаю. Я даже не знаю, есть ли в твоих словах какое-то разумное объяснение. Я повернул на его улицу, надеясь, что благополучно заведу его в дом, а потом еще преодолею около восьми миль до Сабаттуса, не заснув за рулем. Тем не менее, еще одна мысль роилась у меня в голове, и я должен был ее высказать. Пусть даже для того, чтобы Эл не завышал уровень своих ожиданий. — Прошлое упирается, Эл. Оно не желает изменяться.